"Пока садятся вертолеты?".

Со временем сотрутся, конечно, впечатления, притупятся воспоминания, уйдет острота восприятия тех событий. Наверное, это будет. Но когда-то потом. А сейчас в ушах Николая Гавриловича - шум садящегося или зависшего вертолета, который пока вызывает лишь одну ассоциацию: вертолет - с поля боя. Если завис на несколько секунд и не глушит мотор, значит, на борту легкораненые, сразу выпрыгнули сами, и слава Богу.

Если машина садится и долго не взлетает, предстоит тяжелая работа, надо срочно поднимать весь медперсонал, включая тех, у кого только что закончилось суточное дежурство, готовить несколько операционных, потребуется много крови. Но здесь, в 66-м медицинском отряде специального назначения, это не называли авралом, вертолеты садились часто, по двадцать раненых в день приходилось оперировать медикам. В среднем. И в этом страшном конвейере почти не было перерывов. Снова и снова звук винтокрылой машины поднимал над вагончиками полевого госпиталя в Ханкале пыль и волну горестной ярости в душах врачей: опять, гад, работу тащит, опять на его борту чьи-то искалеченные тела, очередная порция горя и боли, опять зайдется в отчаянном крике чья-то мать в Самаре, Тольятти, Москве... Привозили парней без рук, без ног, без животов, обожженных. У тех, кто подрывался на фугасе, порой оставались остатки кожи там, где были ботинки и поясной ремень... 90 с лишним процентов тела - сплошной ожог.

Мучительная смерть... А какая жизнь ждет солдата без рук и ног?..

Говорят, врачи привыкают к виду страданий и смерти.

- К этому не привыкнешь, - вздыхает Николай Гаврилович Головня, начальник кафедры военно-полевой хирургии Самарского военно-медицинского института, который с группой военных хирургов работал три месяца в госпитале на чеченской войне. - Нас уверяют, что война закончилась, и лишь разрозненные отщепенцы-бандиты время от времени, убегая и прячась, совершают теракты и подстраивают засады. Но я знаю, сколько было раненых и убитых в разгар войны, во время штурма Грозного. Сегодня их не стало меньше.

Пропаганде мы давно уже перестали верить, хотя в очередной раз очередное правительство с жаром убеждает нас, что жить стало лучше ну и, сами знаете... Но чтобы одним росчерком пера зачеркнуть войну?!. Войну, которая продолжает уносить жизни российских ребят... В военно-медицинском институте Самары состоялся досрочный выпуск. Уже в апреле молодые хирурги прямо с вузовской скамьи шагнули в пекло. Война, которой нет, призвала их досрочно, потому что вертолеты, не переставая везут в госпитали раненых, а в городах и селах России продолжают получать похоронки и цинковые ящики. А в поселке Ханкала, что на юго-восточной окраине Грозного, где работают и самарские хирурги, гремит канонада, подпрыгивают вагончики операционных, и тройная, по меньшей мере, по сравнению с мирной, нагрузка на медиков. Около 500 операций провела за три месяца группа врачей, которую возглавлял Николай Гаврилович Головня.

Здесь майор, полковник, рядовой На столе равны, как перед Богом. Мы должны их всех вернуть домой, К жизни возвращая понемногу.

Но возвращать удавалось не всех. Гораздо больше было тяжелых, с серьезными множественными поражениями конечностей, груди, живота, черепа. Почти на операционном столе умер врач 1963 года рождения, дома остались сиротами двое детей. Он поехал за ранеными, по дороге боевики расстреляли его из пулемета, спасти его Головне не удалось - медицина не всесильна. До сих пор стоит перед глазами Николая Гавриловича солдатик, которому чеченцы запустили в тело ракетницу через промежность. Сгорели все внутренности, врачи взялись его оперировать, а внутри - чернота. Даже если он чудом выживет, какая это будет жизнь?..

Ярость вряд ли можно назвать благородной, мудрые люди учат смиряться с теми испытаниями, что посылает нам судьба. Но у меня не поворачивается язык спорить с Николаем Гавриловичем и убеждать его или вас в том, что народы плохими не бывают, что бандиты - это еще не все чеченцы. Его понять можно, он собственными глазами видел парнишку, чудом вызволенного из плена. Тот был не в концлагере, в обычном чеченском доме, в обычной чеченской деревне. Но фотография, которую сделал врач Головня, напоминает те, 55-летней давности, сделанные в самых жутких фашистских концлагерях.

Мальчишка-солдат - скелет, обтянутый кожей - 34 кг. Это вес 8-10-летнего ребенка. И весь ужас в том, что в доме, где он жил, были женщины, дети, они знали о нем, и никто не протянул пусть не руку помощи, - куска хлеба.

- Моя задача была - лечить, - останавливает сам себя Николай Гаврилович и рассказывает, как самоотверженно вели себя врачи из Перми, Кирова, Ульяновска, его родной Самары. Здесь, в Ханкале, совершенно случайно рядом оказался хирург, его бывший ученик. Здесь он встретил своего однокурсника Витю Кревенко. Здеь, в Ханкале, провел уникальную операцию выпускник и сотрудник той же кафедры военно-полевой хирургии Самарского военного мединститута Вячеслав Геннадьевич Малахов. Он оперировал солдата, в теле которого застряла неразорвавшаяся граната, и был удостоен за это ордена Мужества.

Рассказывает и о том, какой бесценный опыт приобрели выпускники института - под руководством хирургов здесь, в военном госпитале, они начали свою врачебную карьеру. Этот первый месяц работы показался Николаю Гавриловичу адом - ребята еще многого не знали, не умели, приходилось объяснять, учить на ходу, контролировать, а вертолеты все садились и садились. Порой не хватало своего, санитарного, чтобы вывезти раненых, машинами помогала авиация.

Жили по режиму военного времени, не по КЗоТу, частенько лишь к трем часам ночи (или утра?) удавалось добраться до кровати, некогда было пообедать. 18 мая в день рождения Николая Гавриловича удалось собраться на получасовое чаепитие. Начмеда Анатолий Дмитриевич Улунов подарил тогда имениннику сборник своих стихов "Раненое сердце". И снова вертолеты, раненые...

9 Мая в госпиталь заехал генерал Трошев - поздравить с Днем Победы. Шла очередная операция, и хирургам было не до разговоров. Генерал поблагодарил за службу и пожелал успехов. Доводилось оказывать помощь и боевикам. Привезли с поля боя восемь раненых, один из них - чеченец.

- Развернули операционные, я вызвал хирурга: "Сережа, оперируем, одному придется делать ампутацию", - рассказывает Николай Гаврилович.

- А кто из них чеченец - сказали?

- Нет. А зачем? Мы врачи. Обязаны спасать и лечить. Правда, своих старался спасать в первую очередь.

...А пока, браток, ты потерпи, Потерпеть еще немного надо. Шапки прочь! Работают врачи Шестьдесят шестого медотряда.

Эти строки - из гимна 66 МОСНа, плод коллективного творчества хирургического отделения, которое в редкие минуты отдыха собиралось не за операционным - за чайным столом, чтобы вспомнить о доме, о том, что где-то ночью не слышно канонады, что где-то голубое небо.

- Такого неба, как у нас в Самаре, нет нигде, я, как приехал, надышаться, налюбоваться не мог, - признается Николай Головня. - Вокруг Грозного и Ханкалы все окутано черным дымом, горят нефтяные скважины. А самая красивая река - не Терек и никакая не Сунжа, - Волга.

"Я не могу смотреть телевизор. И не смотреть не могу", - написала моя коллега Ольга Ларькина, проводившая сына в армию накануне чеченской войны. Тогда, помните, каждый выпуск новостей начинался с боевых сводок, и каждая мать солдата до рези в глазах всматривалась в экран: "А вдруг и мой там?!" Сегодня о Чечне говорят меньше и глуше.

Но на масштаб трагедий, ежедневных и ежечасных, это не влияет. По-прежнему идут бои и гибнут люди - российские солдаты, милиционеры, а военные чины пытаются скрыть правду и утаить данные о потерях. Это понимают почти все россияне, чего уж говорить о тех, кто там был. И у каждого - свой рецепт решения чеченской проблемы. От одного умудренного жизнью мужчины на днях услышала: войну можно вмиг закончить, если послать туда сыновей наших олигархов. Но они в армии не служат, и никогда не поедут в Чечню... Кому война, а кому мать родна... Огромные деньги подогревают этот конфликт и не дают ему угаснуть. Но неужели не найдутся в России люди, которые смогут прекратить эту бойню?!. Говорят, нам не нужен второй Хасавюрт. После того позорного соглашения наши ребята не могли из ущелий выбраться, так обнаглели боевики. Теперь с ними справиться гораздо сложнее. Николай Гаврилович Головня уверен: снова идти на попятную нельзя. Нельзя амнистировать бандитов, трудно надеяться на помощь мирных жителей: почти в каждом чеченском дворе - яма, в которой держат русского солдата. Но эта правда устраивает не всех. Далеко не всех. И потому у военных госпиталей в Ханкале и Шали все садятся и садятся вертолеты...

Л.МОЛЯКОВА.

  00:04 29.07