Дети не пишут прокурору.

Поэтому законы их не защищают.

ВОТ УЖЕ два года руководитель Московского исследовательского Центра по правам человека Борис Альтшулер отстаивает идею введения в России поста Уполномоченного по правам детей. Однако, учитывая печальный опыт с думским назначением правозащитника для "взрослых", не построим ли мы еще одну потемкинскую деревню?

Тесные объятия ведомств.

ГЕННАДИЙ ПОЛОЗОВ, начальник управления по делам несовершеннолетних Генпрокуратуры, уверен, что Уполномоченный по правам ребенка будет дублировать работу других ведомств, а потому он - не нужен. Это убеждение распространено широко. Многие считают, что учреждение поста детского омбудсмена так же нелепо, как и назначение официального борца за права домохозяек, журналистов, инвалидов, иммигрантов и проч.

Противники идеи Альтшулера забывают: представители каждой из этих социально незащищенных групп прекрасно знают, куда идти, если ущемлены их права - в соответствующие правительственные и общественные организации. А куда идти ребенку?

Борис Альтшулер уверен: некуда. Например, 80 процентов девочек, попадающих в детприемники, - жертвы сексуального насилия. Каждая из них - потенциальный истец в уголовном деле. Но много ли таких дел? Ни одна из девочек не обратилась в свое время за помощью: просто потому, что не знали - куда и кому жаловаться. Не в комиссию же по делам несовершеннолетних идти - эта система давно превратилась лишь в карающий меч правосудия. Уже и Генпрокуратура признала полную ее несостоятельность. Кстати, даже в женские консультации у нас девочки без родителей не могут попасть!

А куда могут? По словам адвоката Галины Крыловой - прямо в прокуратуру, написав заявление (можно подумать, что адреса прокуратуры развешаны в подъездах). "Или к любому взрослому, к милиционеру, наконец..." - продолжает она. Однако ребенок знает точно: любое его обращение в милицию закончится вызовом родителей - чаще всего именно этого он и боится больше всего. Дальше последует суд, который будет решать проблемы взрослых людей, и где не всегда есть место чувствам маленькой жертвы...

Геннадий Полозов, главный человек в Генпрокуратуре "по детям", вполне серьезно сетует на отсутствие жалоб от самих детей. А кто ему будет писать? И зачем?

Для примера - одна недавняя история. Она произошла в московском детском психоневрологическом интернате 8, где за пять месяцев умерли 16 детей, а "Скорую" сотрудники вызывали только для констатации смерти. Детей потом спешно кремировали без вскрытия и всем без исключения поставили диагноз: "заболевание, несовместимое с жизнью". В разгар этого тихого массового ухода в небытие в интернате работала комиссия московского комитета социальной защиты. И после того как умерли 10 ребятишек, она признала работу интерната "нормальной". Через месяц погибли еще шестеро... Ни один "социальный" чиновник не был наказан.

Узнав об этой истории от корреспондента "ОГ", прокурор Геннадий Полозов отнюдь не выразил готовности разобраться в случившемся. Для этого, сказал он, нужно заявление. Откуда? С того света?

Государство не способно защитить больных детей, если у них нет родителей. Они умирают в тесных объятиях ведомств. Значит, все-таки нужен надведомственный человек с некоторым набором полномочий.

Новгородский вариант.

НЕ ДОЖИДАЯСЬ реформы "сверху", "низы" начали действовать: уже в пяти регионах России работают первые детские омбудсмены. И против них тут же ополчились многочисленные отвечающие "за детство" ведомства.

Рассказывает Надежда Лисицына, директор психолого-педагогического центра "Доверие", назначенная на пост уполномоченного по правам детей новгородским губернатором в марте 98-го: "Стоило только мне добиться переподчинения школьных психологов нашему центру, как в столицу пошли жалобы от директоров, требующих вернуть должность в систему Минобразования, - ведь никому не хочется выносить сор из избы. Недавно мы провели опрос среди самих детей, чтобы выяснить, где чаще всего они подвергаются насилию - в милиции, семье или в школе, и из 300 опрошенных 147 на первое место поставили именно школу".

Уже год Лисицына не может добиться разрешения посетить местный следственный изолятор, где содержатся несовершеннолетние. Потому что права детского уполномоченного не зафиксированы федеральным законом. Нет в Новгороде и подобного своего закона. А Лисицына работает на общественных началах. Правда, необходимо уточнить, она и не желает никакой оплаты - боится попасть в зависимость от властей.

Быть может, список побед Лисицыной пока невелик, но у новгородских подростков уже появился телефонный номер своей службы доверия. А в местной детской клинике после визита омбудсмена стали лучше кормить больных детей.

Итак, реализация идеи детского уполномоченного началась именно с провинции. Почему? "Пытаясь пробить закон на федеральном уровне, - объясняет президент Хельсинкской федерации по правам человека Людмила Алексеева, - мы столкнулись с жестким сопротивлением правительственных структур. Получали просто хамские письма - от Министерства труда и социальной защиты, к примеру... И тогда подумали: может, легче будет начать с регионов. Действительно, с губернаторами оказалось проще найти общий язык".

Совсем иная точка зрения у чиновников от образования. "Детьми должно заниматься только государство, - уверена Любовь Селявина, заместитель председателя комитета образования при московском правительстве. - К тому же детей сегодня защищают гораздо лучше, чем раньше".

- Почему? - спросила я.

- Да потому, - был ответ, - что вместо прежних 33-х районных управ в Москве теперь 128. А все управы вплотную приближены к школам, а школы - к детям.

Переводим это на человеческий язык: оказывается, если сотрудников, занимающихся юными гражданами, стало у нас больше, значит, детям веселее жить!..

Есть ли у нас альтернатива?

ПО МНЕНИЮ Олега Зыкова, президента фонда НАН ("Нет алкоголизму и наркомании"), такой альтернативой является ювенальная юстиция. "Лучший выход для бесправных маленьких россиян, - уверен Зыков, - специальное судопроизводство, давно существующее на Западе, а также система социальных уличных работников и детских адвокатов. Ювенальная юстиция предусматривает создание полноценной реабилитационной зоны для подростка. Пока мы не научимся защищать наших детей, они будут платить нам детским алкоголизмом и наркоманией".

Но почему суд в его нынешнем виде не способен заниматься детьми? Да потому, что "взрослое судопроизводство" работает с заявлениями граждан, а ювенальный суд не ждет визита потерпевшего - он вмешивается в судьбу ребенка уже после звонка обеспокоенных соседей. Принципиальное отличие - не наказать, не приговорить, а защитить. На ювенальном процессе судят не ребенка, а, скорее, ситуацию, в которой тот оказался.

Противники нового закона любят поговорить о его дороговизне. На самом деле это не вопрос денег, а вопрос политической воли, считает Зыков. Франция, к примеру, ввела ювенальную юстицию в феврале 1945 года, когда Европа лежала в руинах...

Думская суета вокруг ребенка.

ОДИН ЗА ДРУГИМ плодит Охотный ряд пустые, декларативные законы, основанные не на технологиях, а на лозунгах. Зачем-то принимает закон "Об основных гарантиях прав ребенка" - ничем не дополняющий уже существующий "Семейный кодекс". Увлеченно готовит закон о защите прав несовершеннолетних. Годами обсуждает закон о профилактике безнадзорности. Да, он более грамотный, чем предыдущий, но в его основе опять-таки - стремление выявить неблагополучную семью и наказать родителей. А ребенка - все в тот же интернат.

АЛЕКСАНДРА САМАРИНА.

  00:04 17.12