"Горе от ума" ученого Бородина.

Любое государство охраняет свои научные секреты. Но при этом ни американцы, ни японцы не держат годами свои приоритетные разработки в папках под грифом "секретно", а стремятся скорее

и с выгодой для себя продать.

К сожалению, иные руководители российских научных учреждений, как и прежде, пугливы и консервативны. Не потому ли "cмотрят на сторону" наши талантливые ученые?!

ВСЕ НАЧАЛОСЬ в 1994 году, когда американская фирма "Локхид Сандерс" разослала письма в различные российские организации њ в Академию наук, в ряд КБ и исследовательских институтов с предложением о совместной разработке на конкурсной основе гидроакустических охранных систем для защиты нефтяных вышек на шельфе, фарватеров, проливов и т.п. от дизельных подводных лодок. Предполагалась в будущем совместная продажа этих систем в "третьи страны".

Пришло такое письмо и в Государственный научный центр "Акустический институт им. академика Н.Н. Андреева", где подобными задачами занимается отдел, руководимый доктором физико-математических наук Владимиром Бородиным.

њ Поступившее предложение, њ рассказал мне Владимир Владимирович, њ представлялось очень современным и взаимовыгодным. Для американцев такие контракты особенно выгодны, поскольку они платят нашим сотрудникам намного меньше, чем им пришлось бы за подобную работу заплатить своим ученым. А для нас њ это, по существу, единственная возможность сохранить научный потенциал и даже его приумножить. Кроме того, в данном случае в будущем можно было рассчитывать на прибыль для государства за счет продажи разработанного роекта "третьим странам". Отказ от подобного сотрудничества нанес бы только вред нашей стране, поскольку американцы, понимая выгоду подобных разработок, в конечном итоге сделали бы все и без нас.

И все же директор, сославшись на вышестоящее руководство, не разрешил мне работать с этой фирмой. Это был очень тяжелый удар для нашего отдела. К тому времени из-за неплатежей оборонки по своим обязательствам мощный отдел сократился более чем наполовину: из 65 сотрудников остались 30. Да и то многие лишь держали в институте трудовые книжки, зарабатывая на жизнь в других местах њ кто в палатках торговал, кто (из наиболее инициативных и способных) уехал за рубеж.

В сложившейся ситуации, њ продолжал ученый, њ понимая неизбежность гибели отдела, я с моим коллегой Михаилом Галактионовым решили принять участие в конкурсе на предложенную работу в качестве частных лиц. Принимая такое решение, я воспринимал запрет наших чиновников как привычное "нет", обеспечивающее себе более спокойную жизнь. Но, главное, я был убежден, что требуемая от нас по контракту работа не является секретной. Более того, считал ее полезной и для нас. Именно поэтому в процессе работы опубликовал полученные потом в США результаты в открытых отчетах, в том числе и в Акустическом институте.

Моя уверенность в несекретности подобных работ сформировалась еще до подписания контракта, когда я официально был направлен в США на российско-американскую конференцию по обнаружению дизельных подводных лодок на мелководье. Проблемой этой занимаемся не только мы, так что многие бывшие секреты перестали быть таковыми.

РЕШЕНИЕ, как видите, было вынужденным. Да и вспомним время: 1994 год, вся наука оказалась на финансовой мели. Из отдела уходили лучшие умы, инициативные специалисты. И чтобы удержать сотрудников, руководитель отдела Владимир Бородин хватался за любые заказы, лишь бы их оплачивали. Зарубежные фирмачи быстро смекнули, что вовсе необязательно вывозить наши умы к себе на родину, обеспечивать им там соответствующий быт и платить наравне со своими сотрудниками. Гораздо дешевле заключать контракты на разработку тех или иных научных проблем прямо на месте њ в России.

Такая практика все больше распространяется в наших исследовательских организациях. Сам директор Акустического института неоднократно ездил за рубеж на конференции, симпозиумы и привозил заказы. Да и Бородин до последнего зарубежного предложения побывал во Франции, Японии, США, выполнил со своим отделом две работы для французской компаний "Томсон Синтра", две работы для американских компании. Причем оформлял все официально, как положено њ через институт. Какие-никакие деньги появились, и удалось часть народа в отделе удержать, во всяком случае мозговой центр. Так что, когда пришло письмо от "Локхид Сандерс", Бородин не сомневался, что это поможет удержать в отделе оставшихся высококлассных специалистов.

њ Мы представили на конкурс идеи, њ вспоминает ученый, њ разработанные мною в последнее время в инициативном порядке (ведь от того, что заказов от нашего флота не поступало, голова не переставала работать) и представляющие, таким образом, нашу интеллектуальную собственность. Наши предложения выиграли конкурс, и это дало работу нашему отделу на два с половиной года, что позволило не только сохранить "мозговой центр" отдела, но и поднять его научный потенциал.

В январе 1997-го теория была создана. Осталось подкрепить ее экспериментом. Американцы намеревались провести его на Гавайях њ между островами Мауи и Ланауи опустить излучатель, поставить цепочку приемников и пустить подлодку. При этом была возможность исследовать одно загадочное явление њ рассеивание звука на взволнованной поверхности мелкого моря. Модель этого рассеивания, которая разрабатывалась и у них в институте, и в других исследовательских коллективах, оказалась полностью противоречащей физическому смыслу. Между тем познание этого явления могло бы внести существенные коррективы в разработку новейших охранных систем морских объектов.

Однако спустя полгода после окончания этого контракта, в сентябре 1997 года в отдел пришла группа сотрудников ФСБ с проверкой содержимого сейфов у Бородина и его сотрудника Галактионова. Во время проведения обыска директором института была срочно создана комиссия из четырех человек для определения степени секретности рабочих материалов, для чего был даже отозван из отпуска заместитель директора института.

Мнения комиссии о секретном характере тех материалов оказалось достаточно для возбуждения уголовного дела њ "на предмет возможного разглашения гостайны". "А дальше њ обыск в квартирах у Бородина и Галактионова. Были изъяты компьютеры, все диски, отчеты, программы. Фактически это означало остановку работы оставшегося коллектива". Между тем, њ подчеркивает В. Бородин, њ этот же материал был мною доложен на семинаре Совета по гидрофизике РАН, где собрались многие ученые из институтов академии, оборонки и флота, и там этот материал был признан несекретным.

Весь последующий ход событий, њ повествовал рассказ В. Бородин, њ убедил меня в том, что понятный страх перед КГБ, заложенный в нас, еще долго будет давать о себе знать. Иначе чем объяснить тот факт, что не только во время обыска, но в течение всей следующей недели дирекция не сочла нужным вызвать меня для объяснений? А ведь я проработал в институте более 25 лет. Я убежден, что если бы дирекция во время проведения обыска получила мои объяснения, а все спорные научные вопросы вынесла на ученый совет, то последующий ход событий не нанес бы столько вреда текущей работе и коллективу.

Первое время после обыска у меня было впечатление, что дирекция сторонилась меня, как прокаженного. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы я был выслушан и мои объяснения стали достоянием гласности ученого совета.

Надо сказать, что подавляющее большинство людей, знающих меня, относились с пониманием абсурдности происходящего. Я очень признателен всем ведущим специалистам ЦНИИ "Морфизприбор" из Ленинграда и всем ученым Акустического института, направившим свои обращения в мою поддержку в Управление ФСБ по Москве. Под этими обращениями подисались около полусотни докторов наук, лауреатов госпремий и кандидатов наук.

њ Самое удивительное, что нас с Галактионовым ни в чем не обвиняют, њ пожимает плечами Бородин. њ Да и вообще никого не обвиняют. Дело возбуждено по факту, а мы с Галактионовым проходим как свидетели. Но ведь работу отдела полностью остановили, люди который месяц сидят без зарплаты. И вот результат: осталось всего семь человек. Остальные только числятся, но зарабатывают где-то в других местах. Может быть, в киосках торгуют, это великолепные-то специалисты!

Неужели Россия больше не нуждается в талантливых людях?!

њ Да ничего подобного, њ возражает Бородин. њ В июле прошлого года "Росвооружение" собрало у себя совещание представителей науки и промышленности. Состоялся долгий и обстоятельный разговор, в котором, помимо всего прочего, было заявлено, что у них лежит целая пачка предложений из стран "третьего мира" именно по таким гидроакустическим системам. И был кинут клич: давайте, ребята, все, что у вас есть. А если что-то не соответствует требованиям заказчиков, спешно дорабатывайте. И сейчас наши НИИ, захлебывающиеся от безденежья, предлагают на продажу такое, что даже по нынешним слабым требованиям является страх каким секретным. Ну, скажем, система защиты в Баренцевом море. Так что, как видите, когда одни чиновники запрещают, другие открывают шлагбаум. А все почему? Законов у нас нет.

Тут он, конечно, не совсем прав. Законы у нас есть, но, возможно, не совсем четкие, или, как сам Бородин, подумав, выразился, њ расплывчатые. В самом деле, эта работа, за которую он "схлопотал", њ инициативная, наше государство ее не заказывало. Так можно ли считать, что она опасна для страны, если делалась по заказу частной иностранной фирмы?

И тут ученый произнес монолог, который, как мне кажется, ставит важную проблему: как освободить отечественную науку от пут, чтобы она не кисла, не принимала вчерашние достижения за передовые, постоянно стремилась к мировым приоритетам:

њ Поговорим о секретах, њ начал Владимир Владимирович. њ Очень многие из них таковыми уже давно не являются с учетом стремительности развития науки в мире. Между тем в институтах осталась масса секретных отчетов. По закону, специальные комиссии должны периодически просматривать эти отчеты и заниматься их рассекречиванием. Ведь перечень сведений, составляющих гостайну 1995 года, когда вышли перечни, и советских времен, отличается очень сильно. Однако у нас все переваливается на исполнителя: хочешь рассекретить отчет њ занимайся этим сам. Так и стоят в специальных отделах массы "секретных" отчетов, хранящих результаты, которые не имеют никакой ценности без их авторов. При этом институты пустеют: люди либо стареют, либо перестают заниматься своей тематикой, либо уходят. Однако если ты прикоснешься к сов. секретному отчету, даже к своему собственному, ты становишься гражданином второго сорта њ как минимум на 5 лет. Выехать за границу, например на конференцию, ты можешь только с разрешения министерского начальства, а тому некогда тобой заниматься, ему легче отказать, чем разрешить.

Вообще это очень странное правило: взял сов. секретный отчет њ сиди невыездным пять лет. А если у меня склероз и я через день забыл, что я в отчете прочитал? Или наоборот, если у меня феноменальная память и я помню дословно все то, что я прочитал десять лет назад?!

њ Правило должно быть такое, њ считает В. Бородин. њ При стремительном развитии мировой науки все, что было создано более пяти лет назад, в подавляющем своем большинстве должно становиться открытым. И лишь то, что превосходит сегодняшний мировой уровень, можно оставлять секретным. Этим и должны заниматься специальные комиссии, тогда, кстати, самим ученым будет более ясен уровень нашей науки. Однако в этом случае в комиссиях должны работать и сами авторитетные ученые, а не только специалисты, отвечающие за охрану гостайны.

Нынешнее положение, њ закончил монолог Бородин, њ выгодно лишь чиновникам: денег они ученым не платят, тематику "спускать сверху" они уже не могут, так чем же удержать ученого в своей власти? Остается одно средство... И многие ученые попадают в ситуацию, подобную моей... њ закончил Бородин...

НЕ БУДУ комментировать эти слова. Мне остается только пожалеть, что директор института отказался со мной побеседовать. Отказался через газету апеллировать к общественности, чтобы попытаться помочь обрести уверенность в своих силах коллективу энтузиастов, продолжающих работать за зарплату, которую даже нищенской не назовешь.

Мне хотелось также спросить руководителей о том, какие меры предпринимает дирекция, чтобы остановить отток специалистов. Ведь если в 1991 году в институте работали 2000 человек, то сегодня, официально, всего 600. А в исследовательских отделах гораздо меньше. Уже два года назад средний возраст сотрудников перевалил за 60 лет. А ведь исследования, ведущиеся в институте, њ на пике научно-технического прогресса. Это прорывные технологии. Потерять таких высококвалифицированных специалистов легко, удастся ли возместить потерю?

Альберт

ВАЛЕНТИНОВ,

редактор отдела

"Российской

газеты".

  00:04 03.02