ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАН: действующие лица и исполнители.

Ольга АРОСЕВА: рассказ от первого лица.

Чем дальше, тем интересней.

В одном из номеров вы пригласили нас, своих читателей, к разговору о любимых артистах. Я написала вам письмо и попросила о встрече на страницах "РГ" с Ольгой Аросевой. Вы откликнулись и, спасибо, рассказали о детстве актрисы. Но хочется узнать о ее артистической жизни, о тех людях, с которыми она встречалась.

Анна ТОКМАКОВА, пенсионерка.

Баба Яга на первых ролях.

Сегодня о нашем МГТУ - Московском государственном театральном училище, которое после войны объединили с ГИТИСом, вспоминают не часто. А между тем там учились многие знаменитые актеры. Всесоюзная наша любовь - киноактриса Лидия Смирнова, великий товстоноговец Евгений Лебедев, сделавший свою Бабу Ягу - роль без возраста и пола, психологическую, эксцентрическую, акробатическую. Не знаю другого такого случая, чтобы молодой человек, начинающий актер сделал в театральной школе номер, и всем вдруг стало ясно, какой талант живет среди нас. В МГТУ училась и очаровательная Вера Орлова, актриса несравненной комедийной естественности и легкости, женственная и певучая. Верочка Орлова, всенародная любимица, как и Смирнова, снималась в музыкальных кинобоевиках 40-х годов - в "Близнецах" и "Машине 22-12" вместе с Целиковской, Жаровым, Крючковым. Мария Ивановна Бабанова, лучшая актриса Всеволода Мейерхольда, преподавала в училище Театра Революции, потом преобразованном в МГТУ.

Пощечина от примы.

С Марией Ивановной меня познакомила мамина двоюродная сестра, актриса, работавшая у Мейерхольда вплоть до закрытия театра его имени. Бабанову я видела на сцене несчетное число раз и без конца смотрела "Собаку на сене" Марию Ивановну - Диану.

В Бабановой было нечто человеческому пониманию, объяснению словами недоступное - божественное, чудесное, таинственное даже. Когда она играла, известные маститые актрисы стояли и плакали в кулисах. Соперниц у нее быть не могло. Но со сцены она никогда не уходила довольная. Гневалась на себя, на партнеров, на реквизиторов, бутафоров и оркестр. Кричала тем же ангельским голосом: "Сволочи!", не выбирая выражений. Александр Лукьянов, игравший Теодоро в "Собаке на сене", неудачно вставил зубы и начал говорить со свистом. Я видела, как на лестнице за кулисами Мария Ивановна влепила ему после спектакля пощечину за такую "сценическую речь".

Верочка, небесное создание.

Из тех же, кто учился на моем курсе, очень рано знаменитой стала Вера Васильева. Ясноглазая, круглолицая, по слухам, она очень понравилась Сталину, и вместе с Мариной Ладыниной и Владимиром Дружниковым ей, студентке, дали Сталинскую премию. Слава ее повторилась в спектакле режиссера Бориса Ровенских "Свадьба с приданым". В училище Верочка Васильева (всю жизнь ее называют еще и Кузей, по имени ее отца) приходила в бархатном коричневом капоте, синеньком платьишке с меховым воротничком, а летом носила брезентовые туфельки на низком каблуке, с перепонками. Со своими румяными пухлыми щечками, ясными глазками и нежным голосочком она казалась типичной маменькиной дочкой. Нас, училищное хулиганье и беспризорщину, она смущала, до того была чиста и непорочна. Бывало, стоим в коридоре, совещаемся, как для очередной вечеринки по карточкам получить бутылку водки, а она подходит, спрашивает, о чем это мы говорим. А мы ее отгоняем: "Кузя, уйди ради Бога..." Чтобы чистоты ее не нарушить. Она и сегодня нежна, мягка, очень женственна, порой даже сладковата и, как в юности, кажется невинной. А между тем прожила Верочка непростую, с грехами, страданиями и утратами жизнь. В небесном создании оказались большая воля, ум, дипломатичность. Не общественница по природе и не боец, не умеющая "душу положить за други своя", Верочка долгие годы со старанием занимается общественной работой. Родившаяся и выросшая в простой семье, она обладает врожденным тактом: взрастила в себе умение великолепно говорить с трибун, подмостков, сцены свой, а не написанный кем-то текст. Хочет в жизни одного - играть. И играет, где можно. Не в Москве, так в Твери или в Орле. И все замечательные роли - Кручинина в "Без вины виноватых", Раневская в "Вишневом саде". С трудолюбивой, спокойной, всегда улыбающейся Верочкой режиссеры любят работать, им с ней удобно и приятно.

И из шпаны вырастают гении.

Толю Папанова я знала с самого моего детства. На Усачевке жила моя родная тетка Надя, у нее был сын Юрка, чуть постарше меня. Он приводил с улицы долговязого некрасивого подростка. "Олечка, - шептала мне тетка, - Боже тебя упаси знакомиться с этим парнем! Он из усачевской шпаны. Не знаю, что твой брат находит в этом хулигане". Хулиганом и "усачевской шпаной" был будущий знаменитый актер Анатолий Дмитриевич Папанов. Иногда в нем просыпался прежний уличный хулиган, он становился страшным хамом, орал что ни попадя, не стесняясь в выражениях. Улица, простонародность тогда буквально перли из этого интеллигента на сцене. Потом он мучился, стыдился себя. Говорил мне: "Леля, ты не смотри, что я такой хам... У меня в душе незабудки цветут". Анатолий Дмитриевич шел в искусство тернистым путем. Его начали признавать поздно, чуть ли не в сорок лет. Он воевал, ушел из ГИТИСа добровольцем на фронт 22 июня 1941 года. Был ранен: на одной ступне у него не хватало двух пальцев - большого и второго, и ему трудно было без прочной опоры двигаться по сцене, ходить. Чтобы преодолеть свой недостаток, перестать хромать, он, подобно безногому летчику Маресьеву, каждый вечер отправлялся на танцы в клуб "Каучук" и танцевал там до упаду. Мало кто в театре знал, как болит его раненая нога, зато все знали, какой Толя Папанов изумительный танцор.

Он был замечательно верным, никогда не предавал друзей, моей обидчице, даром что та была дамой, как-то влепил пощечину. Был трогательно верен своей чудесной жене - актрисе Наде Каратаевой. С женой Папанову повезло: добрая, милая, очень домашняя Надя его постоянно "оглаживала" и "укрощала".

Баловень злой судьбы.

Об Андрее Миронове написано за десять с лишним лет со дня его смерти столько, что и не знаю, смогу ли сказать что-нибудь новое. Пришел в театр мальчик - воспитанный, способный, слегка странный, поющий куплеты, как его папа, Александр Менакер. Весник пригласил его в свой спектакль "Проделки Скапена", мальчик очень много работал, стал получать хорошие роли. Данные у него были отнюдь не идеальные: тяжелые ноги, толстые ляжки, не совсем пропорциональная фигура. Он изводил себя тренировками, обертывал полноватый торс целлофаном и так играл в теннис, проделывал бесконечные гимнастические упражнения. Он и в день смерти, съездив к матери в Кемери, готовясь к вечернему "Фигаро", не отменил своего теннисного часа, хоть и была в этот день в Риге страшная жара.

Мальчик Андрей вырос в большого актера Миронова именно в нашем театре, который был преподнесен ему на блюдечке. Жадов, Чацкий, Хлестаков, Фигаро, Лопахин, купец Васильков в "Бешеных деньгах" - о таком репертуаре актер может только мечтать. Все, что хотел, то и играл, но аванс, который выдавал ему театр, всегда с лихвой оправдывал. Работоспособность, дисциплинированность, обязательность у Миронова были скорее американские, чем русские. Он был чистый и милый человек, умел быть благодарным, не только дружил с Марком Захаровым, всегда помнил, чем Марку обязан. Благодаря Захарову он сыграл Жадова, юного, светловолосого, ранимого - незабываемую, нетрадиционную роль в легендарном "Доходном месте", роль, которая открыла истинный масштаб Миронова-артиста. Андрей умел быть послушным режиссеру, не торопился учить и поучать, внимательно смотрел вокруг, учился сам. Весь день его был расписан по минутам, снимался, играл, концертировал - и сольно, но особенно часто с матерью или женой - актрисой и певицей Ларисой Голубкиной. Такой славы и популярности, как у него в те годы, пожалуй, ни у кого не было. Уверена, что он так много работал не потому, что слишком любил деньги, а потому, что до работы, а не до денег был жадным. И еще потому, что иначе ему было бы скучно жить.

Андрей был умен, практичен, но в какие-то моменты как ребенок наивен, беззащитен и никогда не казался счастливым. Глаза у него были тоскливые. При всем его благополучии, роскошествах, личном автомобиле "БМВ", "Мальборо" и дамах, которые его повсюду ждали, он отчего-то вызывал у меня жалость.

Временами я думала о нем как о прелестном, совсем молодом мальчике, погубленном эгоизмом близких ему людей. Я не о ранней его смерти говорю - тут несчастье, долго таившаяся болезнь, а скорее о ежедневном его самочувствии, об отсутствии тепла и так необходимых артисту минут покоя.

Когда умер его отец, Александр Семенович Менакер, симпатичный и одаренный, очень музыкальный эстрадный артист, которого заслоняла на подмостках сцены яркая и властная жена, Мария Владимировна Миронова осталась без партнера и, может быть, была не прочь поработать в нашем театре. Какое-то время спустя я в шутку пожаловалась Андрею на свою дальнейшую жизнь в Сатире: "Вот придет, Андрюша, твоя знаменитая мать, ты введешь ее на мою роль Чебоксаровой-старшей, и снова я буду сидеть без работы..." Он ответил очень серьезно: "Ольга Александровна, я сделаю все, чтобы моя мать здесь, в театре, работала, если она этого захочет. Потому что она моя мать. Но самым несчастным человеком после этого стану я. Она мне жизни не даст".

Андрей был дважды женат, у него росла дочка, но настоящей семейной жизни он, видимо, не знал. Не с кем ему было тихо посидеть дома в тапочках у телевизора. Не знаю, кого еще женщины так любили, как его, были от него без ума, кто был так достоин любви и так по любви тосковал. В свое последнее лето в Риге он жил в работе, концертах и личных метаниях, как, впрочем, жил всегда: мама - в Кемери, Лариса - в Юрмале, бывшая жена, Катя Градова, с дочкой - еще где-то... Он говорил, что едет к одной, а ехал к другой. И так врал всю жизнь - по природе правдивый, искренний. Мне кажется, он вообще прожил не ту жизнь, которую заслужил. В искусстве - да, прожил, хоть и ушел трагически рано, а в личной жизни - нет.

"Гамлет" Смоктуновскому не нравился.

Я любила разговаривать со Смоктуновским, хотя ничего особенно "умственного" он не произносил. Просто был очень независимым, нестандартным в суждениях. Вдруг признал, что ему хочется еще раз по-настоящему сыграть Гамлета, что фильм Козинцева ему не нравится. Сказал коротко: "Опера..." Я бурно запротестовала, он слушал скептически, потом спросил, словно экзаменуя: "Что же тебе там понравилось?" Сказала - сцена мышеловки. Он кивнул: "Да, правда, это лучшая сцена. Но остальное - море, замок, скалы, стены - опера и бутафория..." Перед случайными людьми Кеша представал простоватым, недалеким, этаким блаженненьким и косноязычным. На самом деле - придуривался, прятался под маской, ибо был от природы умен, наблюдателен и очень тонок. В дружеском общении Кеша оказывался легким, занятным, совершенно неамбициозным человеком. Чувствовалось, как много он хлебнул горестного и горького, какой огромный жизненный опыт.

Не книжник, не умник, не говорун.

Евгений Евстигнеев был страшный молчун. Вопросы задавал невпопад, отвечал невпопад, как бы внезапно очнувшись, существовал где-то поодаль от людей. Кажется, и он сам, и его мысли блуждали далеко. В нем чувствовалась тайна, совершенство его ролей почти пугало. Невозможно было объяснить, как, по какой шкале он, стоя лицом в зал, держит бесконечную паузу своего Голого Короля, кто подсказал ему это глухое "чумное" топотание - танец бандита Глухаря в раннем современниковском спектакле "Два цвета"? Даже у хороших артистов плохо получаются образы интеллигентов, интеллектуалов, а Евстигнеев, начинавший в провинции - в Нижнем Новгороде и Владимире, в молодости - ударник-джазист, явившийся в училище МХАТа в плаще, который назвал "мантелем", шиковавший отращенным на мизинце длинным ногтем, не книжник, не умник, не говорун, идеально играл европейских и отечественных аристократов духа. В Риме я еще лучше узнала Женю, почувствовала, какой он нежный, как не умеет или не хочет сказать о своей любви: Галю Волчек он любил очень сильно. Расставшись с ней, потерял как человек бесконечно много. Очень разных, противоположных по воспитанию, культуре, разных по характеру, этих выдающихся людей связывала огромная любовь, только любовь и соединяла. И несчастную вторую свою жену, непутевую Лилю, способную, но не реализовавшую до конца своих возможностей актрису, и маленькую дочку он тоже любил. Но особенно, до обожания, любил, восхищался и даже уважал своего и Волчек единственного сына Дениса, однако никогда об этом не говорил ему.

От редакции. Напоминаем, что по-прежнему ждем ваших писем и звонков с предложениями, какую встречу с корифеями нашей культуры вы ждете в "Российской газете". Наш телефон: 257-72-78.

  00:04 02.07