В Косово, к партизанам.

Сербы и албанцы вот-вот поймут, что романтических войн не бывает.

...ДЕД журналистов проморгал. В дом за винтовкой он кинулся только после того, как мой японский коллега расчехлил кинокамеру. Представление было испорчено: роль защитника сербских земель - говоря конкретно, деревни Кузмин в десятке километров к юго-западу от Приштины - старику на сей раз сыграть не удалось. Перед объективами моих не говорящих по-сербски коллег-корреспондентов (им невдомек было, что бабка из-за забора честила мужа за то, что вот уж неделю как он забросил и скот, и хозяйство, занимаясь только боевой подготовкой) старый держался бодро: Косово албанцам-шиптарам не отдадим, здесь сербские святыни, здесь гробы предков. Колыбель сербской государственности. "Колыбель-то сербская, - хохотнул из-за спины деда разбитной рыжий словенец-переводчик. - Да только ребенок в этой колыбели албанский". Утверждают, что больше 90 процентов двухмиллионного населения областей Косово и Метохии - албанцы, а сербов здесь осталось не более 100 тысяч.

В деревушке Кузмин всего-то десятка три дворов, и каждый дом готовится к войне. Отряд самообороны в Кузмине сформирован в конце июня, после того как албанцы неожиданно заняли близлежащий угольный разрез Белачевац, снабжающий сырьем главную косовскую теплостанцию. Я вспомнил слова одного из лидеров местного Движения сербского сопротивления - детского писателя Ацо Ракочевича: "Мы, в общем, верим власти, но к каждому сербу полицейского для охраны не приставишь. Себя и свою семью поэтому каждый должен защищать сам". Ракочевич подарил мне свою последнюю книжку - дневник сербской девочки из семьи беженцев. Один рассказ называется "Я убила бы НАТО". А к карьеру Белачевац сербы подтянули армейские подразделения, десяток бронетранспортеров - и неприятеля выбили. Но страх остался: и Приштина, и окрестные сербские села живут если не в страхе, то в ожидании неприятностей. В лучшее не верит никто.

Из Кузмина пыльная дорога ведет в то Косово, которое еще пару недель назад считалось албанским: это путь в Дреницу, главный местный партизанский край. Там, в кукурузных полях, в невысоких лесистых горах, в долинах быстрых мелких речушек хозяйничают бравые бородачи, облаченные в камуфляж с шевронами КОА - "Уштрейя Клиримтарэ Э Косовэ", Косовской освободительной армии. Албанцы считают Дреницу историческим центром борьбы: бунты против сербской власти там возникали часто, с того самого 1913 года, когда после очередного балканского передела Сербия присоединила к своим территориям уступленные несколькими веками ранее туркам косовские земли. Беспокоила Дреница и социалистические югославские власти: армия Тито подавила последние очаги албанского партизанского движения лишь через десять лет после окончания Второй мировой войны. Но дух свободолюбивых албанцев, видать, не сломить. В 1996 году впервые обозначила себя как боевая сила Косовская освободительная армия, приняв ответственность за привычные здесь уже десятилетиями террористические акты против сербских полицейских и албанцев, лояльных белградским властям. Теперь, как заявляет официальный представитель КОА, бывший сельский учитель английского языка Якуп Красничи, мужчина средних лет с решительным подбородком, в рядах армии на трех фронтах и пяти направлениях (Дреница, так называемый "южный пояс" - приграничная с Албанией полоса и район административного центра области Приштины) сражаются, по крайней мере, 30 тысяч человек.

К середине лета КОА контролировала, по утверждениям албанских политиков, от 30 до 40 процентов территории области. Наступление сербской полиции и югославской армии в последнюю неделю июля (это четвертая с начала вооруженного конфликта, то есть с марта, крупномасштабная по местным понятиям войсковая операция Белграда) сократило "свободную территорию республики Косово" - албанцы используют свою топонимику - примерно втрое. Повстанцы потеряли главный оборонительный центр - большое село Малишево (в начале июля моя попытка добраться туда из Приштины окончилась безрезультатно), сербы отогнали их от стратегически важной дороги Приштина - Печ и здорово потеснили по направлению к южной границе Югославии. Красничи заявил, что вооруженную борьбу албанцы продолжат до победного конца.

Сейчас, впервые за последние полгода, явный перевес на поле боя имеют сербы: они освобождают занятые деревни не только от боевиков, но и от гражданского албанского населения. Югославия такое уже видала в Боснии - это называется этнические чистки. Картины пустых сел - ни человека, ни собаки, ни коровы, а повсюду - следы поспешного бегства, когда на столе бросают чашку с недопитым чаем, когда не успевают даже окна в доме закрыть, - напомнили мне то, что несколько лет назад я многократно видел в Хорватии и Боснии. А надо всем этим - ясное летнее небо, пение птиц и жужжанье пчел.

...Главный штаб албанского политического сопротивления, партия Демократический Союз Косово, ютится в низеньком приземистом здании, затерянном на задах приштинского футбольного стадиона. У околицы нет даже асфальтированной дороги, а дюжие серьезные охранники у входа прочесывают зорким взглядом не только случайных прохожих, но и кусты чертополоха по соседству. Отсюда до учреждений сербской власти - от силы десять минут неспешного пешего хода. Две власти, два мира, два образа жизни - только не на плакатах, а в реальности. К репейным кустам подкатывает черный бронированный БМВ - на переговоры привезли очередного высокопоставленного дипломата, еще вчера с трудом ориентировавшегося в югославской карте. Охранник мощным плечом оттесняет меня от входа - нечего, парень, тут болтаться. Я, оскорбившись, отправляюсь в гости к старому знакомому - албанскому режиссеру Экрему Крюизиу, который еще десять лет назад наглядно символизировал собой расцвет многонационального югославского искусства. Теперь в подвале просторного режиссерского особняка - полуподпольная студия-лаборатория, где Крюизиу-старший в кустарных условиях тачает свои киношедевры, а его сын Шкумбин пробует силы на поприще вокалиста и рок-музыканта. Для Белграда существует только та албанская культура, что воспевает многонациональную Югославию. Крюизиу уже давно к мастерам такого искусства не относится.

По-европейски обставленный дом. Со вкусом одетая супруга с безупречными манерами. Интеллигентский разговор о том, что худой мир куда лучше доброй войны, но вот сербы, сербский режим, Милошевич делают все для того, чтобы сосуществование двух народов сделать невозможным. В комнату на велосипеде вкатывает младший внучек: едва перемахнувший за 50, Крюизиу уже четырежды дед. Албанцы на любых выборах победят здесь в силу простого численного превосходства. "Наши ребята давно перестали играть в ковбоев и индейцев, - говорит Экрем. - Они теперь играют в Косовскую освободительную армию и полицейских". Я вежливо ужасаюсь: неужели и этому поколению албанцев не миновать участи партизан? Но госпожа Крюизиу спокойна: если бы мои внуки ушли сражаться за народ, я была бы счастлива. Господин журналист, хотите еще кофе?

Нынешним летом Косово переживает романтический этап войны - впрочем, война от этого не становится менее страшной. Сербские и албанские мальчишки с увлечением чертят граффити на стенах домов: "Не забудьте, это - Сербия!", "Косовская освободительная армия - мир, свобода, независимость". Молодые албанцы за столиком кафе часами увлеченно беседуют о своем партизанском будущем: каждый видит себя новым Че Геварой, в опаленном порохом комбинезоне, в национальных цветов бандане на голове, со стальными глазами и улыбкой победителя. Желторотые сербские солдатики-первогодки, точно так же, как дедок из деревни Кузмин, бодрятся на публике, эффектно поднимая автоматы стволами вверх. За первые полгода конфликта в Косово погибли больше 500 человек, а беженцами стали уже около ста тысяч. Но на Балканах знают: это еще не большая беда. Это только признаки беды. Поэтому и в деревушке Кузмин, и в Белграде, и в Приштине, и на дорожных блокпостах, и на албанском рынке, и в расположении югославской армейской части, с политиками, солдатами, продавцами сигарет, министрами и полицейскими я вел разговоры в принципе на одну и ту же тему: быть ли здесь, в Косово, большой войне? Поразило вот что: ни разу, ни у одного своего собеседника, что серба, что албанца, в голосе я не уловил даже оттенка сомнения в правоте своего народа и в том, что все корни зла - в мыслях и поведении инородцев, в дьявольской порочности национальной психологии их, чужих на своей земле. "Могут ли сербы и албанцы жить вместе?" - спрашивал я. "Конечно, - убежденно отвечали мне и те, и другие, - но только по нашим самым демократическим законам".

Сербская труппа Народного театра Приштины в этом сезоне ставит гоголевского "Ревизора". Албанская труппа готовит премьеру "Дяди Вани" по Чехову. Бои сербов с албанцами идут километрах в тридцати от города.

Косово - Прага.

ФЕДОР РЮРИКОВ.

  00:04 06.08