Куда-то увозят жизнь.

"ИЗ КАКОГО СОРА" выросло кино Германа и Кармалиты, ставшее классикой при жизни своих создателей? В огромной степени - из страхов и радостей, пережитых предшествующим поколением. Поколением родителей. Это они заполнили долгим эхом память и воображение. Вопреки всему наделили детей мужеством не бежать от драмы жизни, а двигаться к самой ее сердцевине.

...Отца Светланы Игоря Кармалиту (фамилия гуцульская), говорят, долгие годы вспоминали в Киеве с благодарностью. Студентом его мобилизовали в НКВД, а он ("как человек легкомысленный, Светка вся в него") предупреждал людей об арестах и обысках. В 45-м он погиб на фронте. Маленькая Светлана с матерью остались в оккупации в Киеве. Однажды помогали соседям донести пожитки и оказались в Бабьем Яре. Немец-охранник увидел русопятые лица и вышвырнул их оттуда... После войны Светланина мать вышла замуж за писателя Александра Борщаговского, и Светлана до сих пор считает его лучшим отцом в мире.

Что касается Германа, родители будто всегда с ним рядом - в его рассказах, анекдотах - и в сознании. Надежная стена отцовского присутствия до сих пор определяет многое в поведении Германа-человека и поэтике Германа-режиссера. Со дня смерти отца Алексей Герман, думают люди, которые хорошо его знают, не сильно изменился: в нем по-прежнему живет мальчишка, по-детски бесстрашный и по-взрослому нуждающийся в защите. Дети своего века, Герман и Кармалита, круто замешаны на прошлом, это и помогает понимать настоящее, будущее и вечное.

Блистательный рассказчик, из потока дней он без усилий намывает золотые крупицы художественных моментов. И о своем романе с эпохой и Светланой лучше всего рассказывает сам.

- Мама папе сказала про Сталина: будет грызть собственные кости. В это время они изготавливали меня, очевидно, разговор был в паузе. Сказала и дико испугалась, что донесет. А у них была большая любовь.

Наступил тридцать седьмой год, посадки шли страшные, мама жила в Одессе, уже беременная. И стоял вопрос, выходить ей замуж за папу или оставаться с прежним мужем. Чтобы меня скинуть, она все время поднимала ванну. Пока папа не позвонил и не сказал: давай его оставим, а то у нас семьи не будет. И меня оставили, уже чуть живого, я практически отцепился. Потому у меня до сих пор дела идут вкривь и вкось, что меня еще в самом начале пытались выкинуть...

Помню маму в клубах папиросного дыма: она все время сидела и курила, потому что готовилась к самому худшему. А папа всегда готовился только к самому лучшему. На все упреки отвечал: указчику - говно за щеку! И - фюить! - куда-нибудь в Ташкент. Все время где-то мотался, зарабатывал, крутил бешеные романы. Стеснялся, что у него много денег, поэтому их раздавал...

Он был очень хороший человек, в нем было много детского. Людей он любил непостижимо глупых. Обожал генералов, секретарей обкомов, полковников милиции, которые совершают поступки, "берут на себя"... "Добро должно быть с кулаками" (лично я добра с кулаками никогда не видел, всегда по-отдельности). Но с отцом у меня была жутко плотная связь. Когда он заболел, при виде его врача у меня начиналась медвежья болезнь. Мы страшно за него боялись, а надо было делать вид, что все хорошо. В онкологической клинике я был свой человек: сидел там сутками, печатал свои сценарии.

А мама была интеллигентка, врач-бактериолог из богатой в прошлом семьи. В Финляндии у них была усадьба, в Петербурге - дома. Она дружила с Тыняновыми, за ней ухлестывал Маяковский... Она мне много рассказывала про тогдашнюю петроградскую знать. Я маму очень любил.

Она жутко боялась, что я останусь один перед этой страшной жизнью. Но когда пришел "майор бронетанковых войск" Светка и сказал: левый фланг мы поставим справа, а правый - слева, мама, естественно, опешила. Они не то чтоб ругались, но - молчали друг на друга. Как у Шварца: вы слышите, как народ безмолвствует? Когда я Симонову (мы называли его КаэМ) пожаловался, что от них повешусь, он мне сказал: "Л ша, я был женат пять раз, и мама ни разу не могла мне этого простить".

Четыре года назад мы летели из Швейцарии. Мне приснился дурной сон, что мама умерла. Светка пошла в аэропорту звонить в Ленинград и услышала: Татьяна Александровна десять минут назад умерла. Она ничего мне не сказала, но ее вдруг стало дико рвать. Только когда мы прилетели домой и я увидел, сколько народу меня встречает, я понял, что мамы нет.

...На Марсово поле, в огромную четырехкомнатную квартиру, мы с родителями переехали, когда мне было десять лет. Примерно через пятьдесят лет я уезжал оттуда навсегда... Сначала вынесли вс из одной комнаты, потом из другой, третьей. Оставили один стул. Потом сказали - стул освободить. Я спустился во двор, мне поставили табурет. Я сидел во дворе среди помойных баков, толстый старый человек, и смотрел, как все эти пятьдесят лет грузят в какие-то грузовики, как всю эту жизнь увозят куда-то. Тоска была смертная...

  00:04 11.11