Маршал чести.

Борис Ямшанов.

НА "ФРОНТОВОЙ ЗЕМЛЯНКЕ" было много воспоминаний - о боях-пожарищах, о друзьях-товарищах... У людей, прошедших фронт, совсем иные оценки по отношению друг к другу, над ними не властны ни время, ни политические пристрастия, для них нет ничего важнее звания фронтовика.

Вспоминали и маршала Ахромеева - фронтовика, который встретил войну у стен Ленинграда и оборонял этот город все долгие 900 дней блокады, став командиром взвода, а затем и роты, получив ранение, но выжив и продолжив фронтовой путь на Сталинградском, затем 1-м Украинском фронтах. Вспоминали потому, что 5 мая нынешнего года, останься Сергей Федорович в живых, ему исполнилось бы 80 лет. Маршал Дмитрий Язов, который близко знал Ахромеева, учился вместе с ним в Академии Генерального штаба, а позднее, став уже министром, работал, что называется, бок о бок в здании на Арбате, сказал много теплых слов о старом сослуживце.

- Дмитрий Федорович, - спрашиваю его, - маршалу Ахромееву вы посвятили целую главу в своей книге "Удары судьбы", как говорится, лучше и не скажешь: там расставлены все акценты и оценки. А что осталось из простых, обычных впечатлений, что запомнилось в этом человеке?

- Знаете, - взгляд маршала уходит как бы в себя, - Сергей Ахромеев был все-таки немножко иным, чем все. Это был человек долга и чести даже в мелочах, как бы это высоко ни звучало. Помню, во время учебы в академии мы нередко затевали какие-нибудь розыгрыши, иные маленькие развлечения - на учебе ведь все становятся чуть-чуть школьниками. Ахромеева никто не видел за праздным занятием, он не то что час, минуты не тратил зря, все время посвящая учебникам, картам, схемам. Он и потом, став начальником Генерального штаба, работал точно так же. Большего порядка и четкости в делах, руководстве войсками, всем многоликом хозяйстве Генштаба я, пожалуй, и не всречал. При этом Ахромеев умел оставаться для товарищей, окружающих "своим братом", очень доступным. Люди к нему тянулись и в какаих-то житейских ситуациях шли за советом и поддержкой именно к нему. Может быть, это от его природной честности и скромности.

О скромности маршала Ахромеева и при его жизни ходили едва ли не легенды. Люди, служившие под его началом, например, уверяли, что маршал никогда не пользовался вип-лифтом в министерском здании, предпочитал ходить вместе со всеми по лестницам пешком. Во время одной из командировок мне рассказывал военный комендант станции "Киров", что Ахромеев почти каждый год приезжал на свою малую родину, и коменданту стоило усилий заранее узнать у близкого окружения маршала, когда это случится, чтобы встретить гостя как подобает военному человеку, взяв под козырек, а сам маршал парадных встреч избегал, тихо садился во встречавшую его машину и уезжал.

Трудно сказать, как сложилась бы судьба этого человека, избери он иной путь. Но он поступил так, как ему подсказали его сердце и совесть. Теперь, по прошествии дней, оценивая события десятилетней давности, все-таки думается, что Ахромеев и в этом шаге не изменил себе. Он был и остался солдатом: его уделом, стихией и предназначением были поле брани, войска, их боевая готовность к защите Отечества от врага внешнего. Но он оказался втянут в политические схватки, междоусобную борьбу, ему непонятную и чуждую по духу, там он не мог выжить, тем более выйти победителем. Так и родились горькие строки:"Возраст и прошедшая моя жизнь дают мне право из жизни уйти".

...Вчера, в день рождения маршала, у его могилы на московском кладбище, как всегда, собрались его боевые друзья, товарищи, сослуживцы. Были цветы, поминальные слова и слова сожаления о том, что он - солдат, фронтовик, воин - не дожил до светлого Праздника Победы.

  00:04 06.05