Когда Бог хочет наказать народ, он посылает ему вождя без чувства юмора.

В предисловии к своей книге, вышедшей в "Антологии Сатиры и Юмора России ХХ века", он изложил свою автобиографию так: "Родился в 1958 году. В детском саду узнал цену коллективизму. В 1975 году окончил без сожаления среднюю школу. По первому диплому культпросветработник высшей квалификации, отчего до сих пор вздрагивает. В 1980-82 гг. служил в Советской Армии, где научился говорить матом. Выжил и демобилизовался, но до сих пор вздрагиваетпри словосочетании "священный долг". Перед тем как начать писать, некоторое время читал. С 1995 года вздрагивает при слове "Куклы". Надеется на лучшее".

Давайте для разрядки запретим КПСС...

- Есть ли какая-то связь между юмором и мировоззрением человека, его идеологией?

- Думаю, да. В газете "Завтра" тоже есть полоса юмора. Почитателям этого издания наверняка бывает очень смешно.

Понимаете, есть такой мелконарезанный социальный юмор, когда одни смеются, другие лютуют или ничего не понимают. А есть гениальные случаи. Чаплин, Высоцкий... когда выясняется, что это всем годится, когда автор всем свой. Вот Жванецкий такой. Я имею в виду писателя Жванецкого, а не автора "Московских новостей". Юмор в принципе - вещь объединяющая. Гениальный юмор объединяет всех.

- В этом смысле весьма своеобразно Владимир Владимирович Путин воспринимает юмор и сам шутит.

- Думаю, что это связано с некоторыми комплексами. Хотя его образование, основная профессия предполагают определенную реакцию на юмор. И в тех же спецслужбах могут быть очень остроумные люди - особенно по ведомственным критериям. Вообще, у каждого из наших вождей свое чувство юмора. У Бориса Николаевича оно достаточно специфическое. Помните его шутку 22 августа 91-го года? Как не помните?! Он сказал Горбачеву: "Давайте для разрядки подпишем указ о запрете КПСС". Вот так - для разрядки.

Но по большому счету масштаб человека определяется количеством самоиронии, потому что по отношению к другим у всех блистательное чувство юмора. Но как только юмор касается нас самих, мы цепенеем и начинаем очень серьезно к себе относиться. В театре есть такое выражение - "скотский серьез". И это в наших политиках меня тревожит больше всего. Они не то что злые, они мелкие, неглубокие, банальные. От нового, путинского поколения, я ждал большей широты и живости. Пока не дождался.

- Когда объекты вашей сатиры возникают рядом с вами в реальной жизни, это, наверное, не лучшие встречи?

- Я живу от них автономно и всячески избегаю предложений, которые иногда поступают из-за разных столов - присоединиться. Это не только профессиональная брезгливость, но и техника безопасности. У меня был один случай, когда я не уберегся и вышел такой случайный контакт с политиком. Я просто пришел на серебряную свадьбу к своему другу, и там же оказался человек, которому я в своем творчестве уже посвятил немало. Меня подвели, познакомили. Было неловко, потому что я помню глаза его жены. После этого трудно абстрагироваться. Поэтому либо ты с ними общаешься, ездишь на шашлычки и получаешь ценные указания, либо ты работаешь журналистом. Все дело в названии профессии.

- А как вы себя называете?

- Журналист. Литератор.

- В советское время критиковали сантехников, управдомов, бюрократов районного масштаба, а сейчас премьеры, президенты, спикеры... Другая крайность!

- Это обусловлено телевидением, обликом ведущих каналов, для которых основной хлеб - политика. В принципе, мне гораздо интереснее социальная сатира, то есть взгляд на общество. Меня вообще больше интересует Мы, чем Они. Потому что Они - абсолютное производное от нас. Чехи заслужили Гавела, при нем и живут. А мы заслужили своих, при них и живем. Бернард Шоу говорил, что демократия - это гарантия того, что вами не будут управлять лучше, чем вы заслуживаете. При монархии такой шанс есть, а при демократии исключено. Поэтому как феномен меня гораздо больше интересует народ. Оказывается, его можно "уколоть" в голову, и он проголосует за абсолютно виртуальное парламентское объединение без программы, идеологии. Пятнадцать миллионов совершеннолетних, вменяемых проголосовали за то, о чем представления не имели. Наш российский выбор - это вообще нечто историко-биологическое. Мы выбираем барина, царя-батюшку, хозяина - это наши критерии, абсолютно отечественные. Нам в голову не приходит, что выбираем мы наемную власть, которая на наши деньги должна обеспечить управление страной, нормальную жизнь старикам и детям, и т.д., и т.п. Для большинства это совершенно непонятно - они выбирают себе человека, который будет ими править. Все. Вот такие мы романтики!

- Согласитесь, что ваша программа "Итого", да и "Куклы", все-таки для подготовленного, продвинутого зрителя. Это как бы разговор с единомышленниками.

- Когда начиналась программа "Итого", мне прочили рейтинг 4 процента. Все думали, что это будет программа для "своих", отдушина для яйцеголовых. Но оказалось иначе. У меня был замечательный случай на "Эхе Москвы". Я шел на эфир, и дядюшка-вохровец на входе документы проверил: "Шендерович? - спросил он. - Секунду!" И пошел ко мне из-за стойки. А перед ним газеты лежат - "Правда", "Советская Россия". Ну, думаю, началось. А он подошел пожать руку. Я был в шоке. Не думал, что можно одновременно смотреть мою программу и быть читателем "Советской России". Оказывается, можно. Может быть, потому, что на биологическом уровне чувствуется - я работаю без установок. То есть меня не инструктируют, кого мне сегодня "мочить", а кого не трогать.

- А в творческом плане вы с кем-то советуетесь?

- Советуюсь. Есть мой шеф-редактор и режиссер. На тяжелый этический случай в качестве главного судьи есть Игорь Иртеньев - блистательный поэт и друг, чьему этическому чувству я доверяю. Если я не знаю, можно в такой интонации про это или нельзя, я на нем пробую. И слушаю, что он скажет.

- Говорят, у Лесина спросили: "Вы последние "Куклы" видели?" Он якобы ответил: "Это как надо не любить свою родину, чтобы такое показывать".

- В "Кавказской пленнице" по этому поводу было сказано: а ты не путай свою шерсть с государственной.

Помните, у Шварца был персонаж, который пересадил кожу из-под трусов на лицо, когда загар вышел из моды. С тех пор он стал чрезвычайно бесстыден и пощечину называл просто шлепком. Если бы со мной разразился скандал, как с Лесиным, я бы удавился. А он ходит, улыбается, лучится лицом. Особый сорт лица выработался.

- До вашей передачи "Итого" всегда идут "Итоги". По сути там долго и серьезно рассказывают то же самое. Вас это не смущает?

- Что? Совпадение тем? Они у нас по определению одни, потому что мы работаем в информационном поле. Сегодня реальность повернулась лицом к моему жанру. Окончательно я это понял, когда услышал, что в президенты Российской Федерации вознамерился пойти Селезнев. Комментировать это всерьез уже нельзя.

- Говорят, Путин сильно обиделся на "Крошку Цахеса". Не слишком ли жестоко это было в тех "Куклах"?

- Я думаю, что это был первый раз, когда мы, как говорится, попали в точку. Поэтому он и обиделся. С другой стороны, не нравится тебе - не ходи в публичную политику, живи частной жизнью. Вылез на люди - терпи. Или уходи.

- Есть еще вариант. Заставить уйти "Куклы"...

- Да, с моей точки зрения, все, что произошло с Гусинским, это реакция, в том числе, на наши программы. Помните историю 95-го года, когда Ильюшенко пробовал завести на нас уголовное дело. Кончилось все дикой общественной потехой.

Нынешние ребята умнее. В свое время академик Павлов писал, что русский народ левополушарный, его представления о мире формируются не реальной жизнью, а текстами. Поэтому нашему народу главное, чтобы он слышал очень правильные тексты. Конечно, говорит Путин, я за свободу слова. Конечно, я не вмешиваюсь в бизнес. Конечно, я не могу что-то советовать генпрокуратуре...

Он говорит очень правильные вещи, и ему верят. Поскольку публика считывает только этот, словесный слой, то доказать что-либо, поймать за руку невозможно. Да и поймали того же Лесина. И что? Это люди с очень крепкими нервами. Мы просто должны представлять, в какой стране живем. А мы, как иностранцы, задаем сами себе смешные вопросы. Конечно, в другой стране все бы ушли в отставку, но мы-то в России.

- А вот Борис Николаевич смотрел "Куклы" хотя бы раз? Была ли реакция?

- Ему показывали. Причем, насколько я знаю, показывали самым замечательным образом: выборочно и только сцены с участием соответствующего персонажа. Представляю это кино. Однажды, когда против нас возбуждали уголовное дело, к нему пробился журналист и спросил: "Борис Николаевич, как вы относитесь к "Куклам"? Он ответил: "Я этой программы не видал". И посмотрел на журналиста по Ильфу - как русский царь на еврея, что имело основание с обеих сторон. Журналист просто истлел. Вообще, как драматург, скажу, Ельцин был персонаж. Когда я писал его роль в "Куклах", он вдруг начинал поступать так, как я и не предполагал, потому что живой, настоящий, богатый характер, который сам движет сюжет. Он и Царь-батюшка, он и ирод, и кровопийца, и оплот демократии, и гарант свобод - все он. И все на самом деле. Он очень интонационно богат был.

- Книжка Путина заканчивается изображением его куклы на последней обложке...

- Да. Они научились делать лицо. Первым встретиться со своей куклой приехал Черномырдин. Им объяснили умные люди, что надо с нами дружить. А кончилось тем, что нам начали предлагать десятки тысяч долларов за появление своей куклы. Они поняли, что это реклама. Раз ты там, ты - в первом ряду. Поэтому люди готовы платить за получение пощечины. Это трогательно и в этом наш шанс. Сегодня они вынуждены признавать, хотя бы формально, правила нашей игры.

Зачем интеллигенты делают из Путина крестного отца.

- Если говорить о средствах борьбы с НТВ, вас приглашали в какую-нибудь другую программу?

- Раньше приглашали. В новейшее время уже нет. Потому, что руководители других каналов неплохо меня знают и могут предположить мой ответ. А вообще людей переманивают, идет постоянная работа по вызваниванию, встречам. Это все продолжается. И люди уходят. Это я могу себе сейчас позволить сказать - пошли вон. Материально могу позволить. И морально. А корреспондент без имени, но с семьей? Когда ему "популярно" объясняют, что скоро НТВ не будет, а РТР будет и платят там больше.

- Откуда у гостелевидения большие деньги?

- От верблюда. Мы с вами налоги платим.

- Вы дружили с Добродеевым?

- Да, и он был мне симпатичен. Остатки этого чувства во мне дремлют до сих пор.

- Что же случилось?

- Бог его знает. Сначала мне казалось, что его уход с НТВ - чисто эмоциональная реакция на личные разногласия в руководстве холдинга. Но в последнее время я узнал об истории вопроса немного больше. Видимо, его уход готовился заранее. Кроме того, Добродеев - государственник. Впервые услышав от него, что Милошевич такой-сякой, но главное не потерять Балканы, я очень удивился. Потому что лично мне Балканы не нужны, а хотелось бы, чтобы людей не вырезали по национальному признаку. Потом была вторая чеченская война. Добродеев считал, что опасность для России исходит от ваххабитов, а не от московских политиков, которые этих ваххабитов вскормили, зарядили оружием, деньгами и использовали. К чести Добродеева надо сказать, что когда он несколько раз в раздражении звонил мне после моих программ, я немедленно уточнял - я слушаю указания или мы разговариваем? Он говорил - разговариваем. Тогда я начинал отвечать. Для меня доброе отношение к нему сломалось в день ареста Гусинского. Мы все ждали его на "Гласе народа". Все пришли, а он не пришел. До него дозвонились, и он сказал: "Я должен подумать, проанализировать ситуацию и посоветоваться". С кем должен советоваться человек после получения пощечины? И вот я читаю его интервью "Известиям", где он умиляется выносливости Путина - тот, бедняга, несколько часов провел в духоте, когда встречался с родственниками погибшего экипажа "Курска".

Мне кажется, что там какие-то происходят изменения, серьезные, личностные. Для меня это боль, потому что был близкий человек. Не знаю, чем это закончится. Но мне не хотелось бы, чтобы все кончилось вторым Лесиным.

- Ну а метаморфозы Михаила Михайловича Жванецкого?

- Жванецкого нельзя купить. В основе Жванецкого - его интонация, реакция. Он человек эмоциональный. Он может что-то сказать в раздражении, ради фразы. Он дитя слова, его ведет язык. И, к сожалению, иногда заводит в весьма странные места, как в известном тексте в "Московских новостях" и последующем интервью в "Известиях". Я имею в виду не его нелюбовь к Киселеву (это их личное дело), а неприкрытую апологию власти и прямые обвинения в том, что журналисты НТВ просто отрабатывают доллары своих владельцев, а истинный сатирик должен критиковать того, кто ему платит. С моей точки зрения, критиковать того, кто тебе платит, - это извращение, надо сначала сняться с довольствия, что советую сделать и классику. При личной встрече мне пришлось также заверить бескорыстнейшего Михаила Михайловича, что хотя я и получаю зарплату от Гусинского, но говорю я только то, что думаю - и за это право при необходимости готов доплачивать сам.

- А чем вы объясняете всеобщий всплеск любви и восхищения новым президентом, который мы наблюдаем в среде нашей творческой интеллигенции?

- Это описано у Булгакова в "Мольере". Там в одном человеке уживаются поразительной силы сатирик, свободолюбец и в то же время - холуй. Я бы не объяснял это просто желанием получить какой-то харч. Хотя, когда человек масштаба Гергиева просит Путина быть крестным отцом его ребенка, никаких других объяснений этому у меня не возникает. Слава Богу, есть другие люди. Юрский - как он блистательно дистанцируется от любой власти!

Пощечина общественному питанию.

- Как вообще вы стали Шендеровичем?

- Это по рождению.

- А если подробнее.

- Я вырос на Чистых Прудах, за кинотеатром "Колизей". Со старших классов занимался в табаковской театральной студии. Табаков к нам приводил Окуджаву, Высоцкого, Кима... И я искренне считал, что это и есть советский народ, что те люди, среди которых я живу, то и есть страна. Потом студию разогнали. Я пошел в армию, и там мне объяснили, кто я, а кто советский народ. Из армии я вернулся потенциальным сатириком. Я и раньше писал, но в основном стихи. А когда пришел из армии, начал счеты сводить. Я служил в Забайкалье, в брежневской мотострелковой дивизии, и мне страшно думать, что те люди, которые были надо мной лейтенантами, сейчас генералы. У них в руках не жизнь взвода, а жизнь армии. Я этих людей знаю. Я слышу их, у меня это все в ушах до сих пор, в глазах, в позвоночнике. Поэтому твердо знаю, что это социальное образование почти никакого отношения к обороноспособности не имеет.

После армии я стал театральным педагогом. Окончил Щукинскую аспирантуру и 10 лет преподавал сценическое движение. Параллельно писал что-то. И вот в 89-м году я приехал на "Юморину" в Одессу. Председателем жюри был Григорий Горин, а остальные члены - партийно-советские работники. Поэтому смеялся над моими текстами один Григорий Израилевич. Я был жутко расстроен, когда не занял никакого места. Но Горин мне сказал: не обращайте ни на кого внимания, пишите, как пишете. Спустя пять лет он же втянул меня в "Куклы". Потому что предложили писать ему, а он взял в напарники меня. Потом, когда у меня стало что-то получаться, он благороднейшим образом отошел в сторону. Вообще Горин - это отдельная история в моей жизни. С того нашего знакомства в Одессе он будто бы чувствовал ответственность за меня. Звонил мне, говорил, что ему нравится, а что нет, предостерегал.

Вообще Горин, как человек, был равен своему таланту. В нашем цехе с его непростыми отношениями про Горина никто не может вспомнить плохого. Уникальный человек.

- Итак, вы оказались на телевидении...

- Самое лучшее, что мне дало телевидение, это возможность опубликовать то, что я написал за много лет.

- Какой самый смелый поступок был в вашей жизни?

- Женитьба.

- Вы верите в исправление общественных нравов?

- Не очень. Скорее, живу по принципу: делай, что должно, и будь что будет. Просто телевидение имеет некоторое магическое влияние. Человек из телевизора может вернуть тысячам зрителей уверенность, что это не они - идиоты, что не ты поехал умом, а они там, наверху, сумасшедшие. Мои программы - восстановление системы координат. Потому что каждый день, прожитый в России, наводит на мысль, что давно можно воровать, лгать в глаза и не нести за это ответственности. А когда люди смеются над ворами и лгунами, они не то что расстаются со своим прошлым (по Марксу), они просто возвращаются в нормальную систему координат. В такой терапевтический эффект я верю. Как сказано у Ежи Леца, иногда ирония вынуждает восстанавливать то, что разрушил пафос. А сейчас пафос у нас прет по полной программе. Так что шутить нам не перешутить.

- А вот как рухнет телевидение, для вас останется перо, бумага, свечка. Не случится внутреннего надлома? Вы ведь станете обыкновенным, как все, писателем...

- Популярность - это состояние, к которому человек привыкает. Я в отпуске за рубежом через неделю начинаю заглядывать в глаза прохожим. Неужели никто не узнает? Конечно, ломка будет. Я знаю несколько человек, которые почти сошли с ума, исчезнув из телевизора. Но, думаю, я это переживу. Мне будет чем заняться. Снова буду писать для бумаги, и слава Богу. А от прежней славы останется несколько забавных историй.

Однажды ко мне подошел энергичный мужичок, узнавший меня на улице, и, тряся руку, сказал: "Виктор, я считаю, вы - совесть России!" Помолчал и добавил: "Вы и Хинштейн...".

А другая история о том, как в кафе на меня долго смотрела очень красивая девушка. И я на нее смотрел. Но я не могу так вот подойти и познакомиться. Когда уже уходил, она догнала меня в гардеробе и говорит: "Вы Шендерович?" Все, думаю, судьба. Она: "Можно у вас попросить автограф?" - "Господи, о чем речь!" Пишу ей что-то там нежное. Она прижимает это к груди и говорит: "Ах, какая я счастливая!" Я думаю - все, сейчас же женюсь. Она: "Какая я счастливая, мне ж сегодня утром еще и Укупник автограф дал!".

А вы говорите "Куклы"...

ЮРИЙ СОЛОМОНОВ.

  00:04 12.10