Шито белыми, белыми нитками.

Тканая живопись Марии Колесниковой.

Определения "тканая живопись" не найти в справочниках - искусствовед Андрей Сарабьянов, разглядывая работы Марии, обронил эти слова, как выдохнул. Вблизи они - просто кусочки ткани, а чуть отойдешь - картины: пастель ли, гуашь, масло, акварель. Мария рисует тканью по ткани. Ни единого стежка на машинке, все вручную, да как!

"Черный квадрат" - посвящение Малевичу, "Блуждающее красное" - Родченко. Есть Головин, Мондриан - живописных копий работ мастеров достаточно, тканые делает только она. Свои картины Мария рисует на... подушках. Собранные вместе (более двухсот) они составляют коллекцию под названием "Материя сна".

Ее родители (отец - архитектор Великанов) любили и хранили старинные вещи, в том числе лоскутки. Маленькая Маша перебирала их, рассматривала - ее завораживала подлинность. Она и сейчас ее очень ценит: вставки настоящей старины оживляют шитье, наполняют новым смыслом.

Старинные ткани попадают к ней разными путями. Что-то удается купить, что-то дарят, в основном из-за боязни, что дети выбросят. Когда дарят, рассказывают семейные истории. Из набралось множество, щемящих и нежных, как чьи-то давние детские платьица. Недавно позвонила женщина, у которой сохранилась россыпь старинных кружев. Дед и бабушка жили в Сергиевом Посаде, дед работал земским врачом, она учила гимназисток рукоделию. Девочек тогда учили укладывать на ткани шелковые жгуты, шить бисером - вот и остались кусочки от детских уроков, упражнения. Домоводство, которому учат в нынешних школах, представляется Марии убогим.

Есть у нее подушка с гейшами и иероглифами, сделанная из старого японского халата. Его в Шанхае Вертинский подарил певцу Валину. Халат путешествовал по многим странам, доживал в Москве. Марии удалось, как в сказке Андерсена, продлить его жизнь. А наполнены подушки ее... шелухой гречихи. Эти чешуйки, по словам Марии, не крошатся, держат любую форму, лечат даже.

Она любит шить одежду для небольших, в полметра, манекенов. К каждому прилагается бирочка - история лоскутков, откуда они, чьи. Есть, например, трогательные кружева знаменитых Витте. Плелись давным-давно, детскими пальчиками.

Прежде чем вещь обретет образ, ее чистят, гладят, сажают на современную основу. Ткани накладываются друг на друга, тонируются. Иногда приходится делать их старше - у художников это называется "делать траты" - тратить. Здесь для Марии пример - реставратор и художник Щербатова-Шевякова, проведшая свою долгую жизнь в поездках по заброшенным церквям. Она перерисовала гибнущие фрески теми же красками, знала секрет. Ничего не добавляла "от себя" - пусть фреска повреждена, разрушена, следы от дождя, царапины... Марии дорог принцип возвращать старое через впечатление, ощущение.

В середине 90-х режиссер Резо Габриадзе пригласил ее придумывать костюмы для своего спектакля в театре Образцова. Спектакль был про войну. Она шила куклам военные мундиры, соединяя красоту с исторической точностью. Потом спектаклю понадобился занавес. Он долго не получался. Но однажды на белом-белом фоне ожил семейный альбом Марии в тканых фотографиях. Тот альбом, где ни войн, ни потрясений, где вечно лето и детство, и живы дед с прадедом, и молоды родители, и няня склонилась к ребенку, и еще неведомо, что счастье, пославшее за ними, может не повторить приглашения.

- Я люблю квартиры, в которых много жизней. В которых есть память о прошлом, о родных и друзьях. Там не выбросят стул с поломанной ножкой, починят или просто подвяжут красивой лентой. Новые квартиры "с иголочки" напоминают мне женщину после пластической операции. Смотрит вроде веселей, в глазах нет грустинки. Исчезли морщины, но пропал и шарм.

НАТАЛЬЯ КРАМИНОВА.

  00:04 12.04