Робинзон был средним классом.

Но только в сравнении с Пятницей.

С некоторых пор мы, всегда такие экспортноориентированные, разлюбили внешний рынок и полюбили внутренний. И на то вроде бы есть все основания. На преуспевающем Западе спад, а у нас подъем. Пусть даже в последние месяцы и не подъем, но все же и не спад. И все благодаря внутреннему рынку, экспорт в те же последние месяцы стал угасать. Вытягивают отрасли "конечного спроса". Немудрено: если в 1999 году объем потребительского рынка России не превышал 100 млрд долларов, то в 2000 году он уже составил 120-140 млрд, а в 2001-м - около 150-175 млрд долларов.

Формула ненасытности.

Это все потому, что наш рынок чрезвычайно ненасыщенный. Поэтому можно рассчитывать на продолжение его роста и, следовательно, на приток инвестиций. Предположение как будто оправдывается - в одну торговлю инвесторы собираются вкладывать свыше трех миллиардов долларов. Еще бы: в Москве на 1000 жителей приходится не более 40 квадратных метров высококачественных торговых площадей, тогда как в Париже этот показатель составляет 400 квадратных метров. Куда уж ненасыщенней. Правда, толкотни на этих 40 кв.м не замечается, она скорее на других торговых площадях, обширных, но явно не высококачественных.

Что-то тут не вяжется. Похоже, мы путаем ненасыщенный рынок с полуголодным. С таким, когда и сытости не ощущаешь, и есть не хочется - а на "вкусненькое" денег нет. Чтобы полуголодный рынок представлял интерес для инвесторов, он должен быть необъятным - как в миллиардных Китае или Индии. Наш 150-миллионный на необъятность не тянет. Зато на "полуголодность" сильно смахивает: если в 1997-м, весьма еще бедном году, наш совокупный доход составлял порядка 270 миллиардов долларов, то в 2001-м он едва достиг 170 миллиардов. Потому и месим мы грязь в тесноте теплостанского, измайловского и подобных рынков.

Ненасыщенный рынок - это рынок ненасытного потребителя. Такого, к которому аппетит приходит во время еды, а деньги - в ходе покупок. Иными словами, ненасыщенный рынок - это атрибут экономики, идущей по пути процветания. Его появление сигнализирует о том, что экономика встала на этот путь. Если же этого сигнала нет, то наша любовь к внутреннему рынку останется платонической, детей от нее не будет. Инвестиций то есть.

Формулу ненасытности опытным путем вывели американцы в конце 50 - начале 60-х годов ХХ века. Они тогда выходили из состояния послевоенной бедности. В это время и установилась та структура покупок, которая сохранялась в практически неизменном виде многие последующие годы. На питание средние американцы тратили 23 процента своих доходов, на одежду и обувь - 12, на жилье - 14, на транспорт (автомобиль) - 13,3, на мебель и технику для дома - 8,5, на медицину - 4,5.

Оказалось, что такая структура основных затрат обеспечивает долговременную оптимальную загрузку всех секторов экономики, формируя режим процветания. В свойственном этому режиму темпе росли доходы населения, соответственно увеличивались и траты. Последние росли в абсолютном выражении (улучшалось качество питания, жилья, одежды, автомобиля), а процентное соотношение расходов оставалось неизменным. Работала "рука рынка" - она лепила ненасытного потребителя, а он формировал ненасыщенный рынок.

Было, однако, одно непременное условие, без соблюдения которого "рука рынка" отказывалась работать, - цена труда должна соответствовать цене продукции. Тогда, будучи хозяином своего труда, человек оказывается и хозяином всех своих трат. Без такого соответствия теряют смысл его вложения в квалификацию, усилия по интенсификации труда, увеличению степени предпринимательских рисков. То есть то, что делает рыночную экономику эффективной.

Локомотив российской экономики.

Это наш средний класс. Оказывается, есть у нас такой - это люди с доходами от 150 долларов на человека в семье в региональных центрах и от 200 до 600 долларов - в Москве. Cегодня они составляют примерно 20 процентов населения страны (10 млн семей), и на их долю приходится более половины всего российского объема потребления. Средний уровень дохода "среднего русского" осенью 2001 года составил 320 долларов в месяц.

Так вот: структура трат "средних русских" по большинству видов товаров почти в точности совпадает со структурой трат средних американцев 50-летней давности. То есть 22,7 процента на еду, 12 - одеться-обуться и так далее. Иными словами, к концу 2001 года у нас появилась занимающая половину рынка динамично "отоваривающаяся" прослойка с той же структурой расходов, которая в свое время повела Америку по пути процветания. В нишах, которые ориентированы на обслуживание этой группы людей, возникают рынки с высокими нормами рентабельности - следовательно, наиболее привлекательные для инвестиций.

И ведут себя эти люди по-рыночному. Молодежь предпочитает вступать в брак, только достигнув прочного материального положения. Не жалеют денег на образование - ибо аспирантура, второе высшее и степень магистра дают прирост доходов в 15 процентов, а среднее образование, напротив, дает потери в размере 11 процентов. Стремясь к самостоятельности деятельности, предприниматели имеют более высокие доходы, чем наемные работники, и их материальное положение за последние три года изменилось в лучшую сторону сильнее, чем у среднего класса в целом. Поэтому готовы идти на неизбежные для предпринимателя риски. Перестали стремиться в Москву - и в столице, и в регионах доля людей, которые могут купить все, кроме автомобиля и недвижимости, одинакова и составляет примерно 70 процентов. Словом, в голове поезда нашей экономики появился рыночный локомотив.

Это не беда, что наш середняк имеет 320 долларов на человека, так что по сравнению со среднеевропейскими двумя-тремя тысячами долларов он просто нищий. Важна структура расходов - она говорит, что он уже вышел из состояния послереволюционной бедности и вступил на траекторию процветания. Он тратит на еду около 22 процентов дохода - но внутри этой цифры постепенно падает доля расходов на покупку сырых продуктов и растет на полуготовые, а также на обеды в кафе-ресторанах. 12 процентов на "одеться-обуться" - но он уже уходит с вещевых рынков, где ему предлагают азиатский ширпотреб, в марочные магазины класса "Бенеттон".

Плохо то, что дорога, по которой едет наш локомотив, совершенно не оборудована - нет дешевых кредитов под крупные покупки, практически нет ипотеки. Немудрено, что текущие доли расходов российского среднего класса и на жилье, и на транспорт существенно меньше, чем в соответствующие годы в США. У нас расходы на жилье составляют примерно 7 процентов, у них в начале 60-х - 14. Расходы на транспорт у нас составляют 9 процентов, у них в начале 60-х - 13,3. Это значит, что две крупные секции нашего локомотива работают вполсилы и соответствующие отрасли экономики не развиваются так, как следовало бы в режиме процветания.

Но это - полбеды. Уход с вещевых рынков в магазины "Бенеттон" означает намерение среднего класса перейти из полуголодного состояния в ненасытное. И здесь перед нашим и без того с натугой тянущим локомотивом опускается шлагбаум - многократно заниженный против паритета покупательной способности курс рубля.

Он специально сделан таким после августа 1998 года - чтобы все свои заработки мы тратили на товары отечественного производства. Тогда мы заплатили за этот курс понижением своей покупательной способности в 2,5 раза. Сейчас околовластные экономисты уверяют нас, что мы ее практически восстановили - и это правда. При условии, что мы покупаем только товары отечественного производства. Годящиеся, как убедительно показал трехлетний опыт, только для полуголодного рынка. Где мы и толчемся в тесноте и обиде, ибо долларов в наших карманах - на 41 процент меньше, чем было в начале 1998-го.

Мы наблюдаем, как наш деловой, энергичный, образованный и не боящийся риска средний класс пытается привести структуру своих расходов в соответствие с американским стартом "эпохи процветания". Пытается - и не может, ибо его доходы мало связаны с ценами тех товаров, которые он потребляет. Ведь доходы складываются на внутреннем рынке, а цены на товары - в основном на внешнем. Нарушено важнейшее условие "формулы ненасытности" - цена труда должна соответствовать цене продукции.

Нас, как Робинзона, обрекли на жизнь на необитаемом острове. Выжить на нем можно, процветать - нет.

ЭРЛАН БЕРНШТЕЙН.

  00:04 07.02