Вооруженные рыбы нового пианизма.

Филармония открыла свой очередной сезон. Лауреат Международного конкурса имени Чайковского Борис Березовский сыграл Первый концерт Чайковского. В исполнении Академического симфонического оркестра Самарской филармонии (главный дирижер Михаил Щербаков) прозвучали "Дафнис и Хлоя" и "Болеро" Равеля.

Начало сезона бывает обычно торжественным, как вступительный аккорд симфонии. Кстати, есть несколько произведений, которые как раз начинаются помпезным аккордовым возгласом и поэтому идеально подходят для того, чтобы открывать торжественные события. Вот эти произведения: Третья симфония Бетховена, Второй фортепианный концерт Рахманинова. И, конечно, Первый фортепианный концерт Чайковского. Многие, наверное, еще помнят, как он звучал у легендарного Вана Клиберна победителя Первого конкурса имени Чайковского. Звучал победной россыпью сверкающих аккордов, по-американски добротно, эффектно, убедительно, как бывает убедительна ярко освещенная реклама. Концерт символизировал изобилие: изобилие лирики, искренности, изобилие красивых виртуозных пассажей.

Прошло почти полвека. Борис Березовский победитель IX конкурса Чайковского, на котором Первый концерт - произведение обязательное. От конкурса к конкурсу меняется интерпретация Концерта, в этих новых решениях поступь времени, дыхание эпохи. Молодая поросль пианистов, племя младое, незнакомое приступает к великому Концерту во всеоружии техники и интеллекта. Как всегда, что-то приобретается, что-то теряется. И как всегда, недостатки являются продолжением соответствующих достоинств. А достоинства, значит, вырастают из недостатков? Или обратное утверждение силы не имеет?

Ох, боюсь, и на пушечный выстрел нельзя наше поколение к Первому концерту Чайковского подпускать. К его оценке. Переслушали Клиберна. Объелись. Теперь на соответствующем месте слухового восприятия мозоль натерта. И концерт тоже поистерся, потускнел от долгого употребления, как монета с двуглавым орлом. Но орел еще слегка поблескивает тусклым блеском светится гордый имперский символ.

Концерт символ империи? Да, пожалуй. Как "Лебединое озеро", как "Война и мир". Но в эпоху крушения империи ничего не остается от былого величия концерта, от его имперского блеска, от гордой кантилены. Чайковский третьего тысячелетия совершенно другой композитор. Не тот, что с неудобно задранной вверх рукой позирует перед входом в здание Московской консерватории. Не ловец вдохновения, не патетический декламатор.

Березовский играет концерт невиданным образом. Куда-то подевались набившие оскомину, тысячу раз слушанные-переслушанные каскады звучностей и эстрадно-мелодраматические лирические откровения. Концерт превратился в драматическое, а то и трагическое сочинение. Изменилась даже и окраска звука: яркие, светлые, красочные звучания превратились в темные, бесцветные, певучесть в жесткость. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними?

Репетиций я не слышала. А приятель-оркестрант, придя с репетиции, удивленно сказал: как он быстро играет вторую часть! (Тут надо иметь в виду, что вообще-то вторая часть концерта написана в медленном темпе). И вот сижу на концерте. Начинается вторая часть. К полному своему недоумению, все оказывается ровно наборот. Что это? Кап"кап"кап" Это в предельно медленном темпе начинается оркестровое вступление. Отдельные капельки сопровождения далеко друг от друга, как звезды в разреженном космическом пространстве.

Конечно, ниточку мелодии в таком медленном темпе не удержать на нужном лирическом градусе. Березовский этого и не пытается делать. Вдохновение его - другого рода. Это не лирическое излияние, а умно выстроенная конструкция. Спору нет, интересно. Исполнение с другого боку освещает Чайковского. А он такой гений, что музыка его выдерживает любое испытание на прочность. Можно играть как смену душевных состояний - горе, надежду, порыв, апатию. А можно с сальериевской любознательностью разлагать на элементы, с удивлением исследовать законы конструкции. Скальпель в руки и рассматривай, медленно и внимательно. Музыка умирает под острием исследовательского любопытства, зато сколько там внутри интересных мелких деталек! Здорово сцеплено друг с другом! Глаз веселится, душа отдыхает от слишком человеческого от напряженного сострадания, от непрерывного эмоционального соучастия. Зато пианистически все чрезвычайно хорошо сделано. Точно, тонко, интеллигентно, со вкусом. Виртуозное мастерство Березовского так велико, что его хватает на Концерт с большим запасом. Понимание, интеллект, владение собой и материалом, в общем, пианистический и артистический профессионализм - все это в наличии. Что же не радует меня этот букет великолепных профессиональных качеств? Как-то холодно рядом с таким Чайковским".

Ох, как я из-за этого поссорилась с друзьями! Здорово играет! Словно незнакомое произведение! Музыкально! Интересно! Фантастическая техника! Да, конечно. Спору нет. И интересно, и ново. Вот идя, по этой дорожке, и Красная Шапочка в зубы волку попалась.

И вот ведь какая проблема, братья по искусству! (Или гусь свинье не товарищ, музыковед исполнителю не брат, не товарищ и не друг?). Проблема же наша в том, что та нежность, неопределенность, то душевное волнение, которые так легко переходят то в тоску, то в меланхолическую грусть, то в ожидание счастья все то романтическое, что и нас когда-то в Чайковском волновало, куда-то подевалось. Что это? Наша новая позиция, оглядка на прошлое столетие с высот третьего тысячелетия? Очевидно, сменился взгляд, сменилась, выражаясь ученым языком, парадигма культуры. Силюсь вспомнить чью-то поэму о строительстве ГЭС (Михалкова?) приблизительно так: где вчера играли рыбы, там теперь взрывают глыбы. Вот этих играющих рыб не осталось среди глыб нового пианизма. И этот пугающий рост виртуозности.

Теперь пианисты играют не как рыбы. Они играют во всеоружии технической оснащенности употребив этот стилистический штамп, я вдруг вздрогнула и призадумалась. Что это такое всеоружие? Что это за универсальное оружие такое у нас в третьем тысячелетии? Может быть, имя ему, этому оружию безжалостность?

В этом всеоружии Борис Березовский играет на бис "Вальс" Равеля. Два великих создания - "Вальс" и "Болеро" - написал Равель, загадав этими двумя огромными симфоническими полотнами загадку. Увлекательный танец, все разрастаясь, приводит к кульминации не то радостной, не то злорадной. Что на гребне кульминации упоение жизнью или катастрофа? Полнота жизненных сил или смерть? У Березовского, несомненно, смерть. Зловеще вальсовое кружение, с демоническими перебивами ритма, с подспудным ощущением беды, все приближающейся к вальсирующим парам. Как это у Блока: Как он умен, как он в меня влюблен! В ее ушах нездешний, странный звон: то кости лязгают о кости.

В концерте принимал участие Академический симфонический оркестр Самарской филармонии. Его главный дирижер и художественный руководитель Михаил Щербаков встретил новый сезон в новом качестве как обладатель почетного звания народного артиста России.

Наталья Эскина.

  00:04 06.10