Когда улеглось ликование.

Той ночи у Бранденбургских ворот со 2 на 3 октября 90-го не забуду никогда. Вокруг арки с исторической квадригой, перед зданием невосстановленного рейхстага, на аллеях и пограничных, запретных пустырях, где еще недавно пограничники ГДР открывали огонь на поражение, гудела многотысячная восторженная толпа. Когда же Колокол Свободы на площади Республики в западной части Берлина упруго отзвонил 12 раз, толпа точно взорвалась. Восторженные возгласы перекрывались взрывами петард, в воздух с шипением устремлялись струи шампанского. Народ ликовал.

НАСТУПИЛ исторический миг в истории Германии. Тогдашний правящий бургомистр Западного Берлина Вальтер Момпер назвал немцев "самым счастливым народом в мире". Вчерашние "антагонисты", непримиримые "классовые враги", обнимались, целовались, плакали и не скрывали слез счастья. Не сбылось мрачное пророчество "железного" Эриха Хонеккера о "несовместимости воды и пламени" и "вечном расколе", высказанное им незадолго до падения Берлинской стены во время его единственной поездки в ФРГ. История редко внимает пророкам, у нее своя дорога.

Но вот ликование улеглось, для новой Германии началось будничное, или, говоря словами бывшего канцлера Вилли Брандта, чрезвычайно болезненное срастание "двух частей единого организма". Именно болезненное при всем при том, что Восточная Германия "легла" под крыло одного из самых богатых, индустриально развитых государств мира с прекрасно развитыми демократической и социальной системами, с твердой валютой, уверенно смотревшего в будущее.

Помнится, германские политики того времени безапелляционно предсказывали, что Восточная и Западная Германия во всех отношениях станет "однородной", единым целым за каких-нибудь 3-5 лет. А что ей для этого не хватает? Денег, энергии, энтузиазма? Процветающего хозяйства?

Увы, прилагательное "процветающее" было применительно лишь к западной половине Германии, экономика на востоке почти насквозь проржавела, там царил застой, происходило медленное загнивание системы, преодолеть которое не способны были ни московская капельница, ни миллиардные вливания Запада, ни тем более усиление борьбы на лишившемся границ идеологическом фронте.

И все-таки бывшей ГДР следует отдать должное: из громоздкого социализма казарменного типа она выжала все до последней капли и даже вошла в первую десятку промышленно развитых стран. Увы, сама система была обречена. Выход из тупика был один-единственный: объединение с ФРГ и перестройка на западный манер всех ее экономических, хозяйственных и политических механизмов.

До сих пор встречаются люди, убежденные в том, что можно было сохранить обе Германии "врозь". Особенно много их было в ГДР и у нас в тот драматический год германского объединения, причем даже после того, как рухнула Берлинская стена и ГДР как наш союзник и партнер по всевозможным блокам практически перестала существовать. Интересно вспомнить историю. Недавно вышли мемуары Эгона Кренца, который незадолго до падения Берлинской стены, едва сменив на всех постах Эриха Хонеккера, в полной растерянности полетел в Москву на консультацию со "старшими" товарищами. На встрече с Михаилом Горбачевым он сказал: "ГДР - дитя Советского Союза. Для нас важно знать, признает ли он по-прежнему свое отцовство?" Пока мой вопрос переводят, я внимательно наблюдаю за собеседником. Он задумчив. Тихо, будто беседуя сам с собой, он произносит фразу, которая мне показалась русской пословицей: "Сколько веревочке ни виться, все равно ей будет конец". Кренц делает вывод, что "от советских друзей не следует ожидать ни гарантий военной поддержки в случае массовых беспорядков, ни какой-либо экономической помощи для восстановления власти". Сам для себя Кренц формулирует "новую советскую доктрину": "Пусть каждый следует своим собственным путем". Иными словами, пусть содружество, созданное после войны Советским Союзом, умрет своей естественной смертью.

В тот памятный год германская, да и в целом европейская история будто напролом ломилась. По сути процесс конкретного, я бы сказал, материализованного объединения Германии начался почти на год раньше, в ноябре 1989-го, с падением Берлинской стены. Процесс этот имел необратимый характер. Все ли это понимали? Спустя много лет я спросил Михаила Горбачева: сознавали ли в Москве, что открытие берлино-берлинской границы неизбежно приведет к скорому краху ГДР, а затем и к краху социалистического содружества? Несомненно, Эрих Хонеккер предвидел такой ход событий, потому-то его пугали реформы в духе советской перестройки, а тем более разгерметизации границы в ФРГ.

"Сам Эрих Хонеккер во всем и виноват, - ответил Михаил Сергеевич. - Он тянул с реформами, к которым его подталкивали Советский Союз и некоторые другие соцстраны. Ему было сказано: кто опаздывает, тот и проигрывает. Он, однако, продолжал стоять на своем. В ГДР в ходу была фраза, сказанная одним из членов ЦК СЕПГ: если сосед в своем доме затеял ремонт, это не значит, что и мы должны наспех переклеивать обои. Именно из-за отказа от реформ после падения Берлинской стены процесс германского объединения принял обвальный характер. Мы-то рассчитывали, что изменения в ГДР пойдут по социал-демократическому или социалистическому - в западном понимании - пути. ФРГ же просто поглотила ГДР".

Но и с реформами ГДР в ту пору опоздала. Она выработала свой экономический, политический и, главное, идеологический ресурс: правящая партия потеряла доверие масс (таким образом, объединение страны одновременно означало и свержение правящей партии с ее гранитного пьедестала). Буквально за неделю до падения Берлинской стены на крупнейшей в Восточном Берлине Александерплац на антиправительственный митинг собралось более полумиллиона противников режима; вскользь замечу, что ни один из 17 ораторов не употребил слово "объединение" - в те дни оно еще казалось далеким миражом. Но оно неотвратимо приближалось.

Дело, однако, не только во внутренних причинах. Десять лет назад Европа была "беременна" переменами, находилась буквально на сносях. Достаточно вспомнить бурлящую Польшу, период после "Пражской весны", близкую к социальному взрыву Румынию... Шло строительство "общеевропейского дома", а Берлинская стена - овеществленный символ европейского раскола - стояла всем поперек горла. Безусловно, понимали это и в Москве, хотя далеко не всех устраивал тогдашний ход событий.

Отнюдь не все поголовно в ГДР стояли за объединение - это и логично. Многие честно посвятили ее строительству всю свою жизнь, верили в социалистические идеалы, в светлое будущее. Были, разумеется, и фанатики, для которых исчезновение "первой рабоче-крестьянской республики на немецкой земле" означало конец света. Рядом со мной в берлинском районе Карлсхорст жил бывший советский разведчик, бывший начальник контрразведки армии ГДР, пламенный коммунист генерал Кляйнюнг, который полгода после объединения не снимал со стены своего дома гэдээровский стяг с циркулем и молотом.

ШУМНО вели себя романтики, предлагавшие сделать тогдашней ГДР "пластическую операцию" с тем, чтобы придать ей, так сказать, человеческий облик. Они призывали к коренным реформам, к социальному рыночному хозяйству, разумеется, к свободе и демократии, но при сохранении государственного суверенитета, а также пусть прозрачных, но реальных государственных границ, то есть менее герметичной Берлинской стены. Речь в первую очередь о "зеленых" и "мягко оппозиционном" Новом форуме, для которых основой "новой ГДР" должны были стать справедливость, гласность, обуздание штази, подлинная, а не "газетная" любовь к ближнему и т.д. "Мы - народ", - говорили недавние, вдруг прозревшие эфдэетовцы (комсомольцы), выделяя "особую, гэдээровскую самобытность", чувство коллективизма - этакую специфическую немецкую "соборность". Но по сути хотели создания второй ФРГ, если можно так сказать, виртуальной. К слову замечу, что на праздновании 10-летия падения Берлинской стены в прошлом году на здании Дома учителя на берлинской Александерплац я прочитал плакат тогдашних бойцов за человеческий облик ГДР: "Мы были народом!" Переведенная в прошедшее время фраза давала понять: объединение погубило все лучшее, что накопила ГДР за 40 лет своего существования. Кстати, ностальгия по прошлым временам до сих пор ощущается среди "осси", как называют себя восточные немцы, иллюзии и тоска по прошлому живучи...

Хочу, однако, повторить: абсолютное большинство этих самых "осси" однозначно стояли за объединение. Десятилетия жизни за герметичной стеной, невозможность повидать мир (исключение составляли европейские соцстраны), разделенные семьи, по-прусски строгая идеологическая дисциплина (помнится, я пригласил в свой корпункт группу коллег из "Берлинер цайтунг" на просмотр "смелого" по тем временам фильма "Покаяние", но узнавший об этом зам. главного редактора Фритц Венглер был так этим возмущен, что сделал своим сотрудникам строгий выговор, а меня попросил больше не заниматься "подрывной" деятельностью), поголовная слежка штази (вскрылся случай, когда муж "стучал" на собственную жену), наконец, низкий в сравнении с ФРГ уровень жизни, вызывавший среди "осси" болезненный комплекс неполноценности, - все это толкало гэдээровцев в объятия "весси", обещало более свободную, обеспеченную жизнь.

Часто задают вопрос: могли ли противники объединения в Москве помешать ему? У работавших в ту пору в Германии советских корреспондентов было ощущение раздвоенности позиций среди московского руководства. Прибывавшие из ЦК КПСС партийные функционеры вели себя порой весьма странно: в посольстве СССР на Унтер ден Линден они заверяли, что ни за что не "сдадут" ГДР Западу, а в Западном Берлине на так называемых подиумных дискуссиях с политиками ФРГ утверждали, что без объединения Германии не может быть никакого прогресса в объединении Европы, застопорится разрядка напряженности, которая стала, пожалуй, одним из самых модных словосочетаний советской пропаганды.

Было абсолютно ясно, что остановить процесс объединения мы могли только с помощью военной силы - других методов не существовало. Да и этот метод был весьма сомнителен. Но десять лет назад такая мысль была недопустима. Европа жила уже иными понятиями, народы соцстран требовали коренных реформ, реальной демократии, сближения с Западом, хотели наконец жить как свободные люди, дышать полной грудью. Иными словами, сложилась такая политическая и психологическая ситуация, при которой объединению Германии уже никто не мог помешать.

И вот минуло 10 лет. Можно ли сегодня говорить о полном срастании двух частей одного организма? Поразительно, но на этот вопрос любой немец покачает головой (один мой собеседник пошутил: "Объединенная Германия все еще исторический полуфабрикат"). Очевидно, слишком долго, почти полвека, длилось проживание немцев врозь, по-разному развивались их психология, культура, отношение к себе и к коллективу, к работе; порой даже по языку можно отличить "осси" от "весси". А недавний опрос показал, что половина восточных немцев ощущает себя прежде всего "осси" и одновременно "гражданами второго сорта", у которых "украли прошлое". Вот что говорит главный редактор гамбургского еженедельника Роже де Векк: "В Восточной Германии растет недовольство, основанное на крахе индивидуальных карьер, чувство обделенности. Высока неуверенность в завтрашнем дне. Многие полагают, что процесс здорового, органического объединения потребует по крайней мере еще двух поколений".

Де Векк напоминает, что самый проблемный регион Евросоюза лежит на бедном юге Италии, Испании и Греции, где наиболее низкие зарплаты. Однако на севере есть еще один - бывшая ГДР, там внутренний валовой продукт составляет 75 процентов от среднего по странам ЕС. В Германии наступает экономический подъем, однако, по мнению де Векка, в условиях реально существующей конкуренции он "может равнодушно пройти мимо Восточной Германии".

ИНСТИТУТ мировой экономики в Киле прогнозирует экономический рост на востоке в нынешнем году на 2,4 процента. Это слишком мало для того, чтобы догнать запад. Кстати, там, в западной половине Германии, безработица по сравнению с прошлым годом сократилась с 9 с небольшим процентов до 7,4. В бывшей ГДР она по-прежнему составляет 16,5 процента. При этом уровень доходов бывших гэдээровцев, по мнению специалистов, непомерно высок - 90 процентов от средней зарплаты в Западной Германии. Это не помогает экономическому развитию Востока, более того, снижает производительность труда, сокращает число рабочих мест и мешает притоку инвестиций.

Специалисты также опасаются, что прием в Евросоюз через несколько лет пяти восточноевропейских стран усилит конкуренцию в границах ЕС: сможет ли Восточная Германия ее успешно выдержать или опять за все придется расплачиваться западным немцам? Они, "весси", до сих пор платят за объединение высокую цену, ежемесячно отдавая в казну так называемый "налог солидарности". 10 лет назад "архитекторы" объединения убежденно говорили, что для полного сращивания двух Германий до 2000 года потребуется 1500 миллиардов марок. За этот срок только государственные трансферты превысили 1700 миллиардов.

В бурном потоке германского объединения за минувшее десятилетие потонуло немало надежд и утопий. И мгновенное преображение "второсортной" ГДР в Клондайк Восточной Европы, и моментальное решение в бывшей ГДР массы хозяйственных и социальных вопросов, и многое другое. Иными словами, по обе стороны германо-германской границы, которая была наглухо заперта долгие десятилетия, часть ведущих политиков искренне полагала, что реальное объединение - вопрос нескольких лет. Походя замечу, что западногерманские социал-демократы советовали тогдашнему канцлеру Колю не торопиться с объединением, растянуть этот процесс с тем, чтобы с меньшими потерями и накладками его осуществить. По этой причине у них возник и раздрай - основные торжества намечено провести в саксонской столице Дрездене, куда главный "строитель" германского единства Гельмут Коль наотрез отказался поехать.

Христианские демократы Гельмута Коля, несомненно, торопились с объединением. С ходу распродавалась (правда, не разворовывалась) под строгим глазом Федерального опекунского ведомства общенародная собственность, оптом вываливалась на редакционные столы секретная информация штази, шли под суд те, кто "отдавал приказ" стрелять на границе по перебежчикам. Нередко эта торопливость оборачивалась как против "осси", так и против "весси", ожесточая одних против других. Одним из негативных явлений возникшего у "осси" комплекса неполноценности, этакого "развития по разным колеям", главный редактор потсдамского радио "Антен Бранденбург/ОРБ" Кристоф Зингельштайн считает расцвет неонацизма в восточной половине Германии.

Однако процесс идет. Постепенно меняется "глоболизированная казарменным социализмом" психология "осси", набирает обороты потерявшая в связи с развалом рублевой зоны 10 лет назад экономика бывшей ГДР. Большой бизнес из Западной Германии и Европы все больше перекочевывает на немецкий восток. Такой гигант автомобилестроения, как "Порше", обосновал свой филиал в Лейпциге. Огромные деньги вкладываются в инфраструктуру, в строительство автобанов, вокзалов, информационные коммуникации. В Дрездене западногерманская фирма микросхем "Инфинеон" отдала под строительство своего филиала 2 миллиарда марок, а в Айзенахе, где прежде собирались "инвалидные коляски социализма" машины "Трабант" с пластмассовым кузовом, фирма "Опель" строит еще один свой завод на 1100 рабочих мест. К этому добавить самую современную в Европе телефонную сеть и расположенные прямо у автобанов торгово-промышленные площади.

Но есть чрезвычайно важный аспект германского объединения для нас, россиян. "Дружба братского типа" между СССР и ГДР, непримиримый антагонизм между нами и Западной Германией - отношения между объединившимися немцами и новой Россией приобрели качественно новый характер. Я не хотел бы их делить на разные периоды - они сразу, с 1990 года, всем на удивление, стали абсолютно нормальными и с незначительными колебаниями развивались равномерно и прямолинейно вплоть до сегодняшних дней. Визит канцлера Шредера на прошлой неделе это подтвердил. 10 лет, будь то стеклянное здание Ведомства федерального канцлера на высоком берегу Рейна, то ли бревенчатая подмосковная баня, руководители наших стран находили общий язык и друг к другу обращались на "ты". В нынешней ситуации, сказал на прошлой неделе в Кремле Герхард Шредер, Россия в процессе проведения экономических и демократических преобразований может положиться на Германию". И добавил: "В силу геополитического положения, близости менталитета германского и российского народов, общности порой трагической истории и установившегося в последние годы между двумя странами доверия Берлин надеется сыграть важную роль в процессе сближения России с Западом, включая кооперацию в рамках Европейского союза и НАТО".

ДА, ЭТО ВЕРНО, объединенная Германия смотрит на новую Россию совершенно другими глазами. Нам доверяют, с нами хотят иметь дело, в россиянах видят пусть еще не вполне окрепших экономически, но в будущем сильных и надежных партнеров. В заключение позволю себе процитировать одну из крупнейших, авторитетных немецких газет "Франкфуртер рундшау", мнение которой представляется мне весьма любопытным: "За 10 лет отсутствия диктатуры Россия сильно изменилась. Для целого поколения стало чем-то само собой разумеющимся не прятать свои мысли, не бояться и полагаться на себя. Это уже многое значит. Через несколько лет нынешние молодые люди займут руководящие посты. И тогда российское общество сможет превратиться в нечто большее, чем "государственное предприятие", как выразился один немецкий историк".

Владимир ЛАПСКИЙ, политический обозреватель "Российской газеты".

Берлин - Москва.

  00:04 03.10