Морские пехотинцы на защите Москвы.

...Утренняя звезда еще дотаивала в небе, а солнце уже по-хозяйски разгоняло остатки ночных теней, все отчетливее высвечивая контуры Бакинской бухты. Курсант Аркадий Ткачев, задумавшись, стоял у борта. Напряженное мотание по волнам, кажется, закончилось. Теперь надо готовиться к экзаменам за последний, порядком сокращенный курс.

Целый месяц он не отрывал головы от учебников и экзамены выдержал на "отлично". А в октябре состоялся выпуск новоиспеченных лейтенантов. Прощай, Баку!

Прощай, Каспийское военно-морское училище! Свидятся ли?

Для Ткачева и его товарищей начиналась новая жизнь, полная тревог и волнений. Уже пятый месяц полыхала война.

...Теплоход с лейтенантами на борту взял курс на Красноводск. Подгоняемое с южных румбов яркими сполохами каспийской грозы, судно дрожало, как в сильном ознобе. На другой день пришвартовались в тихой гавани Красноводска. Разделившись на две группы (по две роты в каждой), моряки отправились в Казалинск, где формировалась 75-я отдельная морская бригада. В компании таких же, как он, новичков, Ткачев шагал по пустынным улицам города в распоряжение командира роты старшего лейтенанта Середкина - преподавателя по минному делу из Севастопольского училища. Поначалу он Ткачеву не понравился. Раздражали самоуверенность и недоверчивый сверлящий взгляд. Потребовалось некоторое время, чтобы убедиться, каким надежным другом станет их требовательный командир. Середкин разбил личный состав на взводы и, как было предписано из штаба 75-й отдельной морской бригады, назначил их командирами Ткачева и Ховаева.

Лейтенант Ткачев среди матросов стал своим человеком. Не свойским, а своим. Потому как шел к ним с открытой душой. И они отвечали ему тем же.

Не сразу и не легко покорились моряки армейским законам. Сердце горело, хотелось поскорей, без всякой пехотной выучки, не прячась, а прямо во весь рост, грудь нараспашку, с криком "Полундра!" - вперед на врага. Они уже знали, что на самые опасные участки фронтов командование бросало "черную смерть" - матросов и флотских офицеров. Тогда-то и появилась эта отчаянная песня:

А когда бои вскипают, И тебе сам черт не брат, В жаркой схватке возникают Бескозырка и бушлат.

Но вот пришел день, когда была дана команда к отправке. Воинский эшелон морских пехотинцев прибыл к Москве, вокруг которой фашисты стягивали грозное кольцо окружения. На рассвете выгрузились в лесу под Люблино.

Первую ночь матросы заночевали в лесу. А утром были уже в районе Павловской слободы. Многие дома здесь были начисто сметены, другие сгорели и напоминали о себе лишь уцелевшими печными трубами.

Накануне был бой. 16-я армия Рокоссовского погнала немцев на запад. На Истру. Ни артиллерийская пальба, ни бомбовые раскаты, слышимые то здесь, то там, уже никого не пугали. Впервые, кажется, после кровавых месяцев войны, после бесконечно нудных переходов матросы почувствовали, наконец, радость наступления.

Взвод лейтенанта Ткачева был переброшен в село Покровское, западнее Павловской слободы. Всего три дня здесь были немцы, а бед натворили много. Жители, собравшиеся, было, уходить из горящего села, вдруг отрезвели: а чего бежать? "Раз в село вошли моряки - значит, больше не бывать здесь немцу!".

В январе бригада морских пехотинцев влилась во 2-й гвардейский корпус генерала Люзикова, находившийся под Старой Руссой. Выгрузились в Крестах. Предупрежденные об опасности, матросы и офицеры передвигались лесными и болотистыми тропами. Повозки, пушки, инвентарь где-то сзади. Отдых днем, под елями. А ночью - вперед, в бой!

Бригада окружала селения, выбивала оттуда немцев и двигалась дальше на юг. Бронебойщики лейтенанта Ткачева - "гроза танков" (как сразу, еще до вступления в бои, начали их величать) - приучили себя к мысли, что рубеж надо держать во что бы то ни стало. Настолько эта мысль стала привычной и так укоренилась в сознании каждого, что никто не помышлял отходить или в чем-то уступать противнику. Моряки сами наносили такой силы удары по врагу, которые фашистам запоминались надолго.

С боями продвигались все дальше и дальше, позади остались многие километры освобожденной от врага родной земли. Ночные переходы обессилили людей. А дневные тревожные сны все меньше прибавляли сил. Шоссе было забито машинами, танками, повозками, кавалерией и пешими людьми.

Уже 18 февраля 2-й гвардейский корпус вышел к реке Ловати, замкнув, таким образом, кольцо окружения немцев с запада, соединившись затем с частями Калининского фронта. Так закончилось окружение Демьяновской группировки немцев.

Бойцы 75-й отдельной морской бригады в составе двух батальонов закрепились на рубежах у шоссе Холм-Лакия. Всеми силами немцы пытались прорваться к окруженной группировке. В какой-то момент даже показалось, что это им удастся сделать, но моряки, отважно сражаясь, остановили продвижение врага.

Потеплело... Гитлеровцы усилили удары с воздуха на позиции морских пехотинцев. С рассвета и до темна по 30-40 пикирующих бомбардировщиков "Ю-87" вставали в "круг" и бомбили непрерывно, не давая морякам поднять головы. Но они стойко держали оборону вдоль шоссе.

В роте Ткачева осталось всего 26 человек. Сам командир, раненный в правый бок, отлежав в медсанбате лишь неделю, снова возвратился в строй. Ему была поставлена задача: любой ценой остановить армаду немецких танков, двигавшихся по дороге на Холм.

Моряки заняли позицию в три рубежа. На каждом рубеже по два противотанковых ружья. Позади них - батарея "сорокопяток", дальше е минометный дивизион.

Теперь хоть убейся, а стоять надо насмерть.

Ежедневно, несколько часов кряду, бомбардировщики, отвесно падая с неба, сыпали бомбами, потом, крыло в крыло летая над позициями моряков, били из пушек и пулеметов, не давая поднять головы. Силясь прорваться к окруженной группировке, немцы подбрасывали к ней все новые подкрепления. На всех рубежах шли ожесточенные бои.

Когда Ткачева спрашивали потом, как все это было, он отвечал в раздумье:

- Это был... настоящий кошмар.

В те дни моряки, раненные дважды и трижды, не выходили из боя. Падали товарищи рядом - остальные, горя местью, яростно шли вперед. В роте Ткачева у моряков оставалось только по одному патрону на ружье.

Выручили прибывшие к вечеру "катюши", нанесшие сокрушительные огненные залпы по наступавшим фашистам.

В одном из боев Ткачева контузило при разрыве снаряда, ударившего в бруствер наблюдательного пункта.

Бледный, с перекошенным лицом, он лежал не шевелясь, только прерывисто дышал. Его бросало то в жар, то в холод. Каждый мускул ныл от боли, шея болела, лицо стало грубым и непослушным, веки припухли, и не было сил открыть глаза. Грузно пыхтя, сержант Илья Ганчиков потащил командира в медсанбат. На другой день Ткачев был уже в строю. И снова ожесточенные бои с ненавистным врагом.

На втором году войны флот начал испытывать острую нехватку обученных специалистов. Многих морских пехотинцев тогда вернули на корабли. Лейтенант Ткачев был назначен командиром "морского охотника" на Черном море.

Чего греха таить, капитаны из них, сухопутных моряков-офицеров, после выпуска из военно-морских училищ попавших в морские стрелковые бригады командирами взводов, поначалу были никудышние, да и команды тоже оказались, как говорится, разношерстными, необученными. Командир отряда "морских охотников" старший лейтенант Гоцупа, уже побывавший в новороссийских операциях, дневал и ночевал на катерах, ругаясь на чем свет стоит, гонял экипажи до седьмого пота: "Вы же катерники! Чтоб по трапам, как дьяволы, летали!".

И началась боевая морская служба. По тревоге выходили в море, несли дозорную службу, учились искать и уничтожать немецкие сумбарины, сопровождать тральщики в походном ордере, транспортные суда. Экипаж Ткачева нес службу примерно, моряки любили своего капитана за открытость характера, заботу и внимание к их нуждам, верили ему. Не обижались за строгий спрос, потому что порядок, которого требовал денно и нощно их командир, всегда выручал в самых трудных испытаниях. Осенью 1944 года Ткачев уже командовал звеном "морских охотников".

За успешное выполнение важных заданий было немало благодарностей командования, в том числе и от адмирала Кузнецова, лично проверившего боевую выучку ткачевского экипажа.

После окончания войны Аркадий Ткачев служил в различных должностях и на различных кораблях флота.

Когда пришло время увольняться в запас фронтовику, капитану первого ранга Аркадию Кирилловичу Ткачеву, он для постоянного места жительства выбрал Рязань. Работал учителем в школе. Организовал клуб "Альбатрос", заражая мальчишек похвальным стремлением к службе на море.

Жизнь многое вписала в судьбу этого незаурядного человека, и он останется в памяти рязанцев как офицер русского флота, как активный участник Великой Отечественной войны, верой и правдой служивший Отечеству.

Владимир Акимов.

  00:04 11.05