САНИТАРОЧКИ УХОДЯТ...

Везет России на августы: то взлетевший курс доллара в 1998-м обесценил сбережения пенсионеров, то в августе 2000-го благодаря заботе правительства и пресловутому новому закону N 113 начался массовый исход с бюджетных мест пенсионеров, на которых держалось здравоохранение. Только по горздравотделу, на балансе которого девять больниц, уволились 775 человек: санитарочек, гардеробщиц, посудомоек, регистраторов - всех тех, кто готов был за гроши выносить плевашки, судно, подавать утки. Вот показательная история одной из них.

Ночи мы ждали с нетерпением. Днем обходились как могли: где родственники судно подадут, где одна на всю палату ходячая принесет. "Букет моей бабушки", - так называла нашу десятую палату заведующая травмоотделением из-за того, что передвигаться больные могли только в постели на горшок, да и то с помощью санитарок, которых катастрофически не хватало. Молча наблюдали в дверной проем, как пожилая женщина сновала по коридору с судном из палаты в палату, едва успевая сказать слово, чаще всего раздраженно, когда размахивала лентяйкой под нашими кроватями. Чувствовалось: в тягость мы ей, измотанной возрастом и количеством прикованных к постели больных.

Плюс ко всему вмешался и грипп, выкашивая медперсонал. В отделении объявили карантин. Родственников не пускали - вся надежда была на ночную смену. На двух румяных и очень стеснительных деревенских девчушек - студенток педучилища, подрабатывавших в больнице. Без тени раздражения выполняли они наши прихоти, также, ничуть не брезгуя, совершали с нами ночной и утренний туалет. Освеженные, прикованные к подушке надолго, с благословения наших добрых фей начинали мы новый день. И слово "санитарочки" как-то не прилипало к ним...

Были и другие больницы, и отделения, и там поднимали с кровати и помогали сделать первый шаг после операции санитарки, подшучивая и подбадривая. Поправляясь и покидая больницу, я несла цветы врачу, медсестре, начисто забывая об этих скромных или разбитных незаменимых работницах, вместе с врачами, выходившими меня.

Уверена, что не одинока в своем признании. Редакционная почта, письма-благодарности медперсоналу за спасенную жизнь говорят об этом - мало кто упоминает об этих скромных труженицах, воспринимая как должное их вклад. МОП - младший обслуживающий персонал, так уничижительно называли их, пока не грянул август 2000-го, оголивший бюджетную сферу. Пенсионеры - санитарки, гардеробщицы, буфетчицы, вахтеры - оставили свои, на первый взгляд, незначимые посты. И все сразу на уровне правительства запели им оду.

Но восхваление оказалось им совсем ненужным. Валентина Федоровна Суханова,10 лет отработавшая санитаркой-буфетчицей в детском отделении городской клинической больницы N 1, очень настороженно восприняла мой звонок. Поначалу согласившись с моими доводами, спустя день она пыталась отказаться от встречи, решив не приглашать домой. Наконец пообещала прийти в редакцию сама. А через полчаса, разговорившись, объяснила: "Стыдно домой приглашать - 10 лет не было ремонта". Будто не люди мы, не поняли бы, что в семьдесят с лишним лет нет ни сил, ни достатка, чтобы привести свой угол в порядок. Так и старятся пожилые люди вместе с некогда модными и дорогими, напоминающими о прожитом, вещами.

Не смотрела свысока она на непрестижную профессию санитарочки, но и не думала, что работа в отделении засосет на 11 лет. Заработав приличную на 1989 год пенсию - 120 рублей, она потихоньку копалась на своих двух сотках. Зато ее соседку "царствование лежа на боку" раздражало. Возвращаясь из лоротделения, где находился на лечении ее муж, время от времени оставаясь на ночь вместо отсутствующих санитарок, она зудела: "Лежишь! Пошла бы поработала! Сколько людей страдает без ухода!.." Отговорки типа "Не люблю боль" не принимала. Вынудила-таки заглянуть в отделение. А там благодаря такому ходатаю, минуя отдел кадров, Валентине Федоровне сразу дали направление на анализы. Но в лоротделение она так и не попала: в кадрах сосватали в детское аллергоотделение.

- Шла всего на одну зиму, а попала в дом родной, - рассказывала Валентина Федоровна. - Низший свой чин не ощущала. Не чванилось передо мной начальство, уважали медсестры. А я человек нескандальный, всего на свете боюсь. Работала, не конфликтуя ни с кем, не перечила, детей очень жалела.

Так и не привыкла к боли. Иной раз привезут кроху, лет шести от роду, и уже астма - задыхается. Несколько раз в палату между делом загляну - как она там под капельницей дышит всем телом?

Приставили Суханову к буфету - санитаркой-буфетчицей. Можно бы и не заглядывать к детям - знай свое дело, да сердце болело. О своих подопечных она порой пеклась больше диетсестры, с позволения которой иногда выдавали на отделение красные яблоки. "А нам красное нельзя", - говорила она сама себе и бралась за нож. По сорок штук яблок чистила ко второму завтраку своим малышам - и никто не приказывал. Жалко! Дети и без того обиженные.

Кур нельзя, яйца тоже. С ума сойдешь от такого однообразия. "Детьми не так брезгуешь", - обмолвилась она...

Оговорилась, думаю, Валентина Федоровна. Я же вспомнила одного педиатра, которая утверждала: "Мои пациенты самые лучшие. Привезут ребенка по скорой - в кале, рвоте, грязного, с вшами - а все равно хорошенький, все равно люблю. Совсем не то взрослый больной".

Боялась Валентина Федоровна сытного места: сколько правил нужно соблюдать да все "столы" запомнить, в санитарки просилась - к больным поближе. А ей говорили: "Справитесь в буфете - поставим санитаркой". Потом втянулась. Так и тягала на третий этаж за раз по три-четыре 8 - 10-литровых бидона. Редко кто из родителей по пути бидончик подхватит. Тяжело совсем стало, когда алюминиевую посуду заменили на массивные бидоны. Вот тогда - на 10-м году службы - она и узнала, что должен быть в штате грузчик. Это когда уже профессиональную болезнь нажила - опущение почки. И все равно слово молвить боялась. Скажут: не можешь - не работай. Потерять работу, как многие пожилые люди, она боялась. Генералила свой пищеблок каждые семь-десять дней, прожаривала посуду, драила столы в столовой - и радовалась каждому прожитому дню. За это время лишь раз была на больничном. "Я человек движения. Не могу без работы. Уволилась - сразу хвори навалились. В больнице некогда было к себе прислушиваться, - смеется она. - Да и скучно дома. Поговорить не с кем. Дети живут отдельно. В подъезде все крутые, не подступишься. Одна соседка нормальная осталась, да и к той в квартиру не войдешь - мать болеет. Так на улице и встречаемся".

О дефиците общения Валентина Федоровна заговорила еще по телефону, вспоминая больницу, медперсонал, дом, где ей было тепло, и, что самое главное для стариков, в ней нуждались.

- Сколько себя помню, - вздохнула она, - всю жизнь за гроши работала, всю жизнь в обносках. В войну мать купит солдатскую рубаху, распорет ее, из спинки и переда сестренке сарафан сошьет, а мне - что получится из рукавов. Сейчас то дочка платье отдаст, то племянница кофту подарит. Ничего не покупаю очень давно.

А две сотки, сын и дочь что ж не кормят?

Еще как. Помидоры, огурчики свои, зелень, ягоды, яблоки. Литров по сто соленья и варенья закатывает. Не экономит, как оказалось, да как-то приелось все. "Организм знает, чего хочет, - смеется Валентина Федоровна. - Приду в магазин, на цены посмотрю - и как поела. Разве что колбаски, мяса иногда куплю. А у детей ничего не беру. Дочка у меня гинеколог, ей самой вставать на ноги надо. У сына свои проблемы - детей надо учить. Наоборот, хочется им помочь. Опять же внуки: "Баб, дай на мороженое!".

На жизнь Суханова привыкла сама зарабатывать. Но после 1 августа работа потеряла смысл. А носить бидоны за спасибо не хотелось даже в любимом коллективе, где тебя ценят. Валентина Федоровна единственная, кстати, буфетчица, удостоенная в клинической больнице благодарности и денежной премии в 500 тысяч рублей.

Нет такого пенсионера, который бы хоть раз не пожаловался на правительство, обделившее его льготами за доблестный труд. Сухановой было на что обижаться. Отец погиб на войне, мать умерла. Она рано начала трудиться в колхозе - с девяти лет. Собирала колоски, полола, работала на веялке, скирдовала, вязала снопы, складировала их в копны, носила взрослым в поле обед. Всю жизнь в труде, более 49 лет общего стажа, а ветерана труда так и не заработала.

- Жила-то в нищете, - рассказывала Валентина Федоровна. - Бывало, спросит меня на работе руководство: "Что тебе лучше дать - грамоту или деньги?" "Деньги, конечно!" - отвечаю. Ну кто ж знал, что все так обернется? Советовали мне в управлении соцобеспечения: "Пусть вам министерскую почетную грамоту сделают". Да кто ж ее санитарке даст! Я и подходить к завотделением не стала. Совестно.

Только слова благодарности и остались, а к ним на память - альбомы, открытки.

Сегодня, по словам Валентины Федоровны, жизнь перемолоть не с кем. А была б работа - ни хвори, ни тоски.

Ирина БЕРЕЖНАЯ.

  00:04 24.01