Мои Октябри.

Из почты недели.

Нынче исполняется 80 лет со дня установления советской власти, точнее, большевистской диктатуры.

Я уже стара, многое забываю. Но ряд октябрьских дат запомнила навсегда. Может быть, эти строчки кого-нибудь заинтересуют.

На юге Украины (г. Мариуполь) мы узнали о том, что в Петрограде объявлено о переходе власти к Советам рабочих и солдатских депутатов (власти большевиков во главе с Лениным), из телеграммы из столицы. Копию вывесили на доске объявлений на главной улице. Люди толпились, переговаривались, но никаких волнений не было. Рабочие тут же прикрепили на пиджаки красные банты и в этот день не работали.

Наша семья бежала от немцев из Варшавы (тогда это была Россия). Нас приютил дед по матери (купец) в своем большом доме. Но мы жили на жалованье моего отца, бывшего узника царской тюрьмы, затем сосланного и поднадзорного. Отец преподавал историю, подрабатывал в юридической консультации и порядочно средств вносил в пенсионный фонд, желая обеспечить себя и семью: ему уже шел шестой десяток.

За несколько дней до знаменательной даты отец исчез. Потом я узнала, что он отправился в формирующуюся Красную Армию. Вернулся оттуда лишь в начале 21-го года.

Дед с семьей (ему уже было больше 90 лет) тоже уехал в Крым, оставил маму мою с двумя детьми беречь дом њ "пока все утрясется". Вечером того же праздничного дня в дом пришла уже уволенная кухарка Дарья и направилась на кухню. Я пошла за ней и увидела, что она укладывает в свою сумку умывальный таз и кувшин, расписанные розами. Я удивилась и заметила ей, что эти вещи принадлежат бабушке. На это Дарья мне заявила: "Ты знаешь, что такое коммунизм?" Я отрицательно покачала головой. Тогда кухарка объяснила: "Теперь коммунизм: это когда твое њ мое". Подумала и добавила: "Но мое њ не твое". С этими словами она удалилась, унося чужие вещи. Так я впервые ознакомилась с новым строем и запомнила свой первый Октябрь.

Мы пережили бесконечную смену властей, обстрелы, бомбежки, грабежи, болезни. Мы обнищали, узнали очереди, унижение. Нас звали "гнилыми интеллигентами". Когда отец вернулся, оказалось, что все его взносы пропали, а пенсии вообще никакой не начислили.

В октябре 21-го года домовый комитет нашей улицы отмечал очередную годовщину Октября.

Сапожник Мошковский переписал детей многодетных семей (нас было тогда уже трое) и устроил во дворе чаепитие. На улице было еще очень тепло. Согрели самовары и заварили морковный чай. Выдали каждому по две ириски и плюшку. Перед угощеньем преддомкома произнес краткую речь. В руках он держал какой-то большой портрет. Вот примерно его слова: "Теперь у нас новая власть и вождь товарищ Троцкий. Ему мы обязаны жизнью (о Ленине мы тогда вовсе не слыхали). А этот праздник устроил не Бог, не царь и не герой, а я, товарищ Мошковский".

Заиграла гармошка, спели: "Смело, товарищи, в ногу" и выпили чай. Потом маме выдали три селедки њ по числу детей. Все нам завидовали. Это был мой второй памятный Октябрь.

Шли годы борьбы за существование. Об этом не буду. Все же закончила я институт в Одессе (оттуда когда-то исключили отца и отправили в тюрьму) и приехала в Мариуполь работать учителем и помогать семье. Это был 1933 год. Проработала недолго. Как-то заметила, что ко мне пристает с разговорами женщина, совсем незнакомая. Был канун праздника 7 ноября, погода теплая, делать нечего. Погуляла я с ней и пошла домой. 9 ноября на работе из класса (я работала на рабфаке вечером) меня вызвали в коридор, предъявили ордер на арест. Присмотрелась: оказывается, дата ареста 7 ноября. Дали мне погулять в последний раз. Такой вот памятный еще один праздник.

Опять прошли годы: Север, тюрьмы, ссылка. Не жалуюсь: другие там остались лежать, а я вот жива, сижу в тепле и пишу. Вспомню еще один свой Октябрь.

В 1936 г. формально освободилась. Была уже замужем, рос годовалый сынишка. Ехать некуда: могут опять сослать. Устроилась на работу в местную школу. Мы с мужем переехали из дощатого холодного барака в теплую комнатку в доме для учителей. Сына забрала на лето свекровь. Муж был москвич, "террорист", между прочим. Сталин объявил кампанию бдительности. В каждом учреждении надо было найти врага. Все шло по плану.

Однажды мне привелось подслушать невольно разговор сотрудников НКВД: "По инженерии мы план выполнили, а по учителям еще недобор". Устроили комиссию по выявлению квалификации учителей. Я принесла тетради учеников, говорила о самостоятельности мышления детей, рассказала, что много читаю. Меня выслушали, что-то записали. Директор потом посетовал: надо было помалкивать. Он был по сути славный человек. Дней за десять до 7 ноября в школе назначили собрание с повесткой о бдительности.

В президиуме сидели парторг и завуч. Женщина эта была женой начальника одного из отделений НКВД њ вся Карелия была сплошным лагерем. Она приезжала в школу на автомобиле, хотя школа была в двух шагах от ее дома. Вся увешана драгоценностями из золота, отобранного у заключенных, сделанными из золотых зубов убитых "при попытке к бегству". Директора не было. Сначала были вопли и рукоплескания в честь отца народов, потом общие рассуждения о врагах. Затем завуч печально сказала, что и в нашей школе есть подозрительные типы. Предложила высказаться массам. Комсорг Бэлла Наханович встала и заявила, что Иващенко Лидия Яковлевна занимается контрреволюционной пропагандой среди учащихся, особенно старших классов. Для этого она (я т.е.) образовала якобы литературный кружок и занимается по вечерам, чтобы никто не мешал, но мы, мол, выведем ее на чистую воду. Я возмутилась, возразила, что после уроков дети устали, вечером никто не мешает, а старшие ученики њ это мой профиль.

Тогда тов. Наханович сказала: "Вы не отрицаете, что занимаетесь по вечерам и со старшими учениками?" Я не отрицала. Тогда она сказала: "Товарищ Сталин учит (а он не ошибается), что 5 процентов правды њ это вся правда. Вы враг народа. Кто против?" Против никого не было.

После собрания я продолжала работать. На демонстрацию я не пошла, т. к. мне поручили вести утренник младших классов. Наханович от меня не отходила. Потом мы с мужем решили пойти в ресторан. Я надела шелковое платье. И тут пришла за мной уборщица и позвала к директору. Я пошла. Директор предложил сесть, был любезен и потом виновато сказал: "С сегодняшнего дня вы уволены". Он отдал трудовой список и добавил: "Я помню, вы меня приглашали на пельмени њ я приду вечерком". Мы с мужем все же сходили в ресторан, а вечерком заглянул директор. Выпили по стопке, закусили пельменями. Говорили много и о чем угодно, только не о моей участи. Он неплохой был человек, директор Рублев. Его убили на третий день войны. Фронт был в трех километрах от города. Нас выгнали из теплой комнатки через 48 часов, даже лампочку выкрутили.

Перебрались мы в заброшенную землянку. Так закончился для меня еще один праздник "прекрасного" Октября.

9-го за мной опять прибежала уборщица: дети взбунтовались, т.к. на мое место назначили Бэллу Наханович. Думаю, она вряд ли была специалистом по русскому языку. Впрочем, это не имело никакого значения. Пришлось идти в классы и объяснять ученикам, что в случае их неповиновения меня арестуют, а их родителям грозят неприятности. Дети печально молчали. Я попрощалась, слез не было.

В землянке было очень холодно, сыро, текло по стенам, ползали какие-то мелкие твари. Под потолком было крохотное оконце величиной с форточку. Там мы с сынишкой прожили еще год. Потом муж с помощью зеков построил улучшенную землянку. Впрочем, и так я разговорилась. Все это, пожалуй, напрасно и никому не нужно. Даже моим детям.

Осталась жива њ и ладно. А октябри свои буду помнить до конца.

По секрету! Хотелось бы все же дожить до дня, когда люди 7 ноября пойдут работать и перестанут праздновать день, стоивший моря крови и слез миллионам сограждан.

Л. ИВАЩЕНКО.

  00:04 06.11