"Место под солнцем".

Е.СПИВАКОВСКАЯ.

Жизнь стала бы если и не проще, но уж наверняка понятнее, имей я то, что называется "кредо". Почему-то это слово вызывает у меня парфюмерную ассоциацию с одноименными духами рижского производства. Или же представляется джентльмен неопределенной наружности, но в добротном костюме и начищенных до зеркала ботинках. У такого непременно должно быть при себе кредо, которое управляет любым его телодвижением.

Моими же распоряжаются безнравственные рефлексы: хочу есть, хочу смеяться, хочу новую юбку. Опереться в смысле морального кодекса здесь практически не на что, хотя, как я подозреваю, в основе всей моей уже случившейся и еще предстоящей жизни лежит одно непреодолимое желание - всем нравиться. Проблема в том, что я не способна жить в режиме конфликта, каким бы он ни был: семейной склокой по вопросу расстановки мебели в спальне или мировоззренческим диспутом о добре и зле.

Я не помню, о чем фильм режиссера Фассбиндера "Я только хочу, чтобы вы меня любили". Но его жалобное название, скорее всего, просто не очень ловко трансформированное на русский с немецкого, за отсутствием лучшей формулы вполне могло бы стать моим кредо. В этом отношении все мои житейские и журналистские выпады супротив мирового зла легко обесцениваются неумением, развязав войну, следовать хоть какой-то стратегии: стравив врагов, я тут же начинаю мелко перебегать от одного к другому с призывами к перемирию. А если будешь драться, то я буду кусаться - но опять же только затем, чтобы поэффектнее выглядеть.

К чему тут это странное признание? К тому, что я, как мне кажется, из графы "дрожащие твари" перехожу в разряд символов эпохи. Очень удобно - в конце века, под маркой рубежа эпох, миллениума и прочих грандиозных карнавальных выдумок привлекать внимание к себе, как капризный ребенок, дурными выходками. Речь, собственно, даже не о любви в обычном смысле слова. Вопрос в том, что, укрупнив мироздание, человек настолько уменьшил себя, что на сломе эпох его и впрямь легко не заметить. А тут уж все средства хороши, лишь бы на ковчег с собой забрали. Берут же, как известно, не столько тех, кто душевно богат, сколько тех, у кого ярче оперение и мощнее инстинкт продолжения рода. Стало быть, себя нужно демонстрировать, раскручивать, заниматься, простите за дикий новояз, "самопиаром".

Кстати, необоснованно считается, что все наши попытки кому-то понравиться или просто "зацепить" вызваны бегством от одиночества. Не вижу большой катастрофы в одиночестве как таковом, оно, скорее, для многих - несбыточная мечта, а значит, от него надо не спасаться, его надо искать. Кто пробовал, рассказывали, что в этом поиске постепенно отрастают крылья и сама собой отпадает необходимость заигрывать с бытием.

Каких-то высот и мне удалось достичь на моем пути к кротости. Вот, помнится, начиная трудовую биографию в многотиражке мединститута, я с такой интеллектуальной прытью сочиняла заметки про студентов-прогульщиков, что читать все это можно было только со "Словарем иностранных слов". Теперь, коллеги рассказывают, меня очень полюбили сельчане всей нашей необъятной губернии - за доступность... Конечно, это связано с некоторым убытком в заумной терминологии, но ведь еще некто Пушкин отчетливо высказался: "Ко мне не зарастет народная тропа". Очевидно, что-то такое есть в этой тропе, раз ее так хочется протаптывать и протаптывать.

Ну, скажете вы, хватила: Пушкин! Конечно, Пушкин, на кого ж еще равняться графоману? Очень удачный пример. Пушкин же был популярен, как "Битлз" или Штирлиц. И все свои силы направлял, подобно мне, на улаживание конфликтов - с царем ли, с женой. Даже эта глупая дуэль по сути была здоровой попыткой, как сейчас сказали бы, "разрулить ситуацию".

Копни каждого из нас поглубже, все мы хотим только, чтобы нас любили. Тем более что жизнь - короткая такая, и, честное слово, этот несчастный конец века, как его ни празднуй, очень вредно отражается на нежной человеческой субстанции. Жизнь полна упущенных возможностей, сказал кто-то из французов. Вот и мои дела совсем нехороши, раз я растерянно сыплю цитатами из тех, кому было что сказать. И единственное, что остается, это воображать себя фигурой, ладно вписанной в шаткое мироздание. Пушкина впустили, и мне место найдется.

  00:04 12.03