Возвращение в никуда.

На таджикско-афганской границе занимают круговую оборону.

Я ВЕРНУЛСЯ сюда через четыре года.

Ночью, на берегу Пянджа, ощущая в руках забытую холодную сталь автомата, я думал о сотворении мира. Надо мной, среди тысяч далеких и близких звезд, стоял бесконечный и непостижимый Млечный путь, подо мной - еще неостывшая земля, тысячелетние камни. Я пытался понять, почему все так неизменчиво в Галактике и так переменчиво и противоречиво на Земле. Почему, даже поднимая взор к небу, человек продолжает думать о войне, убийстве, предательстве, затуманивании рассудка наркотиками, исключительной национальной принадлежности, словно все мы неравны перед вечностью?

Чем дольше я живу на свете, тем больше убеждаюсь, что миром правит дьявол и его цепное порождение на Земле и что Библия - зеркало, в котором человеку никогда не отразиться. Но, сознавая свою беспомощность, мы все-таки не сдаемся, пытаемся противостоять злу и только благодаря этому пока еще удерживается какое-то равновесие на Земле.

Мы заняли сектор обзора на расстоянии двадцати метров друг от друга. Я дослал патрон в патронник, направив ствол автомата в сторону афганского берега.

- Держи тыл, - шепотом приказал мне Володька Бабайлов. - Иначе до утра можем не дотянуть.

- Почему?- изумился я, сказывалось четырехлетнее отсутствие.

- Потому, что граница теперь двухсторонняя...

Наша засада из пяти человек была устроена на участке вероятной переправы каравана с наркотиками. Днем в соседний с заставой кишлак, состоящий из мирных декхан, перевоплощающихся ночью в хорошо организованное формирование наркокурьеров, была передана заслуживающая внимания дезинформация, и, казалось, вероятность переправы обеспечена. Но, вопреки ожиданиям, ночь прошла спокойно, хотя можно дать голову на отсечение, что караван прошел левее или правее нас.

Пять человек засады в состоянии контролировать не больше километра границы. И это при условии оснащения тремя приборами ночного видения, поскольку один из приборов должен следить за тылами - сегодня граница легко пересекается как в ту, так и в иную сторону. У нас на всю группу был один ПНВ - других свободных приборов на заставе не было.

Почему всего пять человек? Потому что больше пяти боеспособных единиц застава выделить не в состоянии.

Солдаты срочной службы призываются исключительно из Таджикистана и, в подавляющем большинстве, не только не могут, но прежде всего не хотят воевать. Сегодня ты встанешь на пути каравана, а завтра в отдаленном кишлаке вырежут твою семью. Если учесть, что наркобизнесом в республике занято около тридцати процентов взрослого мужского населения, то методы силового решения по-прежнему остаются самыми простыми. И потом, для того чтобы мусульманину выстрелить в мусульманина, нужны гораздо более веские причины, нежели безопасность государственной границы или угроза наркопорабощения страны.

Напротив, среди пограничников коренной национальности достаточно развито сотрудничество с наркоформированиями. Прежде всего это обеспечение их полной информацией о состоянии границы, возможных участках переправы. Доходит до того, что пограничники-таджики выходят на связь, используя высокочастотные радиостанции, переданные моджахедами.

Мне так и не довелось добиться внятного ответа, почему в российских погранвойсках в Таджикистане не служат призывники из России. Ссылались на какие-то постановления правительства, договоренности с Комитетом солдатских матерей о том, что российский призывник может служить в "горячих точках" только по собственному волеизъявлению. Тогда почему эти постановления не работали в Чечне? Как бы там ни было, но в бою ты можешь рассчитывать только на себя самого или на тех русских, которые еще остались на заставах.

Дастархан был бедным - они не скрывали своего отношения к нам. Я рассказывал о том, что приехал искать натуру для будущего фильма о любви российского пограничника к таджикской девушке. Обеспечить достоверную дезинформацию - вот была моя задача.

Их было человек двенадцать, представлявшихся врачами, электриками, учителями. Наверное, когда-то они действительно были ими. Но я знал, что все они неоднократно ходили за речку. И сейчас, поднимая тосты за братство народов, мы пытались переиграть друг друга. Чокаясь пиалами, каждый из нас понимал, что через несколько часов один, возможно, убьет другого. Мне вдруг впервые стало не по себе...

Каждый наркокурьер хорошо вооружен и технически оснащен. Переправа тщательно продумывается заранее и практически никогда не совершается в одиночку. Риск оправдан: килограмм героина на нашем берегу стоит 2000 долларов. В Душанбе - 5000 - 7000 долларов за килограмм. В Москве 1 грамм героина можно приобрести за 150 - 200 долларов. Наркооборот по-прежнему остается самым прибыльным и одновременно опасным бизнесом.

Год назад наркотики стоили в полтора раза дороже, потому что в полтора раза выше была боеспособность границы.

За восемь месяцев этого года Пянджским погранотрядом было задержано около 450 килограммов опия-сырца и 100 килограммов героина. Если умножить это на три, пропорционально количеству погранотрядов на таджикско-афганской границе, то получается, что за восемь месяцев пограничники задержали в среднем 1500 килограммов опия и 300 килограммов героина. И надо смотреть правде в глаза, это незначительная часть от общего "вала" наркотиков, благополучно пересекающих границу и уходящих в Россию и другие страны.

- Почему же так? Да потому что, по большому счету, воюют только российские офицеры и российские контрактники. Потому что техническая оснащенность границы, собственно говоря, равна нулю. Радиолокационные станции не работают из-за отсутствия аккумуляторов, а там, где они еще чудом сохранились, нет грамотных операторов. Приборов ночного видения - два, максимум три на заставу. Боевые вертолеты летают в случае крайней необходимости - нет топлива. Зенитные установки, автоматические гранатометы, крупнокалиберные пулеметы, минометные расчеты - все то, что раньше составляло огневую мощь застав и постов, отведено в ремонт или резерв отрядов. Десантно-штурмовые группы расформированы. Мертвым грузом стоят бэтээры, боевые машины пехоты, подвижной транспорт. Причина та же - отсутствие горючего.

В шесть утра на афганский берег, пройдя пограничный досмотр, ушла баржа. В 12.00 на ней было обнаружено взрывное устройство. Талибы предъявили обвинение российской стороне, требовали наших саперов на тот берег. Мы отказались. На следующий день, после долгих переговоров, устройство было взорвано. Чья это была провокация? Боевиков? Самих талибов? После мощного взрыва один из талибов крикнул с того берега:

- Ответ вы еще получите!

- Кто бы сомневался, - сказал стоящий рядом со мной капитан.

Позиционная война не идет три года. Боевики таджикской оппозиции и афганские моджахеды переключились на решение своих внутренних проблем. Но война может начаться в любую минуту - все предпосылки для этого налицо. Мы к ней не готовы.

Обвинять в этом пограничников и армию бессмысленно: если бы что-то зависело от них. А пока по всей территории Таджикистана открыт большой героиновый путь.

Участок границы средней протяженностью в 10-15 километров не может охраняться двумя нарядами. В этом надо хорошо отдавать себе отчет. Только кому?..

Да, позиционной войны нет. И потому мы оставляем высоты, навсегда пропитавшиеся кровью наших ребят. И сложенные из горного камня обелиски тоже остаются там - теперь на ничьей земле.

И потому по соглашению между правительством и объединенной оппозицией возвращаются из Афганистана боевики. Они возвращаются домой. Они возвращаются воевать.

Мне, единственному, довелось снимать переправу самых непримиримых боевиков таджикской оппозиции. В новом пакистанском камуфляже, шарфах и пуштунках, с длинными бородами, они были очень похожи на талибов. Наверное, потому, что теперь таковыми и являлись. Слишком уж долго они задержались на том берегу...

Я снимал их, ощущая неприятный холодок в груди, - это шла сила. Я знал: с кем-то из них мне довелось воевать в девяносто четвертом. И сейчас, снимая их - мирных, с упакованным в ящики вооружением, понимал (они тоже прекрасно понимали), что это не более чем соблюдение правил игры, внешнего антуража, который уже завтра может обернуться войной. Но если четыре года назад они не представляли собой достаточно серьезного противника, то сейчас, стоя на берегу Пянджа под прикрытием бэтээров 201-й дивизии, я испытывал неуверенность, и незащищенность, и щемящее чувство тревоги за эту страну, за армию и за Россию.

Завтра в сопровождении миротворческих сил боевики дойдут до Таджикобада, через неделю неведомым образом исчезнет вооружение, а потом растворятся на просторах Таджикистана и они сами. Все возвращается на круги своя.

На том берегу их провожали талибы. Построившись на катере в ожидании переправы, боевики рапортовали кому-то слаженными голосами. Что это было? Клятва непримиримой борьбы или присяга на верность талибам?

Способ ведения талибами боевых действий предельно прост: сначала талибские эмиссары покупают сопротивление населенных пунктов за приличную сумму и лишь потом "завоевывают" их. И потому имеющие значительный боевой опыт войска Ахмад-Шаха Масуда практически ничего не могут противопоставить талибам. Как показывает мировой опыт, очень трудно выстрелить из гранатомета в изображение президента Франклина на стодолларовой купюре.

Планируют ли талибы эскпансию на сопредельные территории, сказать пока трудно. Вероятнее всего, да. Но это уже будет хорошо подготовленное, заранее профинансированное, целенаправленное наступление с привлечением сил оппозиции внутри Таджикистана. И в том, что они оккупируют республику за считанные дни, сомневаться не приходится.

Единственная преграда, способная этому противостоять, - российская армия. Но сегодняшняя граница - миф, иллюзия беспомощного правительства. Завтрашняя пройдет по линии: Астрахань - Оренбург - Челябинск - Омск - Барнаул. Там уже создаются округа, утверждаются начальники отделов и направлений.

Мы потеряли свои форпосты в Узбекистане, Туркмении, Казахстане, Киргизии. Скоро потеряем в Таджикистане. Еще год-другой, и угроза крайнего мусульманского экстремизма вплотную приблизится к границам России. Что это такое, многие знают по Афганистану, Таджикистану и Чечне. Теперь предстоит узнать остальным.

Это непоправимо.

В музее Московского погранотряда хранятся часы капитана Ковалевского. С Андреем Ковалевским мы принимали участие в войсковой операции осенью девяносто четвертого года. Только я вот остался жив, а его разнесло в клочья радиоуправляемым фугасом. А электронная батарейка в чудом уцелевшей китайской штамповке живет. Невероятно, но живет. Пятый год. Идут часы!

Сегодняшний Таджикистан - нищая, голодная, разрушенная страна. С наступлением сумерек в Душанбе выходят на улицу либо умалишенные, либо хорошо вооруженные люди. В школу детей российских пограничников возят на автобусе под прикрытием бэтээра. Пенсия: 2000 местных рублов. Для справки: на эти деньги можно купить четыре бутылки минеральной воды. Основная жизнь происходит вокруг российских воинских частей. Это места, где протекает торговля, а следовательно, есть возможность заработать на хлеб насущный.

Весь Таджикистан с вожделением ждет визита главы мировой исмаилитской общины принца Ага Хана четвертого (примерно так же, как мы ждем решения МВФ о выделении России очередного кредита). Принц Ага Хан приедет, накормит всех, даст денег. Он действительно приезжает, этот прямой наследник пророка Мухаммеда, дает деньги, но разве в состоянии деньги Ага Хана поднять из руин страну, для которой одним из ведущих экономических достижений за семь лет независимости стал пуск первой очереди железной дороги протяженностью в 54 километра?

Вероятно, Таджикистану следовало обратиться к России и воззвать: прости нас, старшая сестра, помоги, чем можешь. Да вот к кому обращаться? Мы сами живем на искалеченной земле. Мы, в сущности, такие же нищие, голодные и забитые, как они. И все время ждем милости от кого-то, удивляясь, что в процессе ожидания ничего не меняется вокруг.

Каждый раз, возвращаясь с войны, я был счастлив ощущением близости родины, дома. Выйдя в этот раз за ворота Чкаловского аэродрома, я подумал: а что, собственно, изменилось, кроме адреса моего местонахождения?

Таджикистан - Москва.

СЕРГЕЙ ГОВОРУХИН.

  00:04 08.10