Бюрократия и буржуазия: конец романа.

ПРАВИТЕЛЬСТВО Сергея Кириенко уже вполне убедило лидеров отечественного бизнеса, что "молодые технократы" ничем не лучше "молодых реформаторов". То есть они так же одержимы идеей восстановления руководящей роли государства в экономике, и переубедить их можно только изъятием из правительственных кресел. Олигархи открыто давят на престарелого президента, требуя, чтобы он поскорее исправил свою грубую кадровую ошибку. Если бы Ельцин не трогал стабильного Черномырдина, думают олигархи, эра беспечального сосуществования бюрократии и бизнес-элиты длилась бы и длилась, как нескончаемое африканское лето. Кириенко же вверг власть и капитал в острейшее противостояние, которое бог знает чем кончится.

Такой остервенелости конфликт внутри правящего класса действительно достиг впервые. Во всяком случае, никогда прежде газеты, издаваемые олигархами, не предлагали президенту проваливать вместе со своим премьер-министром. Но именно поэтому так трудно согласиться с мыслью, будто все произошло от одной кадровой ошибки. Оппоненты явным образом льстят начинающему премьеру, приписывая ему способность спровоцировать столь глубокий конфликт. Не по его это плечу задачка. Наблюдаемый сегодня кризис отношений власти и бизнеса не сводим к борьбе персон и частных амбиций. Масштаб события значительно крупнее: Россия переживает процесс разложения господствующего класса, распад переходной, реформаторской элиты, сформировавшейся под временные задачи и исторически обреченной на раскол. Как и положено, реакция распада идет с выделением энергии, которая не всегда используется только в мирных целях. Угроза налоговых репрессий, шантаж президента, истерика покупной публицистики, нагнетание катастрофизма и пр. - выбросы той самой энергии. Они указывают на интенсивность процесса, но не они определяют его природу.

Ренегатами не рождаются.

РЫНОЧНЫЕ реформы состоялись в России как совместное предприятие посткоммунистической бюрократии и новорусской буржуазии. Остальные слои и группы населения либо были на подхвате, либо участвовали в общем процессе на правах исторической жертвы. Поскольку главным реформаторским действием был раздел государственной собственности, союз госчиновника и предпринимателя являлся необходимым условием успеха. Друг без друга они не могли. Да и не хотели, ибо оба имели от этого партнерства почти равные материальные выгоды. В 1991-1996 гг., когда шла массовая приватизация финансовых ресурсов государства и прибыльных производств, различия в социальных функциях госбюрократии и нарождающейся буржуазии были почти неуловимы. В стране образовались, фигурально говоря, буржуазная бюрократия и государственная буржуазия, которые и составили правящий класс современной России, ее высшее сословие.

И чиновник, у которого появился валютный счет в банке, и предприниматель, который ему этот счет открыл, одинаково боялись "отката реформ". И тот, и другой не желали принимать в долю (тем паче - в контролеры над собой) представительную власть и вообще не хотели, чтобы демократии было "слишком много". Поэтому и в 1991-м, и в 1993-м, и в 1996-м они были по одну сторону баррикад, искренне сражаясь за Ельцина и его Конституцию. Общий политический интерес придал их меркантильному браку благородные черты идейного союза. А сознание греховности содеянной приватизации, уравновешенное гордостью за принадлежность к высшей касте, обеспечило этому альянсу моральное единство.

Казалось, нет уз теснее этих. Союз власти и капитала креп, спекался в монолит, и уже не верилось, что без динамита эту твердь чем-нибудь возьмешь. Но вдруг изнутри угрюмой глыбищи пошли какие-то неясные потрескивания, что-то там заискрило, стало рваться наружу, глыба содрогнулась и начала крошиться.

В хронике идейных исканий это время отмечено массовым превращением либеральствующих бюрократов в неистовых государственников. Люди, которые совсем недавно относились к государству не иначе, как к врагу рыночных свобод и подлинной демократии, неожиданно принялись славить его не хуже, чем Зюганов с Прохановым. Когда этим стали пробавляться Чубайс с Немцовым, можно было подумать, что хитроумные либералы решили обезоружить оппозицию, приватизировав ее любимые идеологические цацки. Но вот чубайсов почин поддержали Борис Федоров и Сергей Кириенко, за лозунгами последовали дела, и стало ясно: идейное отступничество вчерашних адептов "либерализма без границ" - капитуляция перед лицом суровой действительности. В этом смысле особенно интересно, что молодых московских ренегатов дружно поддержали статусные заокеанские либералы гг. Сорос, Камдессю, Фишер, Фридман и пр. Значит, и за океаном поняли, что ренегатами наши либералы стали поневоле.

Неволя пуще охоты.

НАТУРАЛЬНО, любовная лодка разбилась о быт. В оперившейся буржуазии однажды проснулась тяга к эмансипации, к обретению независимого социального статуса.

Грубо говоря, когда вчерашний кооператор, приватизировав "немного госбюджета" (или нефти), стал банкиром (или нефтепромышленником) и начал делать деньги без помощи чиновника, ему расхотелось делиться с ним барышом. Более того, он начал презирать чиновника, помыкать им, требовать, чтобы тот управлял государством по его указаниям.

Корень зла не в том, что деньги омрачают дружбу. Просто кончилась халява - вот и весь секрет. К сему дню все, что представляло коммерческий интерес, поделено, а то, что осталось, хоть даром отдавай - никто не берет (см. историю аукционирования "Роснефти"). Соответственно, союз бюрократии и буржуазии, сложившийся на основе дележа, утратил свой смысл. У недавних партнеров уже нет Общего Дела, нет объединяющей задачи. А заодно прошел Общий Страх перед коммунистическим реваншем, ослабло моральное переживание Общего Греха. Роман окончен.

И тут бюрократия внезапно поняла, что ее "кинули". Пройдоха сожитель оставил ее в обобранной комнате, без крошки хлеба, с холодными батареями отопления, с потухшей лампочкой, с орущими под окнами шахтерами, врачами, оборонщиками и с долговыми расписками на 200 млрд ам. долларов. Как жить дальше?

В отчаянии государство взывает к вероломному партнеру, пытаясь привлечь его к Общей Ответственности за результаты совместной жизнедеятельности. Тот, досадливо морщась, выворачивает карманы: у самого, мол, ни гроша нет. "А куда ж ты дел то, что я тебе дал?" - свирепеет чиновник и рассылает по офисам и лежбищам бывшего соратника десанты налоговиков. А что ему остается?

Каким бы грешным и безответственным существом ни был российский бюрократ, он не может совсем уж не беспокоиться о судьбе своего предприятия, то есть государства. Дела же у этого предприятия таковы, что впору объявлять его банкротом и вводить внешнее управление. В июле, например, правительство рассчитывает получить в федеральный бюджет 21-22 млрд рублей, а на обслуживание госдолга надо будет отстегнуть 30 миллиардов. Кроме того, надо как-то умиротворять шахтеров, кормить солдат и сирот, платить пенсии... На тот случай, если не удастся собрать деньги с тех, у кого они еще есть, власти подготовили план перевода экономики на "мобилизационную модель развития", иначе говоря, грозят режимом чрезвычайного экономического положения, что ни одному нормальному бизнесмену не может понравиться в принципе.

При Черномырдине до этого не доходило, при Кириенко - дошло. И уже понятно, почему. Гражданский мир, царивший в верхних слоях российской элиты еще год назад, поддерживался общим ожиданием того, что по окончании Большого Дележа наконец начнется экономическое выздоровление. Статистики, помнится, насчитали 0,3 процента годового роста ВВП, появилась иллюзия начавшегося подъема, надежда на то, что и завтра, и послезавтра еще будет что делить. Кстати, социологи тогда отмечали: народ боится перемен, народ выступает за стабильность. Черномырдин с Березовским тоже были за стабильность, то есть вместе с народом.

Когда Ельцин менял правительство, народ уже хотел не стабильности, а перемен. С октября страну потащило в воронку финансового кризиса, иллюзия экономического подъема сменилась предчувствием неотвратимой катастрофы. Кризис потряс не только финансовые рынки страны, от его толчков вздрогнуло все здание нашего коррупционного капитализма, и первым делом стало разваливаться политическое основание этой убогой постройки - то самое АО по разделу национального богатства.

Рано или поздно оно все равно развалилось бы, как разваливаются аналогичные политико-экономические системы в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии. Это зависит не от субъективной воли того или иного деятеля, а от того, на сколько хватает халявы. Когда она кончается, государство и бизнес вынуждены строить свои отношения на иных основаниях, теперь им приходится создавать АО по накоплению национального богатства. Можно вообразить себе, что титанические усилия Бориса Березовского по свержению правительства Кириенко увенчаются успехом и руководить кабинетом министров назначат его. Так вот, если г-н Березовский окажется ответственным бюрократом, он начнет делать то же самое, что и его поверженный предшественник. От тюрьмы в России можно уйти, а от сумы и от судьбы - увы.

АНАТОЛИЙ КОСТЮКОВ.

  00:04 16.07