Не вам сидеть, но и судить не вам.

Ответ депутату С.А. Попову.

ДЕПУТАТ Государственной Думы С.А. Попов опубликовал работу под названием "He нам сидеть", поставив своей целью "помочь депутатам, не очень разбирающимся в юриспруденции, провести анализ проекта УПК РФ, принятого во втором чтении" (стр. 6). Это весьма достойная цель, которая позволит и разработчикам проекта предпринять определенные шаги в этом направлении, тем более что некоторые положения, на которых акцентирует внимание С.А. Попов, действительно нуждаются в разъяснении "не очень разбирающимся в юриспруденции депутатам". Однако несколько странно, что это приходится делать по отношению к такому сведущему в юриспруденции депутату, как С.А. Попов. Речь прежде всего пойдет о замечаниях в адрес проекта, которые касаются нарушений норм Конституции (стр. 12-19). Объясниться по этому поводу особенно важно, поскольку, как справедливо отмечает автор, достаточно одного нарушения Конституции, чтобы проект возвратить ко второму чтению.

В чем же суть замечаний автора, касающихся нарушения положений Конституции РФ?

В проекте УПК РФ такое существующее ныне основание прекращения дела и вынесения оправдательного приговора, как "недоказанность участия обвиняемого (подсудимого) в совершении преступления", заменено на "непричастность обвиняемого (подсудимого) к совершению преступления". В этом автор усматривает нарушение презумпции невиновности, гарантированной ст. 49 Конституции РФ. На самом же деле все обстоит с точностью до наоборот. Изменение формулировки произошло как раз для того, чтобы состояние недоказанности участия обвиняемого в совершении преступления привести в полное соответствие с презумпцией невиновности, согласно которой все сомнения в виновности обвиняемого должны толковаться в его пользу. И коль скоро участие подсудимого в совершении преступления не доказано, то необходимо признать его непричастность к совершению преступления. Оправдание же за недоказанностью оставляет гражданина как бы под подозрением. На это не раз обращалось внимание в литературе. Этой проблеме посвятили свои работы такие выдающиеся процессуалисты, как М.С. Строгович, В.М. Савицкий, И.Л. Петрухин и многие другие. Жаль, автор, очевидно, не знаком с их трудами по этой проблеме.

На стр. 12 автор утверждает, что если действующий УПК предусматривал такое основание прекращения дела или вынесение оправдательного приговора, как недоказанность участия обвиняемого (подсудимого) в совершении преступления, то ныне проект "требует, чтобы еще была доказана и непричастность". Но помилуйте, уважаемый автор, как же можно так невнимательно читать закон! Недоказанность участия обвиняемого в совершении преступления как основание оправдания или прекращения отсутствует в проекте. В ст. 299 проекта перечислены вопросы, на которые должен ответить суд при постановлении приговора. В этой статье в п. 2 содержится вопрос: "Доказано ли, что деяние совершил подсудимый". Оправдание за непричастностью представляет собой ответ на этот вопрос в случае если у суда возникнут сомнения в доказанности участия подсудимого в совершении того деяния, в котором он обвиняется. Поэтому не следует путать вопрос с ответом и пугать тех, кто не искушен в юриспруденции, возгласами: "Теперь, если даже суд установит, что причастность человека не доказана, нужно доказать и непричастность, и только тогда можно оправдывать". Судье придется на законном основании сказать адвокату: "Да, причастность не доказана, но оправдательный приговор я не вправе вынести, пока вы не докажете непричастность!" (стр. 13). Представляется, что если такой казус случится на практике, то такой судья должен быть на совершенно законном основании отстранен квалификационной коллегией от должности за грубое нарушение процессуального закона ввиду его вопиющей юридической безграмотности.

Развивая далее приведенное выше юридически некорректное умозаключение, автор подкрепляет свою позицию примерами из практики - доказывания наличия или отсутствия превышения пределов необходимой обороны, что не имеет никакого отношения к проблеме доказанности или недоказанности участия обвиняемого в совершении преступления, поскольку в этом случае речь идет о наличии или отсутствии в деянии обвиняемого состава преступления. Это совершенно другое самостоятельное основание прекращения уголовного дела или вынесения оправдательного приговора, абсолютно точно прописанное как в уголовном, так и в процессуальном законе, о чем автору следовало бы знать. В заключение изложения этой проблемы автор утверждает, что в новом УПК сделана попытка легализовать явно ошибочную практику возложения на защиту обязанности доказывать наличие обстоятельств, исключающих вину как основание освобождения от уголовной ответственности (стр. 15). Обращаем внимание автора на то, что если в действующем УПК существует норма, согласно которой "защитник обязан использовать все указанные в законе средства и способы защиты в целях выявления обстоятельств, оправдывающих подозреваемого или обвиняемого, смягчающих их ответственность, оказывать им необходимую юридическую помощь" (ч. 1 ст. 51), то в проекте такой нормы вообще нет. Она исключена именно потому, что согласно презумпции невиновности обвиняемый и его защитник не обязаны доказывать невиновность. Поэтому такой процессуальной обязанности у защитника нет. То, что записано в ч. 1 ст. 51 действующего УПК, является его профессиональной обязанностью, предусмотренной законом об адвокатуре. Так что претензии автора к проекту в этой части совершенно не обоснованы.

Изрядная путаница возникла у С. Попова и при толковании статей 26 и 28 проекта, предусматривающих право прекращения уголовного дела с освобождением от уголовной ответственности в связи с изменением обстановки, а также в связи с деятельным раскаянием (т.е. по основаниям, предусмотренным статьями 75 и 77 УК РФ). По мнению автора, лица, освобожденные от уголовной ответственности по этим основаниям, попадают в худшее положение, чем те, в отношении которых дело возбуждается впервые (стр. 16). "И не важно, - восклицает автор, - что дело было прекращено в связи с отсутствием состава или даже события преступления! По-видимому, разработчики кодекса считают, что дыма без огня не бывает. И на всякий случай надежнее перестраховаться и поставить клеймо на всех, кто хоть раз попал в шестеренки правоохранительной машины". В связи с этим обращением внимание автора на статьи 16 и 18 Уголовного кодекса РФ, согласно которым освобождение лица от уголовной ответственности в установленном законом порядке, не порождает впоследствии ни повторности, ни рецидива. Поэтому, если лицо, освобожденное от уголовной ответственности, вновь совершит преступление, подпадающее под признаки статей 75 и 77 УК РФ, оно может быть освобождено от уголовной ответственности. Однако именно может. Многое зависит от конкретных обстоятельств дела и личности обвиняемого. И хотя это проблема уголовного, а не уголовно-процессуального права, но согласитесь, что это, очевидно, справедливо. Мало того, что автор не обратился к содержанию статей уголовного закона, на основании которых лицо может быть освобождено от уголовной ответственности и где содержится раскрытие понятий неоднократности и рецидива, он еще и полагает, что если в отношении лица уголовное дело было прекращено ввиду отсутствия события или состава преступления, то такое лицо, если оно впоследствии совершит преступление, подпадающее под признаки, указанные в сатьях 75 и 77 УК РФ, по проекту УПК также попадает в худшее положение. По этому поводу в силу элементарности даже неудобно говорить, поскольку прекращение уголовного дела в связи с отсутствием события или состава преступления полностью реабилитирует лицо. Такому лицу государство должно возместить весь вред, причиненный привлечением его к уголовной ответственности. О какой повторности в таких случаях может идти речь?! Зачем же так очевидно вводить в заблуждение читателя, да еще к тому же утверждать, что статьи 26 и 28 проекта ущемляют конституционное право граждан?

Много внимания в работе С.А. Попова уделяется реализации в проекте УПК принципа состязательности, что вполне понятно, поскольку это достаточно непростая проблема.

При обсуждении проекта во втором чтении возникли недоразумения, которые, как представляется, не удалось в тот момент устранить. Дело в том, что в проекте термин "допуск адвоката" употреблялся в двух смыслах: 1) с какого момента адвокат вступает в дело; 2) кто может быть допущен в качестве адвоката. При подготовке проекта к третьему чтению разработчики это недоразумение постарались устранить.

Вместе с тем автор не прав, когда утверждает, что при наличии соглашения обвиняемого с конкретным адвокатом последний уже является защитником и должен пользоваться всеми предоставленными ему правами. Дело в том, что на сегодняшний день не любой адвокат может быть допущен к участию в деле, даже если с ним заключено соглашение. И об этом автору должно быть хорошо известно. На этот счет есть решение Конституционного Суда РФ от 28 января 1997 года, согласно которому в качестве защитника по стадии предварительного расследования может участвовать только член коллегии адвокатов.

Новый закон об адвокатуре может решить эту проблему иначе, но во всех случаях право юриста выступать в качестве защитника по уголовным делам должно подтверждаться соответствующим документом, который необходимо предъявить следователю. И только в этом смысле должен пониматься термин "допуск" адвоката к делу. При наличии упомянутого решения Конституционного Суда РФ, где четко сказано: "Положение ч. 4 ст. 47 УПК РСФСР, предусматривающее допуск в качестве защитника по уголовному делу адвоката по предъявлении ордера юридической консультации, не противоречит Конституции РФ ", утверждать, как это делает автор на стр. 33, что это положение противоречит Конституции РФ, общепризнанным принципам и договорам Российской Федерации, непростительно. Равно как и бросать упрек в адрес проекта нового УПК, сохранившего это положение, в его инквизиционном, недемократическом характере.

Автор справедливо отмечает, что "сегодня многие дознаватели и следователи всеми силами стараются, чтобы защитник появился попозже - под любыми предлогами не выдают разрешение на посещение изолятора" (стр. 31). Для того чтобы такую практику пресечь, проект предусматривает: а) задержанный должен быть допрошен в течение 24 часов с момента фактического задержания; б) до первого допроса иметь защитника и свидание с ним наедине и конфиденциально (ч. 2 ст. 46 и п. З ст. 46).

Таким образом, защитник должен быть допущен к задержанному в течение 24 часов с момента фактического задержания. И это никоим образом не зависит от усмотрения следователя.

На стр. 35 автор сетует на то, что проект предоставил 3 часа на составление протокола задержания. И при этом восклицает: "На что?" На то, чтобы заполнить полстранички стандартного бланка?" Напоминаем автору, что а) доставленный в отделение милиции может быть подвергнут личному обыску, который возможен только лицом одного с ним пола и в присутствии понятых того же пола; б) подозреваемый имеет право дать объяснения по поводу задержания и сделать замечания, которые должны быть занесены в протокол.

Если автор полагает, что на это нужно, как он пишет, 3 минуты, а не 3 часа, то он делает медвежью услугу подозреваемому. Кроме того, автор невнимательно прочел проект. Права у задержанного появляются не с момента составления протокола задержания, как это имеет место сейчас, а с момента фактического задержания. И именно с момента фактического задержания у задержанного появляется право на адвоката, а вовсе не через сутки после задержания, как утверждает автор на стр. 38.

И, наконец, автор считает, что проект нарушает ч. 2 ст. 22 Конституции, согласно которой до судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов. По проекту (п. З ч. 6 ст. 108), если подозреваемый не был освобожден в течение 48 часов с момента фактического задержания, он должен быть доставлен к судье для решения вопроса о возможности его дальнейшего содержания под стражей. За 8 часов до истечения этого срока все необходимые материалы должны быть представлены в суд. Таким образом, у прокурора, следователя, дознавателя есть только 40 часов с момента фактического задержания для предоставления в суд всех необходимых материалов, обосновывающих необходимость... в отношении подозреваемого меры пресечения в виде содержания под стражей. По действуюшему УПК РСФСР для того, чтобы прокурор решил вопрос о необходимости содержания подозреваемого под стражей, у следователя, дознавателя есть 72 часа не с момента фактического задержания, а с момента составления протокола о задержании. Если принять во внимание, что с момента фактического задержания до доставления гражданина в отделение милиции может потребоваться достаточно много времени с учетом российских расстояний, то следует признать, что для обоснования перед судом необходимости дальнейшего содержания подозреваемого под стражей у следователя, дознавателя и прокурора могут оказаться достаточно ограниченные возможности. Кроме того, следует иметь в виду, что по действующему законодательству при решении вопроса прокурором об аресте подозреваемого участие защитника не требуется, а по проекту при решении этого вопроса судом защитник должен быть обязательно, не говоря уже о том, что подозреваемый должен быть доставлен в суд. При таком положении вещей защите также может понадобиться время для получения документов, обосновывающих отсутствие необходимости дальнейшего содержания подозреваемого под стражей. Учитывая изложенное, разработчики проекта посчитали возможным предоставить право судье кроме решения об отклонении ходатайства об аресте и освобождении задержанного или удовлетворении такого ходатайства принять промежуточное решение, суть которого состоит в продлении задержания не более чем на 72 часа, после чего окончательно решить вопрос об аресте. Такое решение не противоречит Конституции, поскольку подозреваемый содержится под стражей свыше 48 часов по судебному решению. Вопреки мнению С.А. Попова этим не ухудшается положение задержанного по сравнению с действующим законом, поскольку предоставление дополнительного времени может понадобиться именно стороне защиты, а не обвинения.

Итак, можно констатировать, что все упреки в адрес проекта относительно несоответствия ряда его положений Конституции РФ несостоятельны.

Лидия АЛЕКСЕЕВА,

профессор, доктор юрид. наук.

  00:04 16.10