Илья Дель: кто он, Моцарт или...

Маугли?

В сентябре семейное трио скопинского театра "Предел" - супруги Владимир и Ирина Дель и их сын Илья участвовали со своей сценической версией маленькой трагедии Пушкина "Моцарт и Сальери" в необычном спектакле, который шел лишь всего два вечера на открытой площадке... парка диких животных во французском городе Лионе. И называлось это очень своеобразное зрелище, во время которого в темноте, пронизываемой лучами лазерных спецэффектов, выли самые настоящие матерые серые хищники, а над головами притихшей публики бесшумно скользили совы с острыми клювами, "Моцарт, танцующий среди волков"...

- Володя, - обратился я к художественному руководителю "Предела" и его главному режиссеру, когда он после поездки заглянул к нам "на огонек" в редакцию, - в твоей творческой судьбе бывало разное, но чтобы играть с волками, в смысле прямом, не фигуральном...

- Судьбу не обманешь! (Смеется). Зачастую окружающий мир настроен по отношению к искусству или равнодушно, или же откровенно враждебно. Пушкинский гений выбрал в короткой жизни Моцарта именно эту трагическую ноту. И по сути мой спектакль, где я играю Сальери, а мой сын - Моцарта, вобрал и выразил это.

Когда творить приходится среди злобы и зависти, скрытой или откровенной.

- Ну а Франция, Лион, волки?

- На одном из международных театральных фестивалей в России, куда наш театр приехал с "Моцартом и Сальери", довелось познакомиться и подружиться с примечательным человеком - Робером Дантонелем, французским актером-любителем. Он родом из небольшого городка у предгорий Альп, Вонере, это недалеко от Лиона. Сам Робер работает в крупнейшем Лионском банке, занимается компьютерами. Но для души руководит театром пантомимы, куда приходят такие же, как и он, помешанные на этом искусстве. К слову, учиться ему посчастливилось не у кого-нибудь, а у самого Марселя Марсо.

Наш спектакль его чем-то зацепил, царапнул. И... он решил, что будет в нем участвовать! Никакие языковые барьеры Робера не смущали. Так вот он меня "потеснил" с роли Сальери, и родился своего рода международный проект. Потом были встречи, совместные репетиции, в том числе и в Скопине... Уверяю, что язык - не самое главное препятствие в понимании между людьми. Этот предел был пройден.

Так вот в конце марта - начале апреля этого года мы первый раз попали во Францию - на фестиваль, организованный международной Ассоциацией любительских театров AITA, где тоже впервые на одной площадке, в одном спектакле играли актеры-любители из Франции и России. А вообще там показывали около двадцати спектаклей из Германии, Австрии, Латвии, африканских стран и, естественно, из страны-хозяйки. Репертуар был в основном легкого плана - музыкально-развлекательный: скетчи, миниатюры, пантомимы.

Поэтому без похвальбы в свою сторону, наш типично русский театр по школе Станиславского - с переживаниями, надрывом внутренним, игрой от чувств, а не от жеста - был для зрителей открытием, откровением.

И Робер играл в русской манере, не жалея себя.

Репетировали аж по ночам, в саду у него. Соседи шарахались, такая экспрессия... Жена, Ирина, была и художником, и костюмером, и заведующей постановочной частью. А в день открытия фестиваля у Ильи был день рождения. Организаторы подарили ему футбольный мяч (он фанат страшный!) и пирог со свечками.

- И публика в конце концов была благодарна!

- Да, что очень греет. Не видеть благодарного зрителя актеру нож острый. Мы побывали в рамках фестиваля в двух городах - Вонере и Лионе и еще в лионском предместье. Они там считаются самостоятельными городками. Илюша играл на русском, а Робер на французском, но взаимопонимание с залом было полное.

Такой непривычный для них спектакль ошеломил. И после каждого нашего выступления публика не хлопала, по нашему обыкновению, креслами, а оставалась на местах, люди интересовались всем, вступали в беседу. Простой француз о России вообще ничего не знает.

- Поклонники, аплодисменты, цветы...

- Нас с Францией что-то роднит. И в восторгах, и...

Есть вообще такие ниточки живые от души к душе. А цветы после спектаклей у них дарят очень-очень редко. Зато больше непоказного внимания. Там все же, умеют воспитывать зрителя. На лицах в зале - колоссальное внимание, душевная работа. Не думайте, что приходит эдакая интеллектуальная элита... Кстати, пантомимой у Робера занимаются и учителя, и сантехники, и другие вполне взрослые люди с выбранной по жизни профессией, но увлеченные театром. Вот эта чуть ли не всеобщая увлеченность театром меня и поражала больше, нежели "сладкая жизнь" на Западе.

После спектакля мы собирались почти всем городком в такой... таверне, что-ли, у нас попросту нет подобных заведений, и разговаривали. На обсуждении зрители высказывали очень тонкие замечания, переходя из зала в зал с бокалом, делились впечатлениями, спорили вместо того, чтобы "наслаждаться жизнью", или же, по-нашему сказать, "отрываться".

- А сведущие, не раз побывавшие "в заграницах" люди, утверждают, что ныне Запад не столь уж и просвещен...

- Как сказать. Разумеется, не все тут так гладко.

Читают мало, комиксы больше, не только дети, но и взрослые. У одного интеллектуала видел библиотеку: тома в шикарных переплетах, тиснение, золотой обрез, а внутри... картинки и чуть текста. Вот и пойми загадочную французскую душу. А театр очень любят.

Спрашивали вы про цветы... Вот кулич к Пасхе публика после спектакля нам подарила. А Робер, ранимая душа, подарил Ирине розу: "Володя доверил мне не только спектакль, но своего сына". Потрясающе.

- Пусть весь мир театр, но соприкоснулись же вы и с "затеатральной" жизнью рядового француза.

- Я не знаю, по каким меркам высчитывать там рядового. Уж очень отлично все и от нашего быта, и от нашего стиля, - жизненного и понимания. Свое впечатление, конечно, сложилось...

Символично, уезжали из заснеженной России, а приехали в цветущие предгорья Альп, разноцветье, эдакую благостную Францию. Окна в домах - без переплетных крестов, как картины с видом гор. Поселились в семье у Робера, он был директором фестиваля. Обычно спрашивают, - как кормили. Скажу: разные блюда каждый день, если это так интересно. Лион считается во Франции столицей кулинарного искусства, и мое, пусть и не веское (достаточно) мнение - по праву. Хотя от устриц не в восторге. Может, не привык? (С серьезным лицом).

Самое же "лакомое блюдо" - мы же все театралы - "ловцы человеков", конечно, люди. Те французы, с которыми я общался, любят ходить друг к другу в гости.

Большие семьи (по нашим меркам), у всех не меньше трех детей, берут приемных. Вот у Робера и его жены Полетт (она работает в библиотеке), своих двое и двое приемных. Всем дают хорошее и воспитание, и образование. Нет ни одного дома одинакового. И в прямом смысле, и в переносном. В общении не было ничего нарочитого, все так легко, как будто это раньше уже было, снилось когда-то.

Полетт вставала раньше всех, а ложилась позже, такая хлопотунья. Готовила сама, и необыкновенно. Обед на 12 человек - за полчаса! Надо ли говорить, что все на их кухнях автоматизировано. Вообще их быт обсуждать - для нас сплошное расстройство: винные подвалы с вином "такого-то" урожая, бассейны с окнами для подводных съемок... Да, разумеется - не у всех, не у каждого.

Но... Как сказать - вещи их вовсе не портят, а дают свободу.

Вот после спектаклей к нам подходили русские, которых у себя здесь так просто и не встречу, другой уровень отношений. А я там был на приеме у мэра. Сам он - из крестьян, с трудовыми руками, но интеллигентным лицом. И с ним, без патетики, почувствовал себя официальным представителем России, даже речи (улыбается) постоянно произносил.

Да и жизнь у них какая-то, нет не размеренная, устоявшаяся и умиротворенная. В городке (я про Вонере говорю) тысячи за две жителей. Первое после российской действительности впечатление - рож бандитских нет на улицах. И молодежь не "тусуется", а собирается по интересам (как раньше у нас говорили) - делом занимаются. К нашей скопинской керамике этот самый интерес проявили колоссальный. Ведь, оказывается, у них свои глубокие традиции лепки из глины, а молодые это, что говорится, на лету подхватывают. Там просто пройти по мостовой и то отрадно. Цветы, трава на газонах (и никаких грядок, как в нашей провинции). Небольшие дома, окна со ставнями, спокойные улицы, платаны - как из камня. Почти нет прохожих, тем более праздных. Рабочие, которые тротуар раскапывают, и то с достоинством, будто монумент воздвигают.

- И французские женщины, наконец...

- Женщин ослепительно красивых на улицах нет, не встречал. Одеваются француженки (конечно, по их провинции сужу, департаменту Рона), даже очень просто, без затей и без косметики почти. Такое вот целомудрие в одежде и внешности, вовсе не показное.

- А кроме прогулок по улицам и фестиваля, была какая-то культурная программа?

- Поездка для нас была - в Альпы, во французскую деревню XIII века. Камень и снега: великолепие! Полетт возила по всем доступным музеям в округе: в музей марионеток (представлено искусство кукловодов, начиная со средних веков), музей галло-романской культуры, при котором целый город, раскопанный археологами, музей народных французских промыслов (нам, скопинцам, это очень близко), где и керамика их, и инструменты...

Побывали и на экспозиции сокровищ марокканского королевства, для экзотики.

- А Париж?

- Предлагали: Париж или горы. Выбрали Альпы. Илью их дорога укачивает, слишком ровная. И не поехали.

Побывали проездом. Приземлились, мельком - через автомобильное стекло - только и увидели многоуровневые транспортные эстакады...

- Во-второй же раз попали на природу, прямо к волкам...

- Марк Болз, директор лионского симфонического оркестра (они на фестивале исполняли моцартовский "Реквием" перед нашим спектаклем), увидев русско-французского "Моцарта и Сальери" решил поставить эдакое грандиозное действо: "Моцарт, танцующий среди волков". Правильнее было бы перевести название "танцующий с волками", но я, как режиссер, видящий сверхзадачу автора, предпочитаю первое. Светлая фигура гения среди хищной природы, Моцарт в злом окружении диких волков и стервятников... Такая нескрытая аллегория. За два вечера, что шел спектакль, его посмотрели около трех тысяч человек.

В парке, где шло представление, есть бетонированная площадка с амфитеатром, где для публики каждый день устраивают шоу с хищными птицами, но это не театр, скорее ближе к цирковому аттракциону. И у Марка вспыхнула такая смелая мысль: ввести в столь непритязательное действие трагедийный момент, оттолкнувшись от него, создать спектакль о вселенском мучении гениальной души. Площадка выгула стервятников превратилась в сцену. Оркестр, хор, балет, первая часть моей пушкинской постановки среди этой нетронутой никакой духовностью частицы дикой природы - слились в такое мощное действо-рассказ о судьбе "вечно непонятного" Моцарта, гибнущего под натиском темных и озлобившихся сил, что я до сих пор под впечатлением этого зрелища. Серьезно, дух захватывает беспрерывно.

Стоит сказать, что уже за полгода билеты на него были уже проданы. Я съездил туда со спектаклем, за который не стыдно. И потом, из поездок, встреч, столкновений с другим миром вырастает другой театр. Тогда он и живет.

Даже среди волков.

Николай Реунов.

  00:04 27.10