Был ли анархистом матрос Железняков?

Многие десятилетия официальная пропаганда рисовала лакированный образ бойца революции, создавая идеальный портрет героя. Но каким был в реальной жизни легендарный балтийский матрос, сразу ли воспринял он те идеалы, за которые потом стоял до последнего часа?

В СТЕПИ ПОД ХЕРСОНОМ...

Поводом для сегодняшнего разговора стало письмо москвича А. Новосельского. "Меня взволновали упоминания в прессе о матросе Анатолии Железнякове, которому была посвящена популярная в свое время песня "В степи под Херсоном высокие травы...", - пишет он. - Сейчас утверждается, что Железняков был анархистом и что его старший брат, также анархист, перешел к бандитам и был убит в бою с Красной армией. На основании каких первичных документов приклеивается этот ярлык народному герою?" Письма, в которых читатели высказывают несогласие с сегодняшними оценками некоторых исторических событий и фактов, а также роли отдельных личностей в истории, не редкость в редакционной почте. И когда высказываются справедливые замечания, остается только поблагодарить их авторов за то, что они столь внимательны к публикациям и так требовательны к точности освещения истории. Но есть в письмах претензии другого рода, вызванные нежеланием расставаться с идеологическими мифами, убеждением авторов, что попытки переосмыслить прошлое, восстановить правду ни к чему хорошему не приведут, а только лишат общество идеалов.

Можно понять эти настроения. Мы так долго "подкрашивали" и "улучшали" свою историю в угоду идеологическим постулатам, что теперь даже благие намерения открыть всю правду до конца вызывают порой недоверие и подозрение в конъюнктурных устремлениях.

Вот и в письме А. Новосельского сквозит явное недовольство тем, что предаются гласности факты, которые, как ему кажется, могут разрушить сложившееся представление о герое-моряке. "Я хорошо знаком с биографией этого отважного человека, - продолжал он. - Имя матроса Анатолия Григорьевича Железнякова стало символом отваги и беспредельной преданности народу. Не случайно соратник Ленина В. Бонч-Бруевич, лично знавший матроса, написал в своих воспоминаниях: "Анатолий Железняков честно и бесповоротно стал на точку зрения правительства диктатуры пролетариата и отдал себя в полное его распоряжение".

В такой позиции есть своя логика - довольно прямая и определенная. Ход рассуждений таков: Анатолий Железняков - признанный герой, а герой не может быть анархистом. Но правда жизни состоит в том, что в октябре 1917 года Анатолий Железняков, тот самый легендарный матрос Железняк, действительно примыкал к той части анархистов, которые относили себя к анархо-коммунистам. Это не вымысел, а исторический факт.

О ЧЕМ ГОВОРИЛ БОНЧ-БРУЕВИЧ.

Думается, что об этом знает и сам автор письма.

Ссылаясь на Бонч-Бруевича, он тем не менее приводит из его воспоминаний только часть фразы. И понятно, почему.

В. Бонч-Бруевич говорит буквально следующее: "Для охраны порядка в самом Таврическом дворце, возле него и в примыкающих к нему кварталах я вызвал команду с крейсера "Аврора", среди которой был ряд товарищей, отлично мне известных и на которых я мог вполне положиться. К этой команде были присоединены еще две роты с броненосца "Республика" под предводительством хорошо мне известного матроса Железнякова, "анархиста-коммуниста", честно и бесповоротно ставшего на точку зрения правительства диктатуры пролетариата и отдавшего себя в полное его распоряжение". Так что свидетельство Бонч-Бруевича как раз подтверждает этот факт. Об этом же пишет и Н. Измайлов, один из руководителей Центробалта, вспоминая о своих встречах и беседах с Железняковым, который входил в делегацию балтийских моряков на II Всероссийском съезде Советов.

"На съезд прибывали люди разных политических направлений, - рассказывает он. - В умах матросов было еще много путаницы, и они причисляли себя к разным партиям. Сам Анатолий считал себя анархо-коммунистом.

Однако по всем важным принципиальным вопросам выступал вместе с большевиками".

К словам о путанице в умах моряков следует добавить, что анархизм как политическое мировоззренческое течение - явление довольно сложное, в котором всегда присутствовали и присутствуют противоречивые тенденции. Среди тех, кто причислял себя в те дни к анархистам и анархистским группам различного толка, было не так много тех, кто по-настоящему разбирался в сущности этого течения. В тех же воспоминаниях В. Бонч-Бруевича, к которым мы уже обращались, описана впечатляющая беседа с анархистами.

"В одной из комитетских комнат на диване, на стульях, креслах, - пишет он, - сидело несколько человек матросов. Мы вошли сюда вместе с Железняковым.

Наш разговор быстро перешел на теоретическую тему об анархизме и социализме, а когда он и некоторые товарищи узнали, что я лично знаю П. А. Кропоткина, они с живым интересом просили рассказать о нем, и мой рассказ они слушали с жадностью.

В теории матросы были некрепки, и чувствуя, что они не могут мне возразить, я постарался этот разговор прикончить, дабы им не было обидно. В сущности анархизма у них никакого не было, а было стихийное бунтарство, ухарство, озорство и, как реакция на военно-морскую муштру - неуемное отрицание всякого порядка, всякой дисциплины. Мы, несколько человек вокруг молодого Железнякова, пытались теоретизировать.

Тут же сидел полупьяный старший брат Железнякова, гражданский матрос Волжского пароходства, выдававший себя за матроса с корабля "Республика", носивший какой-то фантастический полуматросский, полуштатский костюм с брюками и высокие сапоги бутылками, - сидел здесь и чертил в воздухе пальцем большие кресты, повторяя одно слово: "Сме-е-е-рть", и опять крест в воздухе, "Сме-е-е-рть!", и опять крест в воздухе, "Сме-е-е-рть!" - и так без конца...".

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЖИЗНЬ-МОРЕ!

Из этих и других свидетельств совершенно ясно, что в тот период политические симпатии Анатолия Железнякова были на стороне анархистов. Объяснение этому мы найдем, если обратимся к его юношеским годам. Уже тогда проявился свободолюбивый и самостоятельный характер Анатолия. В 1912 году, рассказывали его близкие, Железнякова исключили из Лефортовского военно-фельдшерского училища, так как он отказался участвовать в параде в честь императрицы; не удержался он и на ткацкой фабрике, куда устроился работать, - уволили "за дерзость". Он заявил фабриканту, что истинные хозяева на его предприятии те, кто трудится у станков и машин. С годами этот внутренний протест против насилия и произвола вылился в жизненную философию неприятия любых форм угнетения личности.

В свое время, в начале тридцатых годов, был издан дневник А. Железнякова, который он вел два года, с 1916 по 1917-й, плавая кочегаром на одном из судов Черноморского пароходства. Он интересен сегодня для нас тем, что показывает, какие мысли обуревали молодого моряка, почему в какой-то момент его увлекли громогласные лозунги анархистов. Вот одна из записей, сделанных в короткие часы отдыха:

"26 сентября. Платаны. Ночь.

Постараюсь изложить мысли, которые так тесно окружают меня и не дают покоя.

Одно желание - вперед! Хочется тревог, лишений, удач, радости и горести, когда все вертится, крутится перед глазами и готовит тебя для жизни, для борьбы.

Всюду растет произвол, всюду кучки людишек, прикрываясь личиной, именуемой "законом", грабят, давят, "прессуют", осыпают градом глубочайших обид и оскорблений.

Горько, обидно! Злоба закипает неуемная в груди, когда видишь, на какую простую, глупую, грубую шутку люди попадаются, как сельди в сети.

Человек хочет сделать шаг в сторону и вот готов привести свое намерение в исполнение, как вдруг слышит грозный окрик: "Смотри, это карается законом!" И если даже впереди гибель, он гибнет, но сделать шаг в сторону не смеет!

Закон!

Да что это за штука?

Почему животные - ведь тоже существа - живут без этого глупого закона, а подчиняются лишь высшему требованию, требованию самой природы, а мы имеем закон, писанный человеком для того, чтобы поработить такого же себе подобного. И люди, подчиняясь этому нелепому закону, идут убивать друг друга, не зная, для чего и во имя чего; идут, исполняя волю и желания кучки людей, преследующих ужасные корыстолюбивые цели..." В другой записи - размышления о жизни, сквозь которые прорывается неуемная жажда действия. Ложатся и ложатся на бумагу горячие строки:

"Жизнь такая, как стоячее болото, мертвая и слишком спокойная - не по душе. Жизнь без быстрого течения, без крутых извилистых поворотов, омутов - не жизнь, а мертвая, зыбучая тина. Да здравствует жизнь-море и могучая свобода, как океан! Слава стремящемуся и рвущемуся к цели! Слава ищущим исхода, не желающим рамок условностей, не разменивающим за мелкий комфорт свое "я" и свою свободу".

ЛЕГЕНДА И ПАМЯТЬ.

В среде анархистов (мы это знаем по многим документам истории) в горячее время революции и гражданской войны оказывались люди самых различных мировоззрений и убеждений. Сама жизнь, участие в революционной войне помогали им порой выбрать другую дорогу. Так произошло и с Анатолием Железняковым, но тем не менее не случилось с его старшим братом, сгинувшим на фронтовых дорогах гражданской войны. И это - тоже правда жизни.

Судьба отмерила Анатолию Железнякову недолгий срок - ему исполнилось только двадцать три года, когда он погиб в бою под Екатеринославом летом 1919-го, выводя бронепоезд, которым командовал, из вражеского окружения. Но многие страницы его короткой биографии еще ждут исследователей - ведь в годы революции и гражданской войны Железнякову довелось постоянно выполнять ответственные поручения. Он был начальником караула Учредительного собрания и выводил с Дуная корабли военной флотилии, командовал полком в боях под Царицыном и вел подпольную работу в оккупированной Одессе... Каждый из этих эпизодов жизни легендарного моряка достоин отдельного рассказа.

В заключение еще раз вернемся к письму А. Новосельского. Опасения, что упоминание об анархистском увлечении Железнякова бросит тень на память моряка-героя, беспочвенны, тем более сегодня. Анатолий Железняков считал себя анархо-коммунистом, а другой герой гражданской войны и один из организаторов борьбы за Советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке - Сергей Лазо встретил революцию эсером-интернационалистом, прославленный комбриг Г. Котовский и Маршал Советского Союза А. Егоров были левыми эсерами, а наркоминдел Г. Чичерин - меньшевиком-интернационалистом. И это не повлияло на оценку их роли в переустройстве нашего общества.

Одну из записей в дневнике, тогда еще кочегар, Анатолий Железняков закончил словами: "Да здравствует то, чего не сокрушит ни штык, ни пулемет, ни цепь, ни сама смерть!" Его слова оказались пророческими: память о легендарном матросе Железняке живет и будет продолжать жить в наших сердцах.

"Интерфакс Время Рязань" - "Рязанские ведомости" - совместный проект.

Владислав ИВАНОВ.

  00:04 08.09