Писать просто, как и жить Майя Кучерская Писатель Андрей Геласимов о чувствах, мастерстве, судьбе и современной литературе ПРОЗА Андрея Геласимова в сегодняшнем литературном процессе смотрится так, будто присутствовала здесь всегда.

Между тем его первый рассказ, "Нежный возраст", был опубликован всего три года назад. До этого Геласимов окончил факультет иностранных языков Якутского университета, потом ГИТИС, защитил диссертацию и преподавал студентам. Рассказ "Нежный возраст" написан от лица подростка. В нем, как в капле, весь космос Геласимова-писателя - упругий, ритмичный язык, короткая фраза, выверенность каждого сюжетного хода. И нежность. Герои Геласимова исполнены самого нежного, внутреннего трепета, все они беззащитны, хрупки и независимо от возраста юны. Так и в повести "Фокс Малдер похож на свинью" (2001), и в авантюрном романе "Год обмана" (2003), и в "Жажде" (2002), повести о человеке без лица, вернувшемся после чеченской войны. Нет ничего проще, чем упрекнуть писателя в сентиментальности, но оказалось, именно таких прозрачных сюжетов и чистых душой ремарковских героев все и ждали. На Геласимова жадно накинулись не только посетители клуба ОГИ (в издательстве ОГИ вышли четыре его книги), но и самые взыскательные критики. В прошлом году "Жажда" вышла в финал сразу двух престижных литературных премий (имени Белкина и Григорьева). За писателем начала закрепляться репутация молодежного, но тут он взял да и выложил перед читателем роман "Рахиль", посвященный судьбам еврейства, который уже опубликован в "Октябре", а в конце лета выйдет книжкой. - Недавно ты побывал на Варшавской международной книжной ярмарке. Твои впечатления, насколько они были неожиданными? - Ты знаешь, для меня было большим сюрпризом то, насколько серьезно поляки интересуются русской литературой. То есть, например, от немцев во Франкфурте полгода назад я этого не почувствовал. Понятно, что сказывается славянская душа и все такое, но тем не менее у нас ведь очень непростая линия взаимоотношений- я имею в виду Россию и Польшу. Поэтому, кстати, с одной стороны, поляки относятся к русской литературе с огромным уважением и даже пиететом, а с другой стороны, во многих их вопросах во время интервью или "круглых столов" ощущалась некая затаенная такая историческая обида. А в общем-то, как мне кажется, бенефис России на нынешней Варшавской ярмарке прошел с большим успехом. Я, например, не ожидал такого наплыва народа. - Какие вопросы задавались на "круглых столах"? Действительно на них было интересно? - Поляков интересуют такие проблемы, как наличие в России цензуры, писательская позиция по отношению к войне в Чечне, к олигархам, к нынешнему российскому правительству и т. д. То есть довольно часто все разговоры с микрофонами на столах съезжали отнюдь не в литературную сторону. Что для меня было, в общем-то, понятно, но не сказать, что уж так интересно, поскольку в литературе меня больше волнуют вопросы поэтики, а не идеологии. - Твой стиль прозрачен и легок- это внутренний голос или это просчитанная стратегия? - Индивидуальный авторский стиль, как мне кажется, рождается из персонального ощущения ритма. Вот устраивает, скажем, человека длинная лесная дорога- и он начинает писать соответствующими синтаксическими конструкциями. И метафоры у него будут какие-нибудь такие хвойные, то есть про свежесть, про чистоту, про торжественное одиночество. Если писателю для счастья необходимо толкаться в метро или торчать в пробке, то и текст у него станет соответствующим. Ритм будет рваный, предложения- односоставные. Что касается меня, то я пишу довольно просто. Как и живу, очевидно. - "Фокс Малдер"- история любви учительницы и мальчика, в общем непритязательная. Но книжка целый год держалась на верхушке рейтингов, как ты думаешь, людям не хватает сентиментальной прозы? - Я, честно говоря, не вижу в этой повести вообще ничего сентиментального. Впрочем, быть может, необходимо сначала определиться с термином: что, собственно, значит "сентиментальный"? Если за этим словом стоит разговор о человеке и его чувствах, то тогда я согласен: я написал сентиментальную повесть. Но в этом случае в сентименталисты нам придется записать еще очень много других писателей, которых обычно этим словом не называют. И в конце концов ценность литературного произведения состоит не в том, сентиментально оно или, скажем, жестко реалистично. Писателя судят по уровню дарования, а не по жанровой принадлежности его текстов. - Насколько писательство для тебя - судьба? А на сколько - профессия? - Много лет назад я давал интервью одной провинциальной газете. Тогда я еще совсем не печатался, а просто был преподавателем университета и редким для культурной провинции учеником театральной школы Анатолия Васильева. Так вот, девушка, которая брала у меня интервью, была крайне удивлена, когда я проболтался ей, что пишу и при этом не планирую издаваться. Ей казалось, что писать и публиковать свои тексты - это такой парный феномен. Вроде сиамских близнецов. Но я своих "сиамов" довольно легко распластал. То есть нож просто надо иметь поострее. Садишься и пишешь в стол. Факт публикации "Фокса Малдера" во многом случаен. Или, наоборот, продиктован судьбой. Тут я еще не до конца уверен. Но твердо знаю, что если бы "Фокс" не был напечатан, я все равно продолжал бы писать. Мне по кайфу. - А учеба в ГИТИСе в мастерской Анатолия Васильева оказала какое-то влияние на тебя как писателя? - Несомненно, режиссерский метод Анатолия Васильева сказался на том, что я делаю в литературе. Открытая и пронзительная эмоциональность спектакля "Шесть персонажей в поисках автора" по пьесе Пиранделло, с которым Васильев и его студенты объехали практически весь мир, как раз и определила то, что критики в моих текстах теперь называют "сентиментализмом". Отсмотрев много лет назад этот спектакль, я испытал то, что люди называют "перехватило дыхание". Так вот, дыхание не отпустило до сих пор. - Над чем ты работаешь сейчас? Дописываешь новый роман? - Сейчас я отложил до осени свой новый роман "Степные боги". Он написан уже на две трети, но я понял, что ему надо отстояться как хорошему вину. Да и дела навалились. Книга эта, разумеется, меня страшно волнует. Не хочется пока распространяться о фабуле. Скажу только, что роман этот о войне. Вернее, как и в "Жажде", не совсем о войне, а о том, что стоит как бы рядом с нею. Такое зеркало. - Как и почему возникла эта тема? - Тема возникла довольно случайно. Я сидел в одной компании и слушал пожилого человека, который рассказывал о своем военном и послевоенном детстве. Народ за столом веселился, а мы так тихонько шептались, и я уже понимал, о чем буду писать весь следующий год. - Как тебе современная отечественная литература? Хотя предвижу, ты скажешь: "Не читал". Встречала такой ответ в других твоих интервью. Это было кокетство, или ты принципиально не читаешь того, что пишут твои коллеги? - Ты знаешь, я не люблю распространяться на эту тему из соображений корпоративной этики. Мне кажется, писатели должны искренне любить друг друга хотя бы за то, что сидят в одном окопе. А вот ругать или хвалить- это уже дело литературных критиков. Писатели ведь пишут не друг для друга. Поэтому какой смысл нам друг друга читать? У каждого из нас свой читатель. Если же писатель начинает читать других современных ему писателей, то круг замыкается и змея как бы проглатывает свой хвост. Такая ситуация сигнализирует о кризисе и, в общем-то, исключает обычного читателя. В то время как книги должны писаться именно для него. Есть у меня такое подозрение.

  00:04 09.06