"О кошках и людях".

Е.СПИВАКОВСКАЯ.

Тогда я подошел к художнику, постоял, посмотрел на его работу и сказал:

- Я вам завидую.

- Так я и знал, - вздохнул он, - знал, что стоит мне только выждать, непременно явится кто-то и позавидует мне.

Курт Воннегут.

"Колыбель для кошки".

Часть первая, светская.

Толпа взмокших людей численностью чуть больше трех туристических групп и чуть меньше массовки в "Войне и мире". Две трети - декольтированные (и все равно мокрые) дамы, одна треть - пресса. Еще был дисциплинированный ребенок в широких штанах. Вот, собственно, и вся публика, в присутствии которой самарский художник Николай Ельцов открывал свою выставку а галерее "Меридиан", белой, как рафинад, и душной, как паровоз. Театральное объединение "Королевская охота" многозначительно принимало разнообразные позы под психоделическую фонограмму. Подразумевался, очевидно, некий хэппенинг: гости рассматривают картины, одновременно любуясь грацией королевских охотниц, одновременно беседуя с виновником торжества. Так оно и вышло, все было одновременно. Художник то и дело проплывал вдоль экспозиции: налево с одной девушкой под ручку, направо - уже с другой. Лицо его светилось понятной радостью.

Часть вторая, несветская.

Радоваться было чему: выставка большая, работ поместилось много, в их числе и огромное полотно, которое я украдкой смерила в длину. Получилось пять широких шагов. Почти "Явление Христа народу".

Николай Ельцов, судя по его творениям, автор шаловливый (оно, впрочем, и по глазам видно). Конечно, порядка ради в его полотнах следует усмотреть трагизм и комизм. Я усморела, потому что знаю: без трагизма и космизма подлинного художника не бывает. А с Николаем Ельцовым как-то изначально было ясно - подлинный! Достаточно посмотреть на его галстук- бабочку (черную) и бабочку (желтую) на картине. Все очень настоящее, краски - как в ящике с детскими игрушками, и вдруг - полный мрак: что-то совершенно черно-сине-коричневое из одних сумеречных тканей. Или два автопортрета. Один - ироничный, светлый, голова художника на пошатнувшемся постаменте. И другой: суровый, строгий, вечерний.

Часть последняя, зверская.

Гости сортировались по степени художественного невежества. Знатоки толклись вокруг художника, выясняя основы его концепции, и зависали, потирая подбородки, возле работ с обилием деталей, позволяющих тысячу и одну интерпретацию. Простофили любовались женскими лицами и формами, яблоками, цветами, той же бабочкой.

А на отшибе висела картина: пушистый котенок сверкает глазами из угла, приобняв мягкой лапой что-то там - стул, мяч, коробку. Абсолютно понятная работа. С условностями, но без трактовок. Мне она больше всего понравилась. То ли из-за котенка, то ли просто - хорошая картина.

  00:04 04.08