Сказка о медведихе.

НЕДАВНО был в Китае. Отъехал на машине километров шестьдесят от Пекина и показалось, что попал на родину, - стоят пустые деревенские дома, правда, непохожие на наши, каменные, без дверей, и желтый ветер гуляет по невспаханной земле. Спросил переводчицу: "А где хозяева?" Мне объяснили, что деревня эта была оставлена еще в лихолетье культурной революции, - крестьяне, спасаясь от нужды, перебрались в город. "А как у вас?.." - "И у нас", - неопределенно ответил я. А сам подумал вот о чем. Понятно, когда социалистическое государство сгоняет людей в города - ведь должен кто-то работать на фабриках и пополнять тем самым численность самого революционного класса - пролетариата... Понятно также, когда сам крестьянин, устав от деревенской околесицы и недорода, перебирается в город. Но чем объяснить, когда человек более или менее благополучный, так сказать "перспективный", бросает все и устремляется в деревню, вмедвежий угол, и вовсе не для того, чтобы стать фермером?..

Мне вспомнилась одна хорошая знакомая из Новосибирска. Я познакомился с ней года четыре назад, когда Настька была "на коне": только что, кончив филфак местного университета, она поступила в аспирантуру, собираясь защищаться исследованием по роману Гончарова "Фрегат "Паллада". Я, заехавший тогда в город почитать стихи собственного изготовления вместе с другими представителями московской богемы, был весьма обрадован тем, что в Сибири, переживающей не лучшие времена, есть такие способные и устойчивые в быту люди. Мало того что Настя училась в аспирантуре, она одновременно выполняла еще несколько дел: работала корреспондентом в местной газете, получая, по сибирским меркам, приличную и, главное, регулярную зарплату, преподавала в младших классах средней школы литературу и была к тому же "предпринимателем" - торговала летом в какой-то палатке на рыночной площади. Даже в ее внешности было что-то чрезвычайно устойчивое - большая голова с копной черных несильно вьющихся волос, голубые, чуть раскосые глаза, довольно высокий рост...

Изо дня в день Настя ходила пешком от общежития к университету "к первой паре", т.е. к 8.00. Зимой и в осеннюю распутицу она просыпалась в 6.30 без будильника и отмахивала 7 немалых троллейбусных остановок. В общежитии никогда не ныла от неустроенности, но всячески старалась подбодрить подружек. Если никто не хотел убирать со стола грязную посуду (а это случалось частенько), молча отправлялась на кухню и перемывала до блеска неказистые, взятые "напрокат" из столовой тарелки. В порядке эксперимента окуналась несколько раз в холодной проруби. Не простудилась, но и особо не понравилось: "Можно жить и без этого"... И вдруг... Вдруг в ее жизни наступил полный крах. Настька ушла из аспирантуры, уволилась со всех работ и укатила в такой медвежий угол в Горном Алтае, который иному горожанину, измученному проблемой выбора между "Инвайтом" и "Спрайтом", может показаться дырой и самоубийством.

Позднее я спрашивал ее об этом, пытаясь найти причину поступку, который сам понимал как бегство от неудачного романа. А что еще можно ожидать от молодой и ладной женщины? Но получил на свой вопрос довольно неожиданный ответ. Причиной этого безумного побега явилось якобы школьное сочинение. Есть до сих пор такая методика - перед ребятами младших классов ставят на столе раскрытую книгу с репродукцией какой-нибудь живописной картины, чаще всего, вышедшей из-под кисти советского художника, и просят написать в тетрадке все, что приходит в голову... В тот злополучный день Настя выбрала в качестве темы для сочинения картину художника Чуйкова "Дочь Советской Киргизии", где на фоне живописных гор была изображена девочка-пионерка с учебниками в руках. И вот какое рассуждение на этот счет прочла в тетради одного из своих учеников: "Стоит девочка посреди бескрайней степи, держит книжку и думает: "Вот вырасту, выучусь и пойду разбойничать...".

"А ты-то здесь при чем?" - спросил я, отсмеявшись. "А при том, - пробормотала Настька, - что я и есть эта самая дочь Советской Киргизии..." То есть она имела в виду не книжки, а разбойничье будущее, а может быть, и настоящее, если учесть, например, ее торговлю - подработку в рыночном ларьке. Еще добавила, что писала в районной газете не то, что думала, - главный редактор методично зарубал острые материалы, и приходилось юлить. Что она перегибала палку, это было видно невооруженным глазом, но, как говорится, за что купил, за то и продаю, - больше никаких причин своего внезапного отъезда из Новосибирска Анастасия не назвала.

Занесло ее далеко, в медвежий угол на реке Ине, где жили ее дальние родственники. Несмотря на волков и прочую живность, село, в котором Настасья пригрелась, оказалось весьма богатым. Говорят, что еще при царе здесь селились беглые крестьяне, - брали земли, сколько могли обработать (а земля здесь особая, жирная), возводили светлые деревянные дома и имели достаток, не сравнимый с достатком средней полосы России. Вроде и времена другие, и в стране власть переменилась да опрокинулась, но по-прежнему в этих заповедных местах все живут натуральным хозяйством. А денежных накоплений как не было, так и нет. И никто, кажется, в них особо не нуждается. В сенях у Насти стоит 20-литровая фляга душистого таежного меду - черпай, сколько хочешь. Этот бесплатный мед - с колхозной пасеки, а есть еще собственные улья, за которыми ухаживает сама Настасья. Летом, когда мои друзья гостили у нее, Настя зашла как-то визбу с большими охапками кислицы - дикой красной смородины, у которой все запросто ломают ветки и уже начисто обирают ягоды. Сказала, что недобрала, потому что увидела на ягоднике большого медведя, который тоже захотел полакомиться, увидала и побежала прочь...

Устроилась Настасья учителкой в местную школу преподавать литературу. Недавно получил от нее письмо. Говорит, что лучше всего у нее идет Тургенев и Пушкин, а на Чехове и Достоевском спотыкается, и ребята как-то невнимательно слушают. Попросила переписать ей на видеокассету один из фильмов, к которому я сочинял сценарий, чтоб показать его деревенским детям. Я переписал и отослал, холодея от ужаса. Потому что о реакции детей на фильм, предназначенный для элитарных кинофестивалей, оставалось только догадываться... Но ничего. Сошло с рук. Дети не побили свою учительницу. А вот полюбили ли они Достоевского, это большой вопрос...

Я гляжу в окно своей московской квартиры. Несколько рабочих крушат отбойным молотком асфальт. Мимо проносятся иномарки. В листве пожухлого клена копошатся закаленные воробьи. Гляжу я на все это и думаю: "А смог бы я отказаться от своей жизни, послать к черту взломанный под окном асфальт, забыть, как кошмарный сон, автомобильные пробки и городскую гарь?" Нет, наверное бы не смог, не осилил... И как описать то, что случилось с моей знакомой?

Думаю я об этом, думаю, и ничего другого не приходит в голову, кроме слов апостола Павла: "Все испытывайте. Хорошего держитесь".

Я рад, что "медведиха" Настя живет именно так.

ЮРИЙ АРАБОВ.

  00:04 03.06