"Во мне живут ребенок и старик".

Почему Лере Авербах можно, а нам нельзя.

Мы встретились с Лерой Авербах после ее концертов в органном зале, во время которых она предстала пред публикой во всем блеске и в нескольких амплуа: композитора, поэта, дирижера и музыканта. А уже на следующий день у Леры начался, по ее выражению, "домашний арест". Сейчас она пишет музыку для очень известного музыканта, имя которого семья Авербах держит в секрете. И готовится к выступлениям на родине Моцарта в Зальцбурге, куда она отправится из России, не заезжая к себе домой, в Америку.

- Лера, несколько лет назад вы написали, что Челябинск для вас что-то вроде постоянного источника вдохновения. Сейчас, после 10 лет полноценной жизни в Америке, вы все так же черпаете вдохновение здесь?

- Не думаю, что это чувство связано именно с Челябинском. Таковым источником может стать любой город, где прошло детство. Для меня важно не столько место, сколько переживания детства, этот бесконечный материал для раздумий.

- Знаю, что у вас какие-то собственные взаимоотношения со временем, есть очень убедительные стихи о старости. Вместе с тем большинство людей здесь до сих пор воспринимает вас как ребенка. А вы сами?

- Мне кажется, что во мне одновременно живут и ребенок, и старик. Я себя так ощущаю. Это взгляд на жизнь с двух сторон. Впрочем, знаете, я стараюсь особенно серьезно об этом не думать. И не говорить, потому что как только мысли облекаешь в слова, они изменяют самим себе. А как меня оценивают другие - это меня не касается.

- Вектор вашей жизни - это, как мне представляется, в основном открытия. А есть на этом пути потери?

- В романе "Зеркало" я написала: "Наши потери - это то, чем мы владеем безраздельно". Мне горько, что нет возможности общаться, например, с моим педагогом Борисом Михайловичем Белицким, памяти которого я посвятила свои выступления в Челябинске. Но в то же время он всегда присутствует в моей душе.

- А сам процесс реализации таланта требует от чего-то отказываться сознательно? Ну, например, от просмотра телевизора:

- Я его никогда не смотрела. Ну, кроме мультфильмов. Когда я росла, у нас был крошечный черно-белый телевизор, который всегда ломался. Он так плохо показывал, что особой охоты смотреть его не было. А что касается самоограничений. В принципе любому человеку приходится от чего-то отказываться. Чтобы достичь успеха, нужно быть весьма решительным. В той же Америке я осталась без денег, без знания языка, без родственников. Не знала, увижу ли родителей когда-нибудь.

- А как происходил для вас процесс принятия такого решения?

- Сложно. И в первую очередь для моих родителей. Америка в 1991 году была другой планетой. Я поехала на гастроли по линии Российского фонда культуры и программы "Новые имена", оставаться не планировала. Концерты проходили в Денвере, а возвращались мы через Нью-Йорк. Все случилось в один день. Я вначале поиграла бывшему челябинскому музыканту Илье Лейману, которого когда-то знала моя мама. Он позвонил знакомому дирижеру, тот прослушал меня в Манхэттенской консерватории. Случайно на месте оказался ее президент, он собрал комиссию педагогов, и мне сказали, что я принята. Дальше встал вопрос, уезжать мне на следующий день в Россию или остаться там. Я позвонила родителям, Борису Михайловичу. Они дали зеленый свет на любое мое решение.

- У вас самой сомнения были?

- Конечно. По-русски, кроме семьи Лейманов, никто не говорил. Мне пришлось быстро - за два месяца - научиться английскому.

- Кстати, вы, говорят, сейчас уже пишете на английском. Интересно, а мышление по-английски отличается от мышления по-русски?

- Да, я это сразу заметила - по детям эмигрантов. Это совершенно разные дети, когда они говорят по-английски и по-русски. Энергия языка, думаю, очень влияет на всю культуру страны и на мышление человека. Язык - энергетически живое существо. Это отражается и в музыке. Для композитора важно, какой язык для него родной.

- А как вы сейчас живете с бытовой точки зрения?

- Сейчас, конечно, все иначе. У меня просторная квартира в хорошем районе Манхэттена, дома большая библиотека.

- Деньги сами зарабатываете?

- Деньги зарабатываю, выступая на концертах. Приглашают много, но я теперь могу выбирать программу, интересную мне.

- Лера, на ваш взгляд, может ли человек полностью реализоваться в Челябинске?

- Смотря что значит реализоваться, каковы амбиции человека.

- А что важно для вас?

- Любое творчество, включая исполнительское, - это процесс перевода. Есть некая идея, связанная с процессом вдохновения. А дальше уже вопрос профессионализма. То есть насколько точно эта идея может воплотиться. Мои амбиции - суметь приблизить этот процесс перевода к изначальной идее с наименьшими потерями.

- Простите, а этим нельзя заниматься здесь?

- Я не могла. Исполнителю нужны концерты. Композитору нужно слышать свои произведения. Если он их не слышит, он не знает, что из того, что он пишет, по-настоящему работает, а что - нет. Если исполнение посредственное, то опять-таки достоверной картины нет. Невозможно понять, это вина оркестра или композитора, что звучит не так, как хочется.

Кроме того, в России существует много проблем, не связанных с искусством, но с которыми человеку приходится сталкиваться. Времени и сил на настоящее дело может просто не остаться. Здесь много чего не хватает. Вот мы с оркестром "Классика" играли Моцарта. В Челябинске не нашлось партитуры концерта Моцарта. А ведь в области три музыкальных вуза. Представьте себе, что все люди, которые кончают эти вузы, ни разу не видели партитуры концерта Моцарта! Нет зала филармонии, нет оркестра.

- Лера, позвольте вопрос из иной сферы. Уж извините, но у многих вызвал легкое недоумение факт номинации вас на Нобелевскую премию. Все-таки эта награда отмечает высшие достижения человеческой цивилизации. Как вы к этому факту относитесь?

- Мне, разумеется, было приятно такое внимание. Но, знаете, все это существует помимо меня. Я не вникала ни в подробности, ни в технологию номинирования. Все-таки мое дело - творчество. А все остальное от меня не зависит.

- Вы как-то сказали, что все ваши успехи - череда случайностей, просто на вашем пути попадались хорошие люди. Но началось все с родителей...

- Конечно, родители сделали для меня очень много. Они заметили и развили то, к чему я была склонна изначально. Я знаю, что многих детей взрослые насильно заставляют заниматься музыкой. Со мной такого не было. Главная заслуга моих родителей в том, что они выработали во мне серьезное отношение к делу, причем собственным примером.

- Лера, на своем втором выступлении вы называли имена людей, которым вы благодарны. И вспомнили свою классную руководительницу, которая вас защищала от школы.

- Мне приходилось пропускать уроки, чтобы заниматься музыкой. Все, что нужно - домашнюю работу, например, - я делала, но как минимум половину недели "прогуливала". Учителя по-разному относились, кто-то не обращал на это внимания, кто-то возмущался. У меня была классная руководительница, которая закрывала глаза на мои пропуски и защищала меня перед дирекцией и своими коллегами.

- Я почему-то подумал, что она вас защищала от учеников.

- Мне было достаточно сложно с одноклассниками, которые рассуждали так: почему ей можно, а нам нельзя. Но серьезных проблем никогда не было. До мордобития, по крайней мере, не доходило. Хотя могло. А с другой стороны, у меня никогда и не было хороших отношений со сверстниками.

- Это сложно, наверное, ребенку, тем более подростку.

- Было сложно, но что делать. Это, кстати, к вопросу, от чего нужно было отказываться.

- Одним из своих друзей вы называете Женю Кисина, вы регулярно с ним видитесь?

- Регулярно, учитывая, правда, что он все время на гастролях, и я в разъездах. Когда мы оба в одном городе, пересекаемся, встречаемся.

- Дружба все-таки несколько специфическая. Впрочем, наверное, ваше общение с миром во многом реализуется посредством стихов и музыки?

- В основном так, да. Хотя благодаря поездкам у меня обширный круг общения.

- Среди ваших планов на следующий год - совместные выступления в Германии со Спиваковым и новым составом "Виртуозов Москвы". А как вы с ним познакомились?

- Мы с ним познакомились довольно давно. Он очень увлекся моими стихами, потом услышал музыку. И в один из дней мне позвонил его менеджер и спросил, как я отнесусь к такой идее.

- Это очень лестно. Лера, а вы переживали когда-либо чувство абсолютного счастья?

- Первый раз это случилось, когда исполнялась моя опера. Это было в ДК железнодорожников, а поставил ее музыкальный театр, по-моему, из Челябинска-40. Поскольку город был закрытый, я не могла ездить на репетиции и впервые услышала свое сочинение уже из зала. Хорошо помню: слушала настройку оркестра, и у меня было невероятное ощущение, что это самое прекрасное, что может быть.

- У творческих людей велика амплитуда настроений, от полного счастья до полного отчаяния.

- Когда я жила в Ганновере, мне вдруг стали сниться очень страшные сны. Это было, пожалуй, одно из самых страшных явлений, с которым я сталкивалась когда-либо. Сны эти были связаны с войной. Они шли один за другим.

- Снилась война с Германией?

- Да. Цикл "Ганноверские тетради" был написан в то время. Многие стихи являются результатом того ужаса. Тогда месяца за два-три написала что-то около четырехсот стихотворений. Шел какой-то бесконечный поток: сны и стихи. Одно за другим.

- А почему не музыка?

- Я не знаю.

- А есть какая-то закономерность, посредством чего выражаются переживания? Может быть, стихи - это способ быстро выразить себя?

- Наиболее быстро, это точно. Музыка требует большего времени.

- Лера, а у вас не возникает суеверного страха, что творческий поток в какой-то момент может просто иссякнуть? Или вы верите в поступательное движение собственного творчества?

- Думаю, на этом пути конца в принципе нет. В этом и прелесть искусства.

Айвар ВАЛЕЕВ. Челябинск.

  00:04 16.06