Неловкость жизни.

В Грузии есть замечательный писатель Чабуа Амирэджиби. Он написал несколько романов, среди которых самый известный "Дата Туташхиа", о благородном и справедливом разбойнике, не присоединившемся ни к бандитам, у которых была черная, ночная власть, ни к буржуазному обществу, властвовавшему реально в начале века, ни к красным, готовым захватить все и всех с их душами и телами. Он был сам по себе. Ему не нужна была стая мелких шакалов и прайд крупных хищников, чтобы ощутить себя необходимым и уместным в этой жизни.

У него были ценности простые и вечные. Собственно, те же ценности, которые декларировали все, кто их нарушал партиями, толпами и конфессиями, овладевая чужими душами как своей собственностью.

Мир, поделенный на повелевающих, которые пренебрегали законами и нормами, и остальных людей, зависимых от тех же норм и законов, был одинаково неприемлем для одинокого абрага. Не то что бы он презирал холопа, рабски и искренне целующего руку власти предержащей или самого обладателя руки, он не учитывал их в своей жизни.

Он бегал из тюрем, и его возвращали в них, чтобы он опять бежал. Он искал свой собственный путь, простой и достойный. Он жил по постулату шедшего по земле своей дорогой философа с котомкой за плечами и чудесной мыслью в голове: Бог так устроил на земле, что все простое правда, а все сложное (то есть сложенное из разного) неправда. И хотя ни вымышленный Дата Туташхиа, ни реальный Чабуа Амирэджиби не читали Григория Сковороду, они исповедовали простоту. И чувствовали дискомфорт, оттого что кто-то рядом живет несложно, но скверно.

Мир никогда не будет жить справедливо, потому что он населен людьми. Свобода и равенство несовместимы. Большинство обитателей земли этого не понимают, потому что они бытуют хуже и беднее меньшинства. Эти многие не хотят свободы, они хотят одинаковых, достаточных для проживания условий. На самом деле они вожделеют жизни и благ, которыми пользуется меньшинство. Но если невозможно, чтобы большинство жило лучше, то его успокоила бы ситуация, в которой остальные станут жить хуже.

Печаль о прошлом равенстве обусловлена фрагментарностью памяти, которая выхватывает из прошлых времен приемлемые знаки. Эти знаки фетишизируются сознанием неловко сложившихся жизней и создают основу веры и раболепной ненависти - веры в то, что сильная власть унизит меньшинство, и ненависти к удачливому меньшинству.

Это чувство имеет психологическую почву. Ведь при изменении страны, при формальном отказе от коммунистической формы правления все принадлежало всем. Точнее, ничего никому не принадлежало. А теперь что-то принадлежит, но не мне, не народу (кто он?), а кому-то, кто воспользовался, подсуетился, украл, честно заработал (невозможно). Важно, что не мне. И надежда на изменение - одна. Сильная рука.

Но сильная рука - все равно из другой части, из меньшинства. И это меньшинство тоже не однородно. Оно враждует между собой. Президент и олигархи. Интеллигенция, приспособившаяся жить в ладу с властью и приспособившаяся жить без нее. Промышленники, отхватившие кусок и желающие перехватить. Молодые волки и старые шакалы... И все (почти все) они демонстративно покончили свои отношения с большинством. Шубы ценой в месячный бюджет детского дома. Машины, за которые выложены деньги, превышающие суммарную годичную зарплату огромного научного института, загородные дома стоимостью в больницы... И все это хвастливо, громко. Без ощущения неточности поведения и с демонстративным пренебрежением к окружающей бедной стране. Бесстыдны парламентарии, члены кабинета, кремлевская челядь, церковные олигархи. Бесстыдны много больше банкиров и нефтебаронов, поп-звезд и телегероев. Ибо они обслуживают большинство, воруя у него. Именно эта властная часть меньшинства наиболее почитаема и наиболее опасна. Потому что она порождает систему, от которой избавиться можно, лишь когда к народу придет осознание, что жизнь каждого человека важнее для этого человека, чем жизнь страны. Только осознание собственного достоинства своего "одинокого голоса" медленно приведет к мысли, что и для большинства свобода выше равенства.

А меньшинство?.. Как оно бросилось жить красиво и на виду. Как упивается большинство этого меньшинства своей новой болезнью - буржуазностью и нуворишеством - болезнью, которая на сытом Западе считается малоприличной, на манер венерической. Сколь пренебрежительны манеры и безвкусны пристрастия.

Ах, Чабуа Амирэджиби.

Ах, многолетний скиталец по политическим лагерям, трехкратный беглец и возвращенец, ах, блестящий писатель и красивый человек.

Мы сидим в его скромной квартире, пьем чай, слушаем стихи Пастернака, замечательно переведенные женой Амирэджиби, разговариваем... Прощаясь, Чабуа тихим голосом, словно извиняясь за скромность обстановки и приема, говорит:

- Вот так мы живем, Юра. Но мне кажется, что в наше время иначе жить неловко.

ЮРИЙ РОСТ.

  00:04 01.02