На его лекции сбегалась вся Москва.

Майя Кучерская, Алексей Крижевский, Рената Гальцева.

ВСТРЕЧА с Аверинцевым, тогда еще Сережей, вызвала во мне трепетное изумление. Оказывается, такое возможно не вообще, а здесь и сейчас. Своей мыслью он вдохновлял, грациозной формой этой мысли доставлял эстетическое наслаждение. Душевной благорасположенностью к основам жизни, которой было проникнуто все, что он писал и говорил, и которое, как я поняла тогда, и есть здесь христианское мирочувствие, Аверинцев оживлял все вокруг. Это соединение серьезной мысли, художественной и душевной мягкости, было неправдоподобным совершенством, рождавшим желание совершенствоваться.

Он стал воспитателем и образователем, на чьем фоне все учителя казались скучными и ненужными. Он был просветителем не одного, а сразу многих поколений, и молодых и старых. В 1969-1971 годах Аверинцев был приглашен читать курс лекций по византийской эстетике на историческом факультете МГУ, проходивший при невероятном стечении народа и ставший не только культурным, но подлинно животворным общественным событием тех лет (вызывающим реминисценции соловьевских "Чтений о Богочеловечестве"). Ничуть не в ущерб теме лектор совершал на университетской кафедре дело христианского просвещения, при этом завораживая аудиторию этически, поражая необозримостью познания. Понятно, что чтения, по требованию партийных инстанций обозначивших их как "радения", были прекращены как "религиозная пропаганда".

Но судьба лектора решалась не здесь. Незамусоренная культурная сцена и жажда Слова создавали "лето благоприятное" для призвания Аверинцева. Образовалась огромная бродячая практика, целая группа из разновозрастных лиц, не вмещаемая никакими помещениями и еще пополнявшаяся от выступления к выступлению. В Москве работал какой-то молниеносный телефонный телеграф, возвещавший об очередном публичном появлении Аверинцева. Хотя никаких официальных информаций чаще всего не было.

В качестве депутата Верховного Совета в 1989-1991 годах входя в межрегиональную группу, он был захвачен разработкой закона о свободе совести, но в телефонных разговорах он часто размышлял и о необходимости закона о нравственной цензуре, прикидывая те или иные возможные формулировки. Аверинцев находился на позициях новообитаемого смыслового центра, и с его уходом этот центр страшно опустел. Находясь на позициях этого смыслового центра, Аверинцев должен был не устраивать одних - как либерал и модернист, других, напротив - как рафинированный обскурант, не желающий понять запросов времени. Оставаться в исключительном меньшинстве и вызывать нарицания - неизбежный удел христианского просветителя, полностью испытанный нашим национальным гением Владимиром Соловьевым.

Уникальная по масштабу и дарованиям личность Аверинцева, сочетающая редкую для сегодняшней России европейскую образованность с такой же феноменальной для литературной элиты Запада душой и рыцарственной участливостью к миру, "сердцем болезнующую"; с нравственной непреклонностью, всегдашней готовностью плыть против течения, с интеллектуальной честностью, чуждой безответственному сочинительству; с интуицией "всеединства", расставляющей вещи по местам - она как бы наследует культурно-историческое место Владимира Соловьева. Условность сравнения в данном случае усиливается разностью эпох - допотопной, еще предполагающей писание монографических трактатов и нашу - Аверинцев не пишет их. Сохраняя все достоинства кабинетного ученого, он работает в оперативном, соответствующем кризисной эпохе жанре, - эпохе, когда все идеи уже высказаны, но терпит крушение культура и человеческая судьба. Книги Аверинцева рождаются обычно как итог определенной суммы предыдущих печатных или устных выступлений.

Блистательная литературная одаренность, соединяющая проникновенность интонаций с виртуозным научным аппаратом, мышление афористическими формулировками, заключающими в себе и научный вывод, и поучительную истину. Художественная притчевость, подлинное остроумие, то есть проникновение в скрытую от беглого взгляда суть вещей, мгновенная вспышка образа, открывающая нежданную близость или, напротив, столь же неожиданное различие - что как положено парадоксу рождает острую радость узнавания. И в этом пронзительном артистизме Аверинцев тоже наследует Соловьева.

Рената Гальцева

ФИЛОСОФ, ПУБЛИЦИСТ, СТАРШИЙ НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК ИНИОН РАН

  00:04 25.02