Две биографии Союза.

Союз кинематографистов создавался долго и трудно. Процесс растянулся на несколько десятилетий.

Самый прямой и близкий его предок - оргкомитет Союза работников кинематографии СССР (так поначалу должен был именоваться будущий творческий союз), образованный 6 июня 1957 года. Не смотря на то, что он был создан по высочайшему соизволению ЦК КПСС, статус организации долгое время оставался неопределенным. Союз уже реально существовал, в 1960 году должен был пройти его учредительный съезд, но власти этого не позволили. И еще целых пять лет организация существовала полулегально, полуподпольно, на каких-то непонятных правах. Несколько раз по инициативе ЦК КПСС ее пытались то распустить, то слить с другими творческими союзами. Лишь в ноябре 1965 года удалось наконец согласовать решение на проведение учредительного съезда и окончательно утвердить статус организации по всем правилам советской эпохи.

В 1924 году появился еще один предок - Ассоциация революционной кинематографии (АРК). В 1929-м она была переименована в Ассоциацию работников революционной кинематографии (АРРК) и под этим прозвищем просуществовала аж до 1935 года, когда на знаменитом I Всесоюзном совещании кинематографистов Всеволод Пудовкин торжественно и с выражением зачитал резолюцию о ликвидации так и не сумевшей "перестроиться" организации.

Тем не менее, желание жить и трудиться вместе у кинематографистов, оказывается, не пропало. И даже более того, появились к тому новые стимулы в виде соблазнительного примера Союза советских писателей, и что более существенно - в самом существенно изменившемся устройстве советской кинематографии. Даже с самыми жалкими остатками былой вольницы к этому времени было окончательно покончено. Как и в других сферах жизни, в середине 30-х была создана железная, суперцентрализованная система управления "важнейшим из искусств". Ее мертвую хватку кинематографисты испытали на себе и оценили очень быстро. И скорее всего, именно этот чудовищный разгул администрирования и породил светлое мечтание, сладкую кинематографическую грезу о том, что с созданием своего творческого союза жить станет чуть полегче, что объединение по профессиональному принципу станет хоть какой-то отдушиной, если не противовесом госкиношному чиновничеству.

Когда в 1938 году арестовали и сразу расстреляли главного начальника советского кино Б.Шумяцкого, а на смену ему объявился профессиональный чекист Дукельский, киношники попробовали было заявить о своем желании создать свой творческий союз. Об этой попытке пока известно только то, что из нее ничего не вышло.

Но мечта не умерла и позднее еще не раз напоминала о себе. Чаще и энергичнее других ее обнародовал Иван Александрович Пырьев.

"Еще до войны, - вспоминает Г.Б. Марьямов, - Пырьев мечтал о создании творческого союза работников кино. Он внушал это кинематографистам и осторожно подводил к этой идее начальство со Старой площади, которое относилось к ней весьма сдержанно, понимая, что создание союза неизбежно приведет к ослаблению их безраздельной власти".

Зачем это было нужно лично Пырьеву, и без того одному из самых обласканных при Сталине кинематографистов?

Л.Трауберг подметил у автора "Кубанских казаков" чисто эйзенштейновскую черту - страсть организовывать: "Эйзенштейн только что не организовывал фабрики-кухни для престарелых монтажниц, все остальное он перепробовал. Черта эта в Пырьеве стала решающей".

Идею создания Союза он проповедовал при любом мало-мальски удобном случае. А чаще, не боясь "подставиться", оглашал ее и в самых рискованных ситуациях. Одна из таковых имела место на Всесоюзном совещании кинематографистов по обсуждению постановления ЦК ВКП(б) о кинофильме "Большая жизнь". Постановление это, как известно, означало тотальный погром едва ли не всех ведущих мастеров советского кино. Всех провинившихся собрали, чтобы публично еще раз хорошенько выпороть и истоптать. Пырьев испортил мероприятие. Он вышел на трибуну и громогласно заявил, что партия-де на допущенные ошибки указала правильно, но вот основная вина за них лежит не на авторах идейно- порочных картин, а на руководстве кинематографией и лично на министре Большакове. Все обалдели. Министр покрылся испариной (1946 год!). А Пырьев, не снижая пафоса обвинения, перечислил и обосновал пять основных проколов кинематографического руководства. Крыть министру было нечем. Пырьев, не дав ему опомниться, приступил к любимой теме: "Общественной организации, которая бы интересовалась творческой судьбой, ростом своих товарищей, у нас нет.

И вот, кстати, об общественно-творческой организации - Доме кино. Дом кино - это ведомственная организация, ее министерство может распустить, приказать переизбрать совет и не утвердить совет переизбранный общим собранием. Это - ведомственная организация, и она нужна, очевидно, как некая беспринципная иногда (не во всех случаях, конечно) говорильня, где собираются, говорят, а вот резонанса от этих разговоров в министерстве нет, нет резонанса в практике того, о чем мы здесь говорим.

Какая же целесообразность тогда разговаривать, обсуждать судьбы нашей кинематографии, ее тематический план, ее работу, - как она организована: хорошо или нет, - когда от разговоров нашей общественности не получается резонанса ни в министерстве, ни в главках? Когда мы здесь говорим, спорим, предлагаем, а там никто не слушает и не обращает внимания. Тогда получается не общественная организация, а место для выговаривания, и она нужна лишь в случаях беды, которая настигла нашу кинематографию:

вот, например, сегодня. Она нужна министерству для того, чтобы в этих случаях часть вины можно было бы переложить на нее, как перекладывает сейчас Иван Григорьевич (И.Г. Большаков - министр кинематографии. - В.Ф.). Нет у нашей общественной организации никаких прав. Это просто клуб при Министерстве кинематографии. А мы хотим, чтобы была настоящая боевая общественная организация, и ей надо дать права и реорганизовать ее в самостоятельную общественно-творческую организацию, именно самостоятельную, а не ведомственную".

Выступивший следом М.И. Ромм тоже не оставил камня на камне от министерства. В лобовую атаку ринулся и один из авторов легендарного "Чапаева" С.Д. Васильев. На реплику Большакова о том, что зачем какой-то союз, когда есть худсоветы, он резко парировал: "Я думаю, что ни художественный совет министерства, ни художественные руководители на студиях не могут заменить настоящей общественной организации, которая должна объединить ряды того коллектива творческих работников, усилиями которых создается наше искусство. Почему все категории работников советского искусства имеют возможность в общественных организациях высказывать свои соображения, спорить и решать вопросы своего искусства, своего дальнейшего развития? Почему этого лишены мы - самое основное и самое важное из искусств? Почему писатели имеют свою творческую организацию, почему композиторы имеют свою творческую организацию, почему архитекторы имеют свою творческую организацию?

И.Г. Большаков: Профсоюз - вот наша общественная организация.

С.Д. Васильев: Это профсоюзная организация. Мы думали, что мы можем заменить нашу творческую организацию творческими секциями, переданными в профсоюз. Это была ошибка. Ничего не получилось. Почему не признать эту ошибку и сказать, что это мешает нашей работе...".

Министр в заключительном слове просто вызверился: "Тут подняли вопрос об организации союза творческих работников. Товарищ Пырьев говорил: этот союз должен иметь права.

Какие права? Управлять кинематографией? Так и скажите прямо - союз творческих работников должен управлять кинематографией вместо министерства. Это не выйдет!

Нельзя проводить параллель с союзами писателей и композиторов, потому что советская кинематография работает на огромной технической базе, которую создает государство. И государство направляет эту работу. Предлог для организации творческого союза всплывает тогда, когда небольшая группа режиссеров поднимает борьбу против жестко проводимой руководством государственной политики. Так было и при товарище Дукельском, тогда тоже не ставили вопрос о творческом союзе. Это происходит потому, что отдельные группки хотят создать параллельную с министерством организацию и оказывать сопротивление наведению порядка в кинематографии".

Последнее слово, как водится, осталось за начальником.

Но Пырьев не угомонился. Борьба за Союз, агитация за его создание продолжалась. Подчас даже в самых трагических обстоятельствах. Григорий Чухрай вспоминает:

"Впервые я увидел Пырьева при печальных обстоятельствах... Хоронили Сергея Михайловича Эйзенштейна. Первое слово на панихиде было предоставлено одному из заместителей министра (Семенову или Саконтикову, не помню), но отлично помню первые слова, которые резанули меня по сердцу. "У покойника были ошибки..." - скорбно сказал он и многозначительно замолчал.

После заместителя министра к гробу вышел Пырьев. Он был бледен от волнения, долго молчал, потом громко произнес: "Ты не умер, Сережа, тебя убили чиновники!.." - как ни велика была скорбь, люди опасливо переглянулись. Произносить такие слова в 1948 году было опасно. А Пырьев говорил о нелегкой судьбе художника, о тяготах и оскорблениях, которые подстерегают его на каждом шагу, о диктате бюрократов, и о том, что надо объединиться в союз, чтобы защищать там свои права...".

Но публичными выступлениями сдвинуть камень с места не получалось. Надо было напрямую обращаться к Самому. И Пырьев решился. Ссылаясь на его рассказ, В.Е. Баскаков вспоминает:

"На квартире Ромма Пырьев собрал ведущую группу режиссеров - Всеволода Пудовкина, Сергея Васильева, Фридриха Эрмлера. Ромм сочинял текст письма Сталину, а Пырьев следил, чтобы приглашенные не разбежались - им не очень хотелось участвовать в этой акции. Сталин не любил "коллективок". Пырьев красочно, в лицах показывал потом каждого на этой встрече, затянувшейся за полночь. Эрмлер лег на диван, закрыл глаза и молитвенно повторял: "Что с нами будет!". Пудовкин все время порывался уйти, и его удерживали чуть ли не силой. Васильев сидел мрачный, молчал. Наконец письмо было готово. Поставили подписи и разошлись с чувством сердечного беспокойства.

Через две недели Пырьева и Ромма вызвал министр кинематографии Иван Большаков. Он, не сказав ни слова, протянул им лист бумаги.

- Вот ваше письмо.

- А какой же ответ!

- Вы видите, что на письме нет никаких отметок. Велено вернуть его вам.

Тем все тогда и кончилось...".

Но при Хрущеве Пырьев опять взялся за свое. Опять надумал обратиться с коллективным письмом уже к новому партийному вождю.

"Письмо это, - рассказывает Г.Б. Марьямов, - готовилось на "Мосфильме" в обстановке особой секретности, чтобы слухи о нем - упаси Бог! - не докатились до "хозяина". Был приглашен узкий круг москвичей и вызванный из Ленинграда С.Васильев.

В письме приводились убедительные доводы. "Мы глубоко убеждены, - говорилось от имени кинематографистов всей страны, - что создание Союза кинематографистов имеет сейчас первостепенное значение для дальнейшего развития нашего искусства. Значительное увеличение производства фильмов, которое будет расти из года в год, со всей остротой ставит перед нами задачу повышения художественного уровня выпускаемых кинокартин. За последнее время в этом отношении мы имели серьезные неудачи; на экраны вышло немало серых и посредственных картин..." В письме обращалось особое внимание на воспитание и повышение мастерства молодых творческих кадров, расширение международных связей с зарубежными деятелями кино, пропаганду и популяризацию лучших произведений киноискусства, укрепление связей со смежными областями искусства и литературы. При этом отмечалось, что эти задачи не могут осуществляться только ведомственными путями, которыми располагают министерские органы. К письму была приложена конкретная программа деятельности Союза.

Подошло время подписания. Каждый участник этой церемонии поставил свой автограф. И вдруг Пырьев буквально завопил. Один из известных режиссеров (не хочу называть его имени, может быть, это была минутная слабость) исчез из комнаты, а его фамилия с высоким званием уже нашла свое место в письме. Чтобы не начинать все сначала, Пырьев объявил розыск по всей студии, полагая, что вряд ли беглец успел далеко уйти. И мы его нашли: он отсиживался в том же коридоре... в туалете. Сколько же проклятий посыпалось на его голову! Оправдания были наивные. Всем было ясно, что он еще не отделался от синдрома страха - болезни в свое время весьма широко распространенной.

Оказалось, что он никогда не подписывал писем в высокие инстанции...".

На сей раз коллективная мольба сработала! Делу был дан ход. Неутомимым напором, обещаниями "быть хорошими", хитростями, интригами, невероятными ходами Пырьев со товарищи, наконец, добились своего: 3 июня 1957 г. ЦК КПСС дал санкцию на создание Союза. Через три дня уже собрался на свое первое заседание президиум оргкомитета.

У инициаторов не было тогда абсолютно ничего: ни подходящего помещения, ни даже вывески: одна маленькая комнатка и пяток продавленных стульев. Ни копейки денег.

Но не пройдет и года, и как в сказке появится решительно все и даже более того.

Такова предыстория творческого союза, которая не так уж широко известна. Дальше начинается наша уже знакомая история.

Валерий ФОМИН.

  00:04 14.11