Математик о прелестях.

Процесса.(ч. 1)

Ему предложили университет в Новой Зеландии. Он остался в Самарском.

На международной научно-практической конференции "Самара в контексте мировой культуры", проходившей в начале минувшего лета, имела, если помните, место акция вручения нашим ученым губернаторской премии. Среди премированных был и заведующий кафедрой Самарского госуниверситета, доктор физико-математических наук, профессор Владимир Соболев. Специалист в области дифференциальных уравнений, теории управления и математического моделирвоания, автор более ста научных работ, главный редактор журнала "Известия Российской академии наук. Серия: Математика. Математическое моделирование. Информация и управление", референт и технический эксперт целого ряда международных научных журналов, член Американского математического общества, действительный член Российской академии естественных наук, председатель Самарского отделения Международной академии нелинейных наук, герой библиографического словаря "Who's Who in the World" и лидер научного коллектива, который очень ценят и самым активным образом поддерживают отечественные и зарубежные "грантодержатели", Соболев еще и потрясающий собеседник. В чем и предлагаем вам убедиться.

- Застать дома профессора Соболева - это, скажу вам, Владимир Андреевич, пребольшая удача. Звоню - в Лондоне, говорят, будет через неделю. Звоню через неделю - улетел в Германию. Что вам до немцев и немцам до вас?

- Знакомы сто лет, и они меня регулярно приглашают для проведения совместных научных работ.

Математических, разумеется?.

- Почему разумеется? В Израиль меня приглашают для проведения работ по физической химии. А в Ирландию - для проведения работ по теории управления.

- Ну а с немцами что? Это возможно понять "нематематическими" мозгами?

- Все возможно. Если вернуться к поводу нашей встречи, то как в случае с губернаторской премией, так и здесь, речь идет об исследованиях динамических систем специального вида. Все, что изменяется...

- ...есть динамическая система. И человек, и государство...

- Конечно. И большинство процессов в этих системах проходят с разными скоростями. Основные фонды меняются медленно, а деньги вращаются быстро и т.д. И возникает вопрос, как исследовать такие системы. Я, к слову, в Самаре этим занимался. Совместно со специалистами из авиационно-космических фирм. Так вот, есть космическая станция. Можно считать, что это такое огромное твердое тело, на котором навешено много всего дополнительного. Все это дополнительное колеблется и дребезжит, и если вы начнете писать математическую модель всего этого хозяйства, то просто утонете в ней.

Подход, который мы развиваем, позволяет создать упрощенную математическую модель основного объекта, а все остальное учитывать как внешнее влияние.

- То, о чем вы говорите, это ведь все из области прикладной математики?

- Не бывает чистой науки. Один из классиков, Хради, автор "Курса чистой математики" признавался: "За что я люблю теорию чисел, так это за то, что она не запачкана никакими приложениями". Сегодня теория чисел - одна из самых прикладных дисциплин. Кристаллография - это теория чисел. Теория кодирования, шифрования - это все теория чисел. И знаете, кто сегодня в США финансирует самые абстрактные разделы математики? Военно-морские и военно-воздушные силы.

- Так.

- А объясняют они это очень просто. Деньги небольшие (математики не просят много денег), но раз в двадцать лет один из этих яйцеголовых придумывает такое, что с лихвой окупает все.

В 50-х годах один из московских математиков развивал метод, который считался достаточно абстрактным в теории дифференциальных уравнений. Сегодня все основные космические задачи рассчитываются по этому методу.

- Класс!

- Так что и здесь все весьма и весьма относительно. Я, например, в Израиле занимаюсь приложениями в физической химии. Для специалиста по физической химии то, что я делаю, это теория. А для технологов это живая практика. Что касается Самары, то специфика ее как города, как научного центра такова, что она просто-таки толкает к прикладным исследованиям.

- Только прикладные и кормят?

- Гораздо проще заработать на жизнь занимаясь абстрактной математикой.

- Парадоксальные вещи говорите.

- Что ж тут парадоксального? В западных исследовательских центрах охотнее финансируют теоретические изыскания.

- И вы активнейшим образом этот способ используете, осуществляя исследования не только в России, Германии и Израиле, но и в США, Франции, Бельгии, Англии... Но вот бытует мнение, что западная наука, американская, во всяком случае, умна в основном нашими мозгами.

- Преувеличивать роль наших мозгов в благополучии Америки, полагаю, не нужно, но в значителной степени это так.

Кто девушку завтракает, тот ее и танцует.

- Все-таки мы умные. Чего ж такие бедные?

- Умны все примерно одинаково, но у нас на протяжении довольно длительного времени сформировалась система образования, которую немцы считают просто лучшей.

- Спрошу иначе: почему мы такие бедные, коли такие образованные? И почему американцы, чьей средней школе те же немцы не перестают ужасаться, так прелестно в материальном смысле живут?

- В экономике, которая наука, а не политэкономия социализма, известно "золотое правило" Фелпса, одна из трактовок которого связывает фондовооруженность и уровень потребления. Из этого правила следует, в частности, что увеличение фондовооруженности после достижения оптимального уровня приводит к снижению уровня потребления. Один и тот же уровень потребления может соответствовать и относительно низкому, и высокому уровню фондовооруженности. Мы делали гигантские тракторы "Кировец", которые разрушали почву, и гигантские экскаваторы и грузовики, наносившие незаживающие раны земле; строили огромные плотины, затопляя города и села, пахотные земли и леса и уничтожая рыбные запасы. На это тратились чудовищные срдства, но уровень жизни только понижался. Были еще и такие вещи, как помощь "дружественным" странам, но основная причина - это примат идеологии и политики над наукой. Ситуация изменилась, но не стала лучше.

Идеология коммунизма сменилась идеологией обогащения властьимущих, а политика пренебрежения интересами страны и граждан дополнилась политикой предательства этих интересов. Во всех сферах.

Я скажу вещь, которая вас как представителя клана журналистов, может быть, обидит, но я ее скажу: "Во всем мире журналисты - четвертая власть, а у нас это, скорее, пятая колонна".

- Не стану ни спорить, ни обижаться, но какое отношение наши журналисты имеют к нашей бедности?

- Главное разочарование после путешествий по всему миру: свободы слова нет, прав человека нет, равенства нет. Нигде нет. Но ни в одной при всем этом стране, кроме нашей, не занимаются беспрестанным посыпанием головы пеплом. Мы без конца вспоминаем о том, что выслали немцев Поволжья. Да, конечно, ужасное было время. Но никто в Америке почему-то не вспоминает о том, как во время войны посадили в концлагеря всех японцев, которых обнаружили в стране.

- Самобичевание - это такая русская национальная игра. Одна из любимейших.

- Нет. Это не русская национальная игра. Это игры журналистов. Вы спросите своих московских коллег, а почему они фактически работают против своей страны? А потому что платят. И этого никто даже не скрывает.

Если верить нашим журналистам, то у нас столпы демократии - это такие люди как Гайдар. А между тем до перестройки этот человек заведовал отделом экономики в журнале "Коммунист". Коммунистический поп-расстрига!

- Он плохо считает?

- Он никакой не экономист. При коммунистах объяснял нам с вами, как это хорошо - социализм. Как только ветер подул в другую сторону, стал петь осанну капитализму.

Не нужен нам берег Турецкий...

- Какое милое тысячелетие на дворе. Помните этот вопрос поэта? Какое тысячелетие, такая и экономика, история, литература. А на математику политический климат действует? И возможно ли говорить об идеологическом влиянии на математику?

- Математика в этом смысле счастливая наука. Настолько счастливая, что в начале 60-х мы все участвовали в грандиозной глупости, когда большинство самых способных людей шли в физику и математику.

- Что ж в том плохого?

- Некому было заниматься всем остальным. Неосознанно, может быть, но люди пряталсь от жизни, пропитанной несимпатичной идеологией.

- Такая внутренняя эмиграция.

- Внутренняя эмиграция - иная правда - идет в стране и сейчас, и это очень опасно. Когда говорят, что наши ученые уезжают за границу и это плохо, с этим трудно спорить. Но это не самое страшное. Самое страшное - это когда ученые остаются в стране, но уходят из науки. И когда молодежь, которая приходит в вузы, тоже не занимается наукой.

- А я вот слышала о некотором оживлении интереса к исследовательской деятельности. Не ощущаете?

- В сравнении с тем, что было восемь лет назад - безусловно. Восемь лет назад все говорили, зачем мне высшее образование, я в киоске больше заработаю. Прошло несколько лет, и выяснилось, что хозяева "киосков" предпочитают нанимать людей с высшим образованием. Нужно не забывать еще и о том, что аспирантура прикрывает от армии.

- А качество абитуриентов, студентов, аспирантов тоже за восемь лет претерпело изменение?

- Нынешние лучше подготовлены и с большим интересом занимаются. Но все равно ситуацию здесь ни в коем случае нельзя сравнивать с тем, что было тридцать лет назад.

- Неординарных умов было больше?

- Они не убегали из науки, как сейчас бегут. И вы поймете почему, если я вам скажу, что мой вчерашний студент в благополучной фирме получает зарплату в 12 раз больше, чем получаю в вузе я, его преподаватель.

- Чем же, интересно, он занимается?

- Да в общем тем же, чем и я мог бы заниматься и, может быть, лучше. Он занимается элементарными вычислениями, но только не в госструктуре.

- А что мешает вам, скажем, остаться в полюбившей вас Германии и получать в германских марках, а не российских рублях? Не предлагают насовсем-то?

- Когда в начале 90-х годов мои коллеги массово разъезжались, мне предлагали постоянную работу в разных университетах мира. В этом году, после того, как весной я провел полтора месяца в Ирландии, мне позвонили оттуда и предложили приличное место - больше ста тысяч фунтов в год. Это много для любой страны. Только что в Германии меня нашли и сказали: в Новой Зеландии - в университете Окленда - есть для тебя место. Но мне нигде так не хорошо, как в Самаре, хотя я вовсе не коренной ее житель. Я сын военного, жил во множестве мест - от Сахалина до Германии. Школу окончил в Москве, университет - в Воронеже, в армии служил в Чехословакии, потом меня пригласили сюда и выяснилось, что Самара - совершенно потрясающий город.

- Хотелось бы доказательств.

- Когда мы с женой только приехали, то не могли сразу понять, чем самарский транспорт отличается от воронежского. Совершенно другой, но чем отличается, понять не могли. Пару раз съездив туда-сюда, поняли. В Самаре в траспорте не ругаются, а в Воронеже ругаются беспрерывно. В Самаре живут исключительно доброжелательные люди.

- Что-то удивительное вы говорите.

- Я приехал сюда и понял - это город, в котором я хотел бы жить. Город для меня. И потом, эти горы, эта река... В других краях такого нет.

- Думаю, объясняет ваше здесь присутствие еще и то, что, хотя вы на кафедре и не получаете так, как ваши ученики за ее пределами, не бедствуете, поскольку даже оставаясь здесь, включены активно в мировой процесс, и это приносит вам не только моральное удовлетворение.

- Есть на самом деле только два аргумента в пользу отъезда: первый - нечем кормить семью, и на улицах стреляют; второй чтобы внуки жили хорошо. Внуков у меня пока нет, семью кормлю, и не стреляют.

О примате бухгалтера над математиком.

- Внуков у вас нет, но есть сын. Тоже математик?

- Нет, нет, нет. Аспирант, юрист, и, я думаю, в каком-то смысле личность более известная, чем я. У него берет интервью телевидение, его фотографии печатают газеты.

Он увлечен историческими боями, участвовал в турнирах. Президент клуба "Железный век" (клуб исторического фехтования), и комната его завалена доспехами.

- То есть это никак не связано с его профессиональным интересом.

- Я бы так не сказал. Он очень много в детстве ездил в археологические экспедиции, и тема его диссертации - это правовые проблемы, связанные с охраной археологических памятников.

- Сын ваш - не математик, но в школе у него по математике были пятерки.

- Тройки были и двойки.

- Такое возможно? Что, папа не мог задачку решить?

- Папа-то, конечно, мог бы, но решать-то ведь должен был сын.

- Ну хоть объяснили бы, как решать. Или чтобы решать задачки нужен совершенно особый склад ума. Тогда почему математике в школе учат всех? Может, всех и не надо?

- Американцы когда-то гордились тем, какие они хитрецы - покупают готовых математиков: для того, чтобы получить одного математика, нужно учить сто человек на математическом факультете. Сейчас начинают осознавать, что гордиться-то особенно было нечем. Математика учит учиться. В этом ее несомненная польза.

- Ну и посчитать деньги в день получки.

- Это вообще никакого отношения к математике не имеет. Математики, как правило, так себе считают.

- Да что вы?!

- Большинство математиков в счете бухгалтерам очень сильно уступают.

- Вы меня удивляете... я уже со счету сбилась в который раз. И все-таки. Вот этот предмет вашего научного интереса - дифференциальные уравнения. Зачем меня ими мучали в школе?

- В школе? Ну, конечно же, они там не нужны. Внесение элементов высшей математики в школьную программу - это глупость.

- А на чем надо было остановиться?

- На элементарной математике.

- Один из партийных секретарей как-то сказал: первый секретарь, он и в бане первый секретарь. С математиками то же самое?

- Да нет, конечно.

- То есть на работе (в университете) вы - математик, а в нерабочее время обычный человек.

- На работе очень трудно быть математиком. Там суеты много. Я продуктивнее всего занимаюсь математикой бродя по лесу.

- Вас переполняют формулы?

- Вовсе нет. Формулы - это оформление мысли.

- А что тогда значит математическая идея? Она в чем у вас существует? В словах? В образах?

- В образах, скорее.

- Вот и сочинители музыки то же самое про свое творчество говорят.

- Думаю, есть нечто общее. И этим, кстати, легко объяснить совсем другой феномен - почему нет математиков и победителей музыкальных и сочинительских конкурсов американцев англо-саксонского происхождения. Для того, чтобы достичь здесь сколько-нибудь приемлемого уровня, нужно как следует поработать. Американское образование и американские семьи сориентированы на иное: если у ребенка есть настроение - он занимается, нет - не занимается.

В России и музыканты, и математики занимались денно и нощно. И ими всегда занимались. Теперь, к сожалению, все иначе. Нашему обществу глубоко безразлично количество и качество математических умов. А вот туркам небезразлично. В Турции есть частный университет. Частный, подчеркиваю. На всех факультетах образование платное. На всех, кроме одного - математического. Хозяин университета понимает, что математик может родиться в любой семье.

  00:04 05.01