Солдатские матери Им не забыть своих детей, Погибших на кровавой ниве, Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей...

Сколько лет прошло с той поры, как я возвратился домой после войны, а все стоит перед глазами тягостная картина: сотни женщин и в городе, и на селе ходят в черных платках. Это матери, жены и сестры тех, кто пал смертью храбрых на поле брани. Видеть их было невыносимо больно, и у меня, бывалого солдата, сжималось сердце при мысли, что этот траур носить им до конца жизни. Одной из первых в нашем роду повязала скорбный платок моя тетка, Федосья Тимофеевна Пушанина, когда она получила правительственную телеграмму за подписью М.И. Калинина о посмертном присвоении ее сыну, политруку роты, пограничнику Ивану Ивановичу Пушанину звания Героя Советского Союза. Было это вскоре после окончания финской войны. Она и мы, все родственники, не могли поверить, что нет больше с нами человека, которого мы так любили. А потом другая беда нагрянула на нашу землю: началась Великая Отечественная. И пришла к Федосье Тимофеевне трагическая весть о том, что при защите Брестской крепости погиб ее второй сын, рядовой Сергей Пушанин, тоже пограничник. Не одна она оплакивала своих сыновей. Тысячам матерей приносили почтальоны в те дни "похоронки". Они мужественно переносили горе, не опустили рук. Только туже завязали черные платки и еще упорней включились в работу для фронта во имя грядущей Победы. И это был подвиг сродни воинскому. Большое нервное потрясение выпало и на долю моей матери. В июне 1942 года она получила фронтовое извещение, что ее сын - это я, пропал без вести. По селу пошли разные кривотолки. Говорили, что я, вероятно, сдался в немецкий плен. Некоторые даже стали обходить нашу избу стороной. Но вышла ошибка. В яростном бою я был тяжело ранен в грудь и в бессознательном состоянии подобран нашими санитарами. Они доставили меня в ближайший медсанбат. Однако он принадлежал другой воинской части, и я автоматически был к ней приписан. Из полевого госпиталя на станции Бологое комсорг госпиталя, молодая медсестра, с моих слов написала на родину о моем ранении. Мама не могла прийти в себя от такого известия: ведь рядом лежало извещение. Когда я приобрел способность сам писать, она, убедившись, что я действительно жив, сняла траурный платок. И земляки перестали ее избегать. Отлегло от материнского сердца. Но в начале сорок пятого года вновь увидели сельчане черную повязку на ее голове: она опять получила похоронку о моей гибели. Страшнее этого быть не может. В ней убили последнюю надежду на жизнь, которую она мне подарила. А я, между тем, продолжал воевать. Что же касается извещения с фронта, то тут так получилось. Мы освобождали Прибалтику. Немцы понимали, что путь к Берлину для нас становится все короче, и сопротивлялись отчаянно. В одном из боев я находился в составе стрелковой роты и корректировал огонь своих минометчиков, то есть был на самом переднем крае. Рядом, в нескольких шагах от меня, лежал лейтенант-пехотинец, по возрасту, очевидно, мой ровесник. Мы ждали сигнала для подъема в атаку. С немецкой стороны начался массированный артобстрел. Снаряд угодил в окопчик, который отрыл лейтенант. Товарищи, видевшие взрыв, ошибочно сочли, что мы оба погибли, и ротный писарь занес меня в списки убитых. А рота пошла в наступление. Порыв был такой, что мы с ходу преодолели оборонительную линию противника и, увлеченные атакой, продвинулись далеко вперед. Короче, оторвались от своих и оказались отрезанными от наступающих подразделений. Надо было спешно выбираться из вражеского окружения, пока немцы не пришли в себя. День клонился к закату. Мы решили не обороняться, а наступать, ударив, прежде всего, по уцелевшим огневым точкам и командным пунктам. Так и шли навстречу друг другу, громя врага и с тыла, и с фронта. В этих боях я был в четвертый раз ранен, но смерть меня миновала. О похоронке узнал в госпитале, откуда написал домой и получил ответное письмо. Оно было радостным: мама писала, что ждет меня с победой. Не могу не вспомнить о своей односельчанке, многодетной солдатской матери Анне Петровне Поруновой. Было у них с мужем шестеро сыновей. Пришел черед служить первым трем старшим ее детушкам - Алексею, Василию и Ивану, и она проводила их в Красную Армию. А война раньше срока позвала на фронт и меньших сынков - Федора, Дмитрия и Николая. Командиру пулеметного расчета Ивану первому пришлось встретиться с врагом на западной границе. Его младшие братья сражались всюду, куда их направлял приказ. Весточки от них приходили не часто. Долгие месяцы выходила Анна Петровна к калитке, с тревогой поджидая почтальона. С недоброй вестью пришел он к ней однажды, вручив две похоронки. Федор погиб на Волынщине, в апреле 1943 года убили Василия. Успокаивали письма от Ивана. Она любила перечитывать его листочки - бодрые, теплые, полные светлых надежд. Но вот и от Вани перестали приходить письма. А спустя некоторое время получила Анна Петровна официальное сообщение о том, что в боях под Харьковом он пропал без вести. Больше никаких известий о нем не было. Теперь ее утешали лишь редкие солдатские письма от младшего сына Дмитрия. По нескольку раз в день она перелистывала их, всматриваясь в строки, написанные его рукой. Но не суждено было Диме дожить до Победы. Через месяц после гибели Василия, в мае 1943 года, матери сообщили из части, что рядовой Дмитрий Порунов во время атаки был тяжело ранен и, не приходя в сознание, скончался на поле боя. Так до конца дней своих и не снимала Анна Петровна черный платок. В годовщину Победы или отмечая даты великих битв Великой Отечественной войны, мы, ветераны, несем к памятным обелискам цветы, преклоняем колени и склоняем головы перед памятью погибших защитников Отечества. Поклонимся же низко и нашим женщинам, солдатским матерям, которые отдали ради свободы и независимости страны самое дорогое - жизни свои и своих сыновей. Николай Иванович Ильев

  00:04 22.06