Сто лет бегства от одиночества.

В одном мире два НЭПа?

В 1970 году мир был еще совсем допотопным, и таким ему предстояло оставаться еще целых пять лет. Год этот нам удобно взять в качестве базового, и вот почему. Развивающиеся страны, создавшие в рядах ООН "группу 77", њ собственно, это и есть "третий мир" њ подсчитали, что на их долю пришлось всего 13 процентов мирового валового продукта. При том, что еще изрядная его часть создавалась их же руками, из их же ресурсов, на их же территориях, где с колониальной невозмутимостью хозяйничали транснациональные компании, даже не помышлявшие делиться ни прибылью, ни технологиями.

Четыре года спустя "группа-77" добилась резолюции ООН о новом международном экономическом порядке (так сказать, международный НЭП). Вот его основополагающие пункты:

1. Признать неоспоримым суверенное право государств распоряжаться своими национальными ресурсами, осуществлять контроль за деятельностью ТНК на национальной территории.

2. Обеспечить диверсификацию производства в развивающихся странах.

3. Облегчить их доступ к современным индустриальным технологиям.

4. Учредить новую международную валютную систему.

Пункт четвертый особо загадочен: ведь всего годом раньше, в 1973-м, администрация Никсона в одностороннем порядке отменила золотой эталон, на смену которому и пришел доллар. Так это на доллар в его новой функции уже ополчились развивающиеся страны? Впрочем, неважно. В любом случае ООН могла принять лишь политическую декларацию о новых международных экономических отношениях, но не запустить их механизм.

А механизм этот родился в 1975 году с печатью "Made in USA". Группа американских либеральных политиков и экономистов под руководством лауреата Нобелевской премии недавно скончавшегося Василия Леонтьева предложила программу международного разделения труда с соответствующей специализацией национальных производств. Государства, которые либерализуют свою экономику, открыв ее для свободного перемещения капиталов, товаров и услуг, могут рассчитывать на субсидии и кредиты международных экономических организаций при проведении необходимых структурных перестроек. В развивающиеся страны потекут финансовые потоки, чтобы довести местные товары до экспортных кондиций, обуздать инфляцию, создать валютные запасы, поднять уровень жизни населения. Так, страна за страной, постепенно установится "мировой экономический оптимум".

Но при этом два НЭПа не стыкуются. Ооновский њ отстаивает принцип диверсификации национальных производств, мвэфовский њ их специализации во имя международного разделения труда. Один њ за суверенное право наций распоряжаться своими ресурсами, другой њ лишь уступкой этого права обусловливает приток внешних инвестиций в страну. Первый њ не более чем манифест политических надежд, второй њ властный декрет мировых капиталов.

Это прямое следствие двоевластия, заложенного в архитектуру международных отношений по окончании второй мировой войны. Вопросы развития, торговли, обслуживания международных долгов, валютной и финансовой систем либо вовсе не попали, либо были вычеркнуты из мандата ООН и переданы МВФ, Международному банку реконструкции и развития, ГАТТ (Генеральное соглашение о тарифах и торговле), которое недавно преобразовано во Всемирную торговую организацию (ВТО). Иными словами: право политических решений - всем объединенным нациям, право экономических решений - только избранным. Верхушку этой мировой экономической пирамиды с 1975 года венчает "семерка", которая иногда приглашает главу России на правах восьмого члена для политических бесед. Вопросы мировой экономики обсуждаются без нас, так что членство это скорее похоже на "семь с половиной". Мы сегодня по объему внутренней валовой продукции на девятом месте в мире, пропустив вперед и Китай (второе место после США), и Индию (ныне пятое место, но, судя по темпам роста, будет третье в 2010 году). Ни Китая, ни Индии в "семерке" тоже нет њ "не свои".

Итак, четверть века в мире одновременно действует два экономических порядка, а так как уже глубокая осень XX столетия, то пора сосчитать цыплят. В свое время "группа-77" обозначила цель: экономический вес "третьего мира" в 2000 году должен вырасти вдвое по сравнению с базовым 1970-м. Однако двадцать лет спустя, в 1990-м он упал до 11,5 процента и продолжает падать! Где же обещанные плоды глобализации? Вопрос вернее поставить по-другому: а откуда им взяться? В 1990њ1994 годах всем развивающимся странам достался 21 процент международных инвестиций, остальные 79 процентов инвестирующие страны вложили в самих себя. В 1995-м "группа-77" поглотила 112 миллиардов долларов внешних инвестиций њ в среднем 1,5 миллиарда на страну. Однако на деле 12 стран, "более развивающихся", получили 80 процентов этих инвестиций, а 48 беднейших, где живет десятая часть мирового населения, их только понюхали: всего 0,5 процента. И разве прикажешь капиталам, свободно рыскающим по свету, оседать не здесь, а там? Их поведение непогрешимо вписывается в новую экономическую политику Международного валютного фонда.

Транснациональная паутина.

Двадцать лет назад мировой компьютер еще не опутал планету паутиной своих сетей. 80 процентов сделок на колебаниях курсов валют служили инвестированию в реальную экономику и торговлю и только 20 њ совершались в спекулятивных целях.

Ныне глобальная паутина бодрствует 24 часа в сутки и, достаточно нажать кнопку, со скоростью света перемещает капиталы с одного конца планеты в другой." Foreign exchange" (FOREX, обмен валют) превратился в финансовую аферу гигантских масштабов: ежедневно в мире 2 триллиона долларов переходят из рук в руки. В реальную экономику из этих сумм поступает только 3 процента њ остальные 97 перекладываются со счета на счет, из кармана в карман с единственной целью извлечения прибыли на разнице курсов текущего дня. Крупнейшие банки мира от четверти до половины своих доходов делают именно на операциях FOREX и при желании легко могут дестабилизировать экономику любой подветренной страны, но тысячу раз поостерегутся сделать это у себя дома, зная, что закон накажет. Молодые и жадные российские банки тоже быстро выучились игре в FOREX, но лучше всего она получалась у них дома, с российской валютой, с кошельками российских граждан, при полной уверенности, что щука спит. "Черные вторники" и довели нас до августовского кризиса, самое печальное следствие которого, может быть, состоит в том, что идею либеральной демократии мы в своих сердцах похоронили. А зря.

Нам надо точно понять, какому именно капитализму открылась Россия в 1992 году и какую именно либеральную модель похоронила в августе 1998-го, чтобы свою национальную идею впредь строить не на иллюзиях, а на философски и экономически здравой стратегии. Двухлетней давности доклад ООН об инвестициях в мировую экономику зафиксировал, что в ней сегодня действует 45 000 "породненных фирм" њ больших и малых транснациональных компаний (ТНК). Они раскидали по миру 280 000 филиалов. Если вычленить сто самых крупных ТНК, то в свои аграничные филиалы они инвестировали за год 5,5 триллиона долларов. Это три дня спекулятивной игры в FOREX. Конечно, не все инвестиционные капиталы имеют такое подозрительное происхождение, но, бесспорно, значительная часть. Причем в отличие от наркодолларов эти деньги даже не надо отмывать: спекуляция - бизнес чистый.

Недоверие к этой чистоте возникает, когда начинаешь к ней прикладывать леонтьевскую формулу о "мировом экономическом оптимуме". Вот реальные плоды экономической глобализации за последние четверть века. Ровно треть всех коммерческих операций в мире совершают между собою филиалы одних и тех же ТНК: "Дженерал электрик" њ с "Дженерал электрик", "Рено" њ с "Рено", "Филипс" њ с "Филипсом" и т.д. Еще треть мирового делооборота происходит между различными ТНК: "Дженерал электрик" њ с "Дженерал моторс", "Филипс" њ с "Рено" и т.д. Что же остается на долю национальных государств? Тоже одна треть. И она с каждым годом тает. Так это и есть "оптимум" или движение к нему?

"Транснациональные компании убивают безработицу". Этот миф мировой репродуктор сопровождает вполне правдоподобными цифрами. Что с 1975 года инвестиции ТНК за границу выросли в 11 раз, а численность занятых рук њ в 1,8 раза. Что на предприятиях ТНК заняты уже 73 миллиона человек Но вынем вату из ушей. А как же в действительности? Инвестиции "за границу" њ это исключительно инвестиции в заграничные филиалы ТНК. Ни в одной стране мира численность персонала транснациональных фирм не превышает одного процента активного населения, за исключением двух-трех микрогосударств (Сингапур, Гонконг њ до возвращения в Китай). А уж если кто и "убивает безработицу", так это малые и средние предприятия, то есть национальный капитал. Однако их самих безжалостно убивают ТНК.

И вот вывод, с которым уходит в историю XX век. Из 100 первых экономик мира уже 51 по всем статьям стали транснациональными. Остальные 49 еще остаются государственными, национальными. Россия пока входит в это меньшинство, и не августовский ли кризис приостановил наше движение к "оптимуму"?

Но эстафета XXI веку передана вместе с инерцией движения. И вместе с угрозой, которую несет демократиям перерождение национальной экономики в транснациональную. Вспомним урок Индонезии: что остается национальным правительствам, "сдавшим" свой экономический суверенитет в аренду международным корпорациям? Только репрессивные функции .

Верблюд и всадник.

Если верблюду можно поставить в вину уклончивость, то всаднику њ прямолинейность. Философ Лян Шумин ("Китай всегда шел другим путем", значит, он ни от кого не отстал) еще в начале века выразил широкие настроения, свойственные традиционным обществам на Востоке. Философ-политолог Фрэнсис Фукуяма ("История закончилась", теперь всему остальному миру остается только повторить западный путь) своим категоричным утверждением в конце века не только не внес ясности, но тут же оказался опровергнут самим ходом истории. Ведь разразившийся в Азии кризис потерпели как раз те страны, которые опрометчиво и некритично попытались повторить западный путь.

Не новое ли издание спора "славянофилов" и "западников", который в евразийской России продолжался весь прошлый век и опять нам аукается сегодня? С той, разумеется, поправкой, что "китаефилы", "индофилы", "японофилы" ведут этот спор со своими "западниками", в своих странах, где их тоже немало.

В этой дискуссии заключительное слово действительно осталось за Западом. Но не то, которое было сказано в эйфорическом 1989 году, после падения Берлинской стены, и с упоением повторено в 91-м, когда рухнул Советский Союз. Разумеется, это тоже была часть дискуссии, даже главная ее часть. Однако, победив в историческом соревновании двух систем, глубоко различавшихся не только политической, но и экономической природой, оставшись без своего привычного соперника, Запад недооценил, что теперь перед ним весь многообразный, многолоскутный мир, вовсе не готовый построиться по одному его слову в затылок самозваному лидеру. И не случайно Сэмюэль Хангтингтон, чье имя в первые эйфорические годы оказалось как бы спаяно с именем Фрэнсиса Фукуямы, уже в середине 90-х в своей новой работе "Неуправляемость или демократия?" выразил беспокойство за судьбу победившего Запада. Стоит процитировать:

"Развитие событий после краха коммунизма является не столько победой либеральной демократии, сколько триумфом этнизма и национализма. А это ставит очень серьезные вопросы относительно будущего самой Америки. [ ] Не может ли то, что случилось там, повториться здесь?".

Сомнение, что вовсе не либеральная демократия победила, нашло косвенное официальное подтверждение в октябре 1998 года на самой верхушке пирамиды нового международного экономического порядка. Собравшиеся одновременно в Вашингтоне 53-я сессия МВФ и саммит "семерки" подтвердили глобальный характер кризиса, который уже год упрямо называли "азиатским", пока к нему не прибавились также "российский", "бразильский" и другие. Собственно, именно кризис, перебежавший, по российскому хребту Евразии дальше на Запад, докатившийся уже до Латинской Америки, и явился опровержением идеи о "конце истории" человечества. Он заставил осознать: единого рецепта развития для всех народов не было, нет и не будет, значит, не будет и глобального мира с единообразным политэкономическим полем под диктатом одной оставшейся на свете сверхдержавы.

Так что история не закончилась. Продолжение следует.

Но тогда уж непременно нам надо уточнить некоторые ключевые понятия, без которых горизонт всегда будет в дымке. Если бы прямолинейная категоричность Запада оставалась только категорией философии или политологии, вряд ли дискуссия вышла бы за пределы узких профессиональных кругов. Но ведь эта категоричность прямо переносится в международную политику, в международную экономику. По ее чертежам выстраивается новый мировой порядок для будущего века. Значит, дело касается всех без исключения. Французские энциклопедисты придерживались золотого правила: прежде чем спорить, следует договориться о терминах. Так какую же либеральную демократию навязывает миру "победивший" Запад и от какой либеральной демократии уклоняется "проигравший" Восток?

Философская коррекция.

Десять лет вслушиваясь во все перипетии этой дискуссии, я не уставал изумляться тому, как передергивают сам термин. Ровно через двести лет после Французской революции, уверяют нас, произошла "бархатная контрреволюция" либерализма, которая и покончила с ее проклятым наследием. От изумления я поднимаю бровь, пока, правда, одну. Да, верно, левые в Европе так усердно поклонялись Французской революции, что в конце концов она и впрямь стала восприниматься там как некая предтеча коммунизма. Но когда появились левые в Европе? Они появились только с Марксом, то есть чуть не сто лет спустя! Сталинские историки и вовсе через полтора века самовольно прилепили Французской революции (во Франции она пишется просто с прописной буквы) свое мерило "Великая", а настоящим ее вождем изобразили Робеспьера, хотя вся революция длилась пять лет, из которых "железный" Максимилиан направлял ее события лишь два последних года. Тогда кого же еще в том далеком прошлом опровергают нынешние либералы?

Заглянем в капитальный труд В.В. Леонтовича "История либерализма в России", изданный "Имкой-пресс" в Париже под общей редакцией А.И. Солженицына в 1980 году. Цитирую:

"Французская Декларация прав человека и гражданина 1789 года... провозглашает четыре основных принципа, представляющих собою основу либерального порядка. Права эти: 1. Свобода. 2. Собственность. 3. Безопасность. 4. Право сопротивления (насилию, подавлению)".

Вас что-нибудь коробит? Какой-нибудь из четырех принципов вам чужд? А ведь перед вашими глазами, читатель, первый в истории писаный кодекс либерализма. Сама революция, противопоставившая старому феодальному порядку с его делением людей на вельмож и холопов статус свободного имущего гражданина (BEATI POSSEDENTES, блаженны владеющие собственностью), была буржуазно-либеральной. Она не перестала быть таковой и в своей якобинской фазе. От Горбачева с его "социалистическим выбором" Робеспьер так же далек, как Горбачев далек от Робеспьера с его гильотиной для утверждения либеральных свобод. Но вернемся к истокам: отвергая "проклятое наследие", не получается ли, что нынешние либералы плюют в собственный колодец с двухвековой исторической высоты? Да, тут есть от чего поднять уже и вторую бровь.

Послевоенное развитие Запада не случайно вошло в историю под названием "тридцать славных лет": с середины 40-х по середину 70-х. Работы было вдоволь для всех. Энергоресурсы были дешевы и доступны. В классовых битвах оттачивалась либеральная демократия, неузнаваемо преобразившая Запад по сравнению с тем, каким он был до войны. В Европе и США либеральные партии задавали тон, главным их коньком служила доктрина "государства всеобщего благоденствия": все граждане должны быть присмотрены, каждый человек должен иметь хотя бы социальный минимум. Незыблемо царил Pax America, пусть только в одной половине мира.

Так было до середины 70-х, когда наступил кризис энергоресурсов (эмбарго арабских стран после шестидневной войны с Израилем), кризис перепроизводства (потянувший за собой безработицу), кризис Pax America (пришлось учредить "семерку"), кризис Бреттон-Вудской системы с ее "золотым эталоном" (администрация Никсона заменила его долларом) и как следствие всего этого њ кризис либерализма. Политическое лидерство захватили консерваторы и примкнувшие к ним неолибералы. В Англии и США разразилась двукрылая революция, одно крыло которой назвали тэтчеризм, другое њ рейганомика. Уже потом политологи и философы дали свои определения: в англосаксонских странах прижилось понятие "неоконсервативная революция", в европейских њ "неолиберальная". Хотя они практически ничем не различались. Всех "нео" объединил отказ от "государства всеобщего благоденствия" и государства њ попечителя экономики. Минимум государства, полную свободу капиталам! Так и родились одновременно два мировых экономических порядка: декларативный, от имени ООН, и реальный, от имени МВФ. Какой из них устоялся, мы уже знаем. Как он за четверть века отутюжил глобализированный мир, мы уже видели. Какие задачи ставит на следующий век и даже на следующее тысячелетие, мы уже знаем. В мире воцарится строгое разделение труда. Власть от национальных правительств перейдет к транснациональным компаниям. Собственно, наполовину это уже факт.

Неолиберальной революции тесно в рамках одного государства, будь то даже сверхдержава, и она, как смерч, ворвалась в международные отношения. Почему? Следующий список 500 ведущих транснациональных компаний мира, приведенный журналом "Форчун", даст нам полный ответ на этот вопрос. Таких ТНК в США 153. В Японии њ 141. Во Франции њ 42. В Германии њ 40. В Великобритании њ 32. В Швейцарии њ 16. В Италии њ 12. В Голландии њ 11. В Канаде, Бельгии, Испании њ по 6. В Австралии њ 4. В Швеции њ 3. В Норвегии и Финляндии њ по 2. В Мексике њ 1. Глядя на этот список, понимаешь, почему никакого "ослабления государства" в США, конечно, не происходит. Для транснациональных компаний сверхдержавы "минимум государства" в своем собственном гнезде прекрасно восполняется максимумом власти, который сулит ему мировой экономический "оптимум". Наверное, потому же и Япония, доныне удовлетворявшаяся своим экономическим лидерством в мире, теперь явно притязает также на подобающую политическую роль в Тихоокеанском регионе: сам новый мировой порядок призывает ее к этому.

Но самое удивительное, что этот новый мировой порядок пытаются привить именем либеральной демократии - идеала, который "нельзя усовершенствовать", њ тогда как он просто не может функционировать вне экономического суверенитета государства, без его регулирующей роли, без гражданского общества и традиции самоуправления. Конечно, неолиберальная революция, вырвавшаяся на мировые просторы, не позабыла "четырех правил", вынесенных ею из своей начальной школы, и усердно их пропагандирует. Но репродуктор умалчивает при этом, какие новые правила к ним добавил неолиберализм.

Нет, не либерализм как таковой, не либеральную экономику и не либеральную демократию опроверг разразившийся в мире глобальный кризис. И не от них уклоняется Восток. В Китае, где давно устоялись понятия "левацкий социализм" эпохи Мао Цзэдуна и "прагматический социализм" эпохи Дэн Сяопина, теперь, при Цзян Цзэмине, осторожно, как бы исподволь, но, конечно, не случайно приживается термин "либеральный социализм". Чем он будет отличаться от уже известного истории либерального капитализма, покажет жизнь. А кризис явился ответом на первую попытку установить неолиберальный мировой экономический порядок, основанный не на "четырех правилах" либерализма, а на всевластии ТНК.

Путаница в терминах њ это бы еще полбеды. Путаница в головах њ это куда хуже. С 1991 по 1997 год на титул "последнего человека" в российском варианте "конца истории" претендовали исключительно либералы: Гайдар, Черномырдин, Чубайс, Кириенко и попеременно примыкавший к ним Немцов. Однако они так и не пояснили народу, какую общественную систему мы строили целых семь лет њ от провала перестройки до августовского кризиса прошлого года. Конечно, не социализм, от которого только и осталось, что борода Маркса на стенах. Однако и не либеральный капитализм, который, отрицая уравниловку, тем не менее горой стоит за "социально ориентированную экономику" и несет ее в самих своих капиллярах, не нуждаясь в олимпийских громоизвержениях в ее защиту. Но тогда что же мы в действительности строили и неужто в самом деле нарвались на "конец истории" в своем российском варианте?

Давайте думать вместе теперь уже над этим ракурсом темы. Ведь делийская встреча, с разговора о которой я начал эти заметки, лишь задала вопросы, а вразумительного ответа на них пока нет.

Александр САБОВ,

политический обозреватель "Российской газеты".

  00:04 18.02