Армия њ это не "зона".

Мой отец был страстным курильщиком и, приезжая ко мне с дачи, на которой жил постоянно, первым делом жадно хватался за папиросы. Он всю жизнь существовал по законам офицерского поведения на улицах, где офицеру запрещалось многое. К примеру, курить, посещать рестораны, кафе и трактиры ниже определенного для данного гарнизона разряда и њ Боже упаси! њ появляться под хмельком в людных местах. Носить что-либо в руках (левая придерживает саблю, правая всегда должна быть свободна для отдания чести), сидеть в общественном транспорте и уж тем паче дремать в нем, разинув рот и отклячив нижнюю челюсть. Форма обязывает, и офицер должен чувствовать ее на себе, даже если он в гражданском костюме.

Русское офицерство неукоснительно придерживалось этих правил. Они не просто дополняли знаменитую офицерскую выправку њ они ни на мгновение не давали возможности о ней забыть. Развернутые плечи, прямая спина, вскинутый подбородок и четкий, уверенный шаг выделяли офицера из толпы еще на моей памяти во всех городах, куда в детстве заносила меня отцовская кочевая жизнь. Признаюсь, меня и сейчас раздражают сутулые, семенящие, обремененные толстенькими портфелями современные мужчины в дурно сидящей и вечно какой-то измятой военной форме. Вероятно, я максималист, но продолжаю упорно считать, что офицер всегда обязан ощущать себя офицером, поскольку понятие "вне службы" не интересует окружающих и не должно их интересовать. Улица встречает "по одежке", как говаривали в старину, так не следует забывать об этой "одежке". Внешний вид офицера њ первое условие уважения к нему. Его поведение вне строя њ второе, но существует и третье, и четвертое, и пусть возвращение былого восторга в девичьих глазах њ магистральный показатель возвращения народной любви к людям в погонах. Я-то отлично помню, как любили армию до Великой Отечественной войны и как постепенно, исподволь начала стушевываться эта любовь задолго до Афганистана и Чечни.

Индикатором повышенного интереса к армии всегда служили девушки: "душка-военный" существовал не только в водевилях, и в собственном классе я что-то не помню парнишки, который не желал бы стать командиром Красной Армии. Большинство мечтало о летных или танковых училищах, и это влечение вполне объяснимо, если принять во внимание введенную в сороковом году форму летных и танковых командиров: синие и коричневые мундиры под галстук, ловко стянутые портупеями. Она столь разительно напоминала форму офицеров германского вермахта, боевыми успехами которого мы откровенно восхищались летом сорокового года ("Красная Звезда", к примеру, почти в каждом номере предлагала разбор германских операций на Западном фронте, не скупясь на лестные эпитеты), что вскоре ее пришлось отменить.

А потом пришла война, большинство командиров Красной Армии в первые полтора года тяжелейших боев либо погибли, либо были ранены, либо попали в плен. И на смену им пришли офицеры ускоренного выпуска военного времени, а ускорение достигалось не только сокращенной программой училищ, но и резким снижением образовательного ценза для абитуриентов. Прибавьте к сказанному данные Всесоюзной переписи населения 1939 года, в которой отмечалось, что каждый пятый в СССР абсолютно неграмотен, и вам все станет ясно. Да, выпускники доказали и свое умение, и боевую отвагу, и личное мужество, став основой офицерского корпуса Советской Армии и закончив войну великой Победой. Все так, все так, и все же, все же, все же...

Юнкерские училища России требовали высокого образовательного ценза њ либо классической гимназии, либо реального училища, либо кадетского корпуса. Все три указанных "средних" учебных заведения отнюдь не равны советской десятилетке, советские училища военного времени принимали юношей после семилетки, зачастую њ сельской, и без всяких конкурсов. В войну это было жестокой необходимостью, но в мирное время подобное образование оказалось явно недостаточным, по крайней мере по городским меркам и требованиям. А в военные училища њ уже много времени њ по-прежнему шли юноши, получившие образование в годы войны, поскольку конкурса в них почти не оказалось. А пресса поднимала на щит физиков и лириков, армия катастрофически теряла культурный уровень и престиж, и девичьи глазки изменяли объект пристрелки.

Именно к этому времени относится появление в армии одного из самых отвратительных и уродливых явлений њ дедовщины. Его не знала ни царская, ни Красная Армия, стремящаяся впитать в себя все лучшее, что было в старой армии. Ее командиры не пили водки, а принципиально "гоняли чаи", как это тогда называлось. Ротные и взводные командиры или их политруки непременнейшим образом по очереди ночевали в казармах. По выходным и праздничным дням в частях объявляли "гостевой день", и туда беспрепятственно шли дети, родные, любимые, близкие њ знаю это по личному опыту. Детей катали на лошадях и мотоциклах, взрослым показывали казармы и красноармейскую самодеятельность, и все вместе смотрели кино. Красной Армии была свойственна полная открытость, и понятие "рабоче-крестьянская" не звучало пустым агитационным лозунгом. В такую армию њ сытую, сильную и главное дружную - родители с легким сердцем отправляли своих детей.

Советская Армия начала свою мирную жизнь с сооружения заборов вокруг себя самой: видимо, ей нашлось, что скрывать. И эта ее склонность к закрытости, секретности, изолированности вскоре превратила ее в "зону" как снаружи, так и внутри. А небывалое для мирного времени количество несчастных случаев, самоубийств, терактов против своих же сослуживцев страхом, болью, гневом отзывалось в душах матерей и отцов сегодняшних и завтрашних призывников. Всеобщее падение нравственности больнее всего ударило по бесправной и безгласной в условиях полууголовной "зоны" солдатской массе.

  00:04 20.09