Пушкин - наши все.

Юбилей.

К юбилею столичные культурные власти постарались на славу. Полистали книжки и собственную память, заложили закладками цитатки, растиражировали их парадным курсивом на плакатах. "Россия, встань и возвышайся!" - хорошая цитата. Рядом - "бочка по морю плывет". Тоже красиво, хоть и непонятно. Рисунок пером а-ля Пушкин - светская толпа.

Надпись - "Средь шумного бала". Как говорила Марья Антоновна, "это господина Загоскина сочиненье?" То есть, конечно, Алексея Константиновича Толстого. Но А.К.Т., конечно, был бы польщен оказаться в юбилейной компании. Как и другой пламенный поэт, чьи слова "Я лиру посвятил народу своему" тоже приписаны плакатному Пушкину. В конце концов, какая разница? Стихи хорошие? Пушкин что-то про лиру писал? Ну и ладно. Даже концепт некий просматривается: Пушкин - не только собрание сочинений, но совокупный русский поэт. Не только наше все, но и наши все.

На фоне розочек с надписью "страсть", пистолетов с надписью "честь", опять же розочек с надписью "любовь" и портрета Натальи Николаевны с надписью, естественно, "муза", оцепивших столицу удушливым юбилейным кольцом, фильм "Онегин" поражает истинным накалом чувств. Конечно, на англичан можно навалиться со всей страстью русофилов: не то, не так, дворянские усадьбы напоминают павильоны ВДНХ, платья не по моде, вальс не грибоедовский, а "На сопках Маньчжурии", сон Татьяны вовсе отсутствует... Но это не важно. Как не важно и то, что в фильме нет того, что составляет нашу национальную гордость и поэтому непереводимо на другие языки, - пушкинского стиха. Герои говорят прозой, им мучительно не хватает действия (сюжет-то можно пересказать одним предложением), но кто у нас не знает сюжета, а то и нескольких стихотворных строк из "Онегина"? Зато чувствам - полное раздолье.

Рэйф Файнс, которому, видно, на роду написано играть запретную, невозможную страсть, на пути которой стоят непреодолимые препятствия - расовые ("Список Шиндлера"), сословные ("Грозовой перевал") или социальные ("Английский пациент"), играет уставшего от жизни, изъеденного иронией человека, не распознавшего вовремя свою единственную любовь. Но достаточно одной его улыбки, чтобы понять, за что этого сумрачного мужчину полюбила Татьяна (не за то же, что короткую пушкинскую фразу о замене барщины старинной оброком легким авторы фильма развили в диалог о намерениях Евгения отдать земли усадьбы в аренду крестьянам). При всей внешней лаконичности герой Файнса проживает полную страстей жизнь, конец которой более чем ясен:

одиночество, старость, смерть. Знаменитый "придушенный" взгляд его узко посаженных глаз следит за светской Татьяной с таким напряжением, что кажется, на ее стройной шее от этого взгляда вот-вот появится ожог.

Накал чувств в фильме поистине шекспировский. Или пушкинский - как кому нравится. Западные ухоженные лица героев не искажают вульгарные страсти. На неподвижном и прекрасном лице Лив Тайлер горят синие глаза Татьяны, в ее высокой широкой фигуре - прелестная неуклюжесть сельской барышни, вскормленной парным молоком где-нибудь в Псковской губернии. И то, что нашим актерам если и дается, то с нечеловеческим трудом - порода, дворянское поведение, - кажется природным качеством героев фильма. Впрочем, здесь легко перейти к рассуждениям о вырезанном генофонде...

Вот так и вышло, что англичане дух поэзии "нашего всего" понимают потоньше, чем столичные "юбилейщики". Видимо, "большое видится на расстоянье". Нет-нет, это не Пушкин!

Елена ВЕСЕЛАЯ.

  00:04 11.07