ТАТЬЯНИН ДЕНЬ.

Шел белый снег, был первый день каникул.

Послепраздничье второй половины января - глухая пора для торговли. Население, финансово измученное троекратными застольно-подарочными мероприятиями, тихо доживает до зарплаты остаток первого месяца нового года. Покупают только хлеб, сахар, соль и спички, и то редко и только в мелкой фасовке. Коммерсанты, продав последнее дорогое двумя неделями раньше, сидят в остальном без выручки и оплачивают аренду из заначек на отпуск. А объемы продаж все падают и падают с праздничных высот...

25-го января, в 8 утра, когда я уже спал, раздался звонок. "Вовик, хочешь заработать?! - раздался в трубке неестественно бодрый голос приятельницы - временами процветающей бизнес-вумен - я тут склад разбираю, прикинь, с лета еще осталось шмотья хренова туча, а тут точка на один день на халяву обломилась у метро, постой денек, а? А я у себя тут постою, а то Надька-то заболела. Постоишь, а? Выручка пополам; не выбрасывать же, а до лета мода десять раз сменится, ну одевайся давай, я через 20 минут у тебя...".

Я посмотрел за окно на градусник. Было -25 по Цельсию. "Але, але! - пела трубка, - ну ты где, ну чего - постоишь?! Денег заработаешь!" - "Приезжай, - ответил я, вспомнив про январское обострение врожденного хронического безденежья, - у тебя хоть документы-то есть на эти шмотки?" - "Это твои что ль проблемы? Там все схвачено...".

Через час мы уже выгружали из ее бээмвухи, доживавшей свои последние годы на чужбине, огромные клетчатые сумки с товаром. "Рынок раскрученный, сам видишь, у метро; на штуку хоть наторгуешь и то лучше, чем дома-то сидеть, - окончательно навязала мне свое мировоззрение хозяйка, - вечером я заеду, удачи...".

Я начал развешивать все это добро по стенкам стандартной секции, расположенной на очень свежем воздухе. Тряпье было в основном дамское. Кофточки майских расцветок, легкие блузочки в горячих попугайских тонах, шортики для морских прогулок, носочки беленькие по одной штучке и все в таком духе. С этим ассортиментом, в это время года, встают не у метро, а у дурдома. Особенно поражала воображение верхняя часть купальника, совершенно несимметричная относительно вертикальной оси и ярко-розовая водолазка х/б последнего перед парашютом размера. Соблюдая, по возможности, законы цветовой гармонии, я поразвешивал весь этот ужас прошлого сезона по секции, напоминавшей теперь кунсткамеру. Вид у этих вещей был, как у переживших кораблекрушение. На складе, видимо, было влажно или трубу прорвало, и шмотки мгновенно смерзлись в привычных лежалых позах, приобретя причудливые очертания. Случайно в эту компанию попали два очень приличных льняных костюма белорусского производства - бежевый и салатовый; их я подвесил к потолку у себя за спиной во весь рост, и ветер покачивал их, как неживых. Довершали композицию черные дамские трусики неопределенного размера и происхождения, натянутые на железный обруч величиной с мужскую голову. Это я приладил на выступавшую верхнюю железяку, как крендель у булочной. Всего набралось штук тридцать наименований, причем каждая единица товара была представлена в единственном экземпляре. Эксклюзив.

Торговля началась. В том смысле, что ее не было ни у меня, ни у кого другого на этом рынке. Стоявший в секции напротив кавказский торговец меховыми шапками мрачно моргал из-под норки и убеждал кого-то в тщетности бытия русскими словами татарского происхождения. Было очень холодно и безлюдно... Часов с четырех народ потянулся с работы. Путь от метро к автобусной остановке проходил через рынок. Согреваясь быстротой шага, люди выдыхали белоснежное тепло в ледяной мрак январского вечера, проходя из темноты в темноту через световой круг перед моей палаткой. К прилавку никто не подходил. Никто и не думал о том, что, случись вдруг морская прогулка, без белых шортиков будет трудно. Население смотрело на мой ассортимент без покупательского интереса, но и без особого удивления, с привычкой к абсурду...

К шапочнику напротив подошли покупатели - средних лет супружеская пара. Лучшая ее половина в норковой шубе, сшитой из разных кусочков разными мастерами и в разное время, приценивалась к такой же шапке. На время примерки мужу была передана сумка из заменителя, сверкающая громадной золотой бляхой с иностранной надписью "Paris". Муж курил "Яву" и держал сумку. Кавказец оживился и употреблял уже сугубо нормативную лексику бархатным голосом. Перемерив штук шесть шапок, женщина остановилась на седьмой. Видно было, что ей не с кем посоветоваться. Продавец был не в счет по причинам национальности и заинтересованности. С зеркалом последние лет шесть отношения тоже были напряженные. Мнение мужа было не в счет и, видимо, уже давно. Она повертела головой и наткнулась взглядом на меня. Несмотря на сюрреализм моего окружения и благодаря отсутствию альтернативы, я был единогласно выбран председателем худсовета. Я мгновенно согласился и состроил ее новой шапке глазки с далеко идущими целями.

Учитывая цифры общего возраста и общего мороза, это было нелегко. Шапочка-то была так себе, да и шла ей не очень чтоб. Но первые шесть были еще хуже, а на восьмую денег у нее не будет никогда. Я продублировал восхищение движениями рук и головы и даже причмокнул замерзшими губами. Между нами было метров шесть, и вряд ли она мой чмок услышала, но интерес к и себе, и шапке почувствовала и, отобрав сумку с блямбой у благоверного, расплатилась и, развернувшись, пошла ко мне - в норковой шубе, в новой норковой шапке и с золотой надписью "Paris". "Тань, я тоже пока примерю, да?" - это муж вслед ей кричит - беспокоится. Я понял, что мне надо делать. Пока она в своих мехах чапала ко мне, разъезжаясь старыми сапогами на рыночном льду, я во все глаза пялился на этот ее кавказский головной убор. Типа, сроду не видел таких красивых, как ты в новой шапке. На нее, может, никогда так не смотрели, а может, смотрели, но давно, и сейчас она вдруг вспомнила...

Подошла к моему прилавку с совершенно равнодушным лицом. "Поздравляю Вас! - интонируя изо всех сил, продекламировал я, - и с покупкой и с праздником!" - "Спасибо, - сдержанно так, - а какой сегодня праздник?".

- Татьянин день! Ведь Вы же - Татьяна!?

- Ой, а откуда вы знаете? Спасибо... а откуда?..

- Будем считать, что я просто угадал, хотя на самом деле - это моя профессия...

- Хи-хи! Вы гадальщик что ль? А чего это вы вообще таким чудным торгуете?

- Видите ли, Татьяна, я - дизайнер, а вещи эти с выставки; не все, разумеется, - только вот эти два костюма, - я приобнял висящие белорусские изделия, - остальное - вообще не мое, это, ну, словом, долго рассказывать...

- С выставки?! - она кокетливо поправила новую шапку, хрустнувшую скверно выделанной мездрой, - а чего за выставка?

- В Манеже. "Мода будущего сезона". Сегодня был последний день, распродаем авторские модели. Вот этот костюм, например, - я указал на бежевый, - так и называется - "Татьяна". Видите ли, имя человека и его одежда должны совпадать по энергетике...

Она живо закивала. Видимо, понимала, о чем речь. В отличие от меня.

- ...И я, когда Вас увидел, просто как художник почувствовал это совпадение...

Она верила, не верила и опять верила.

- ...и женщины, как правило, это ощущают, особенно, если наделены художественным вкусом.

Тут я как бы исподтишка пробежал взглядом по всей ее норковости и уперся в "Paris".

- Дорогой, наверное, костюм-то?

- Который? Ваш, бежевый?

- Ну да, вот этот...

Я улыбнулся, как художник художнику.

- Наш "Дом моделей" поставил номинальную цену.

- А-а...

- Простите, Татьяна, я могу Вас попросить об одном одолжении?

- Ну.

- Вы не могли бы сейчас просто прикинуть на себя эту вещь, мне это очень помогло бы в работе...

Я даже не успел договорить. Через секунду она была внутри палатки, через две - померила юбку, не снимая шубы.

- Великолепно... - это я как бы сам себе.

- А жакет можно померить? - уже снимая шубу.

- Разумеется, только прошу Вас - аккуратней, мне его завтра на выставку в Ригу везти.

Выпуская клубы пара, она сдернула с себя все, что могло мешать жакету и напялила его. Смотрелось все это не хуже шапки.

- Да, - сказал я, - полное совпадение энергетики. Действительно - "Очарование весны".

- Вы же говорили - "Татьяна"? А на бумажке тут вообще - "Залесье"...

Я поморщился.

- "Залесье" - это просто фабрика, где нам отшивают. "Татьяна" - это название всего модельного ряда, а данный экземпляр имеет название "Очарование весны".

- Сколько стоит?!

- 980.

- Тань! - крикнул от шляпника ее муж, - одна тут вроде подходит...

Он все мерил шапки, и кавказец стоял перед ним с зеркалом терпеливо, как совесть. Муж, не дождавшись ответа, надел опять старую. Еще, как минимум, на год. Татьяна обернулась. Это называется - "стокгольмский синдром". Жертва сочувствует террористу больше, чем освободителю. Дама примеряет новую модель. Рядом с ней - дизайнер.

Очарование весны. А по ту сторону стоит какой-то низкорослый мужичок в старой шапке и все портит. - Ну щас, ну иду! - сказала мужичку топ-модель и вынула две пятисотки.

- У меня не будет сдачи, - сказал я, видя, что до чаевых она еще не созрела, - но Вы можете взять вот это. Как подарок от фирмы. Я снял и протянул ей круглую железяку с заиндевевшими трусиками. Больше двадцатки они не стоили.

- В крайнем случае дочке пойдут, - хозяйственно рассудила модель и, не глядя, вручила подошедшему мужу подарок вместе с трусодержателем.

Она переоделась, и я упаковал обновки.

- Носите на здоровье!

Муж дружелюбно посмотрел на меня...

На следующий день неожиданно потеплело, выглянуло солнце, все растаяло и расквасилось, что говорило, видимо, о скором наступлении весны вместе со всем ее очарованием.

  00:04 03.12