ГДЕ ПРОЖИТЬ 8 МИЛЛИОНОВ ЛЕТ.

Повод поднять по бокалу был тот самый, что бывает лишь раз в жизни: накануне на общем собрании РАН Владимир Павлович МЕЛЬНИКОВ был избран академиком. Голосовало "за" подавляющее большинство академиков, а это свидетельствует о том, что научные достижения нового действительного члена Российской академии наук общепризнанны.

Я поздравил академика Мельникова с успехом и спросил:

- Появится что-то новое теперь в вашей жизни?

- Будет легче защищать интересы научного центра, - ответил он. - Все-таки в Тюмени академиков РАН не так уж много...

- А как вы, москвич, оказались в Тюмени?

- Через Якутск, куда мы с сестренкой Татьяной приехали после войны. Там начальником мерзлотной станции работал наш отец. Станция относилась к Институту мерзлотоведения имени В.А. Обручева, который был в Москве. Отец в Якутске стал одним из основателей той отрасли науки, которая именуется сегодня "криологией Земли".

- Вы работали в институте, которым руководил отец. Чувствовали его "опеку"?

- Он был по образованию гидрогеолог, а я геофизик. А это разные "оттенки".

- Вы намекаете, что назревал конфликт?

- Это случилось, когда я уже защитил докторскую и стал довольно глубоко понимать проблемы мерзлотоведения. У меня начало складываться впечатление, что мы близки к "загниванию".

- Рано или поздно это происходит с каждым направлением в науке...

- Важно заметить это вовремя!.. Я начал разговаривать на эти темы с отцом. Он уже был к тому времени всемогущим членом Академии, и ему никто не перечил. А тут сын какие-то сомнения начал высказывать... Дома - уже весьма напряженная обстановка: мол, все говорят, что хорошо, а ты один считаешь иначе... Я говорил, в каком направлении, с моей точки зрения, надо идти, что изучать. А он считал главным другое... Я вел речь о том, что сейчас стало общепризнанным - о природных криогенных системах, старался уйти от частного к общему, что почему-то воспринималось в штыки, хотя в философии, к примеру, такой подход не только очевиден, но и необходим. По частному целое не определишь...

- По капле невозможно представить океан?

- Конечно. Но нашим мерзлотоведам казалось, что они занимаются целым, а не частностями. Да и объект изучения у них огромен - 65 процентов нашей страны, Канада, Аляска. Так что все это выглядело как "океан", а не как "капля"... А я смотрю, что из года в год тематика повторяется, развития науки не происходит... В общем, споры с отцом возникали все чаще, они становились все острее. Зачем, думаю, жизнь отцу портить?! Да и свои взгляды появились, значит, надо их реализовывать без отца. К этому времени сложилась и хорошая ситуация: сибирская наука начала расширяться.

Появилась идея создать в Тюмени какое-то академическое подразделение. И я получаю от Валентина Афанасьевича Коптюга предложение: а не хочешь ли ты поехать в Тюмень и возглавить филиал? Я сразу же согласился. Однако помешали "родственные связи" - этого в те годы очень боялись... В результате меня назначили заместителем директора Института геологии и геофизики, который находился в Новосибирске - с отделением в Тюмени. С этого и началась моя карьера. У отделения в Тюмени не было ни одного квадратного метра площади, и поначалу оно располагалось в моей квартире, в которой мы и сейчас живем. Два раза в месяц на лестничной клетке выстраивалась очередь из научных сотрудников за зарплатой. Так мы существовали приблизительно полгода. Но работа шла живая: я набирал сотрудников, определяли направления работ, выбивали помещения для лабораторий... Но "суетился" недолго, так как уже в 1985 году вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о создании в Тюмени первого института.

Это был Институт проблем освоения Севера.

- Вы уже ушли от "классического" мерзлотоведения?

- Нет. Мы как раз и занимались инженерным мерзлотоведением: ведь надо было строить, обеспечивать научным материалом разработчиков нефтяных и газовых скважин, создателей трубопроводов и так далее. Проблем было множество... Скважины "проваливаются", мощные обсадные колонны уходят вниз. Неправильно рассчитали несущую способность пород, сделали не то бетонное кольцо - тепло дошло до мерзлоты, та оттаяла, и вся колонная рухнула!.. Мы начали заниматься этим, но потом после общения с буровыми мастерами я понял, что наука здесь ни при чем: оказывается, цемент не той марки завезли, да и мало его было... Бесхозяйственность пытались списать на науку. Но все-таки для нас польза определенная была: изучались породы, их поведение. Да и мерзлота там была интересная - реликтовая. Ее температура около нуля градусов, находится она на глубине, располагается островами. Эта мерзлота деградирует и может исчезнуть уже в середине XXI века. Если, конечно, климатическая теплая волна сохранится...

- То потепление, которое сейчас мы наблюдаем?

- Оно весьма серьезное. Мерзлота отодвинется на Север километров на триста - четыреста.

- Это хорошо или плохо?

- И то, и другое!

- Что вы имеете в виду?

- Идет потепление, мерзлота отступает, значит, расширяется зона благоприятного земледелия. Строить в "освобожденных" от мерзлоты районах легче и надежнее. А плохо то, что созданный большой промышленный комплекс начнет рушиться при оттаивании. Построить новое будет дешевле, но восстанавливать старое дороже... Там, где есть дороги, горные выработки, здания на свайных фундаментах, везде потребуется серьезный контроль, нужно будет принимать меры против аварий.

- Глобальное потепление - это реальность?

- Спор идет только о том, очередная ли волна это, или постоянное явление. Очевидно, есть и то и другое, но как их разделить? С конца XIX века и до сорокового года был "ритм потепления", потом наступило похолодание, этот период продолжался приблизительно до 1970 года, а потом пошел новый теплый цикл, который, судя по всему, сейчас завершается. Есть ли антропогенное потепление? Этот вопрос вызывает сейчас жаркие споры, потому что ответ на него связан с темой "парникового эффекта". Если потепление постоянное - одна картина, если же циклическое - совсем иная. Вот и приходится предусматривать как минимум два варианта прогнозов на будущее: очень жесткий и чуть помягче... Но во всех случаях особую роль играет мерзлота.

- У меня такое впечатление, что вы подходите к своему главному интересу в науке?!

- Это верно. Итак, мерзлота является "консерватором жизни".

- То есть она "консервирует" жизнь?

- Именно так.

- Требуются серьезные доказательства!

- Этим мы и занимаемся... Наши сотрудники ездили недавно в Антарктиду и привезли оттуда "простейшие" - цианобактерии, зеленые водоросли, возраст которых восемь миллионов лет. Восемь миллионов лет! Ясно, что мерзлота консервирует жизнь...

- Мамонтов в ней находят...

- Мамонты - молодые, им всего 16 тысяч лет! А здесь восемь миллионов лет! За это время менялись геологические эпохи, но простейшие организмы остались с тех пор. Я считаю, что это крупное открытие. Кстати, и американцы теперь начали обращать на нас внимание. Они нашли в Антарктиде метеориты с Марса, обнаружили там грибы, бактерии и сразу же поняли: следует прислушаться к мнению русских ученых... Раз простейшие организмы сохранились на Марсе (а там и "шапки" есть, в глубине - та же мерзлота, что и у нас), то нужно понять, как это происходит.

- Значит, мерзлота? И именно в ней следует искать жизнь или ее "остатки" и на Марсе?

- Сомнений нет, что только в ней может быть законсервирована жизнь. Причем возраст тех бактерий, которые мы достаем, соответствует возрасту мерзлоты. Самая древняя - в Антарктиде, и там самые "старые" бактерии. У нас - низменность. Здесь возраст - 2,2 миллиона лет. И сейчас мы рассматриваем глобальную проблему: мерзлота как среда жизнеобеспечения.

- Мы "перескочили" через много лет. Понятно, что о мерзлоте мы еще поговорим - тем более что речь идет о сенсационных научных результатах. Но мы остановились на том, как сотрудники будущего научного центра в Тюмени стояли в очереди у вашей квартиры, чтобы получить зарплату. Потом был создан институт...

- Мы начинали со строительства на мерзлоте, особенностей ее распространения в Западной Сибири. Потом включились в международные программы изучения изменений среды, распространения растительности и так далее. Наблюдаем, изучаем: берега обрушаются, термоэрозия расширяется... А что такое обрушение? Значит, рушится в основном ледовый комплекс. А это многослойные образования: лед перемешан со льдом, да еще там есть газ...

- Откуда же он там взялся?

- И мы задали этот вопрос! Оказалось, что газ там биогенного происхождения. Микроорганизмы в результате своей жизнедеятельности вырабатывают газ. А при потеплении этот газ должен выделиться. На одних участках он есть, на других его нет. Почему? Выяснили, что газ находится в газогидратном состоянии. Но на таких малых глубинах этого не должно быть. Обычно для этого нужно 500 - 600 метров, а у нас - сверху... Вот так и возникала цепь вопросов, на которые нам следовало отвечать точно и убедительно. Оказывается, бактерии выделяют газ, а вокруг тонкопористое пространство, в каждой поре которого есть вода, лед и частица породы. При замерзании воды в поре образуется высокое давление: газ превращается в гидраты, которые образуют корочку, тем самым "микродомик" закрывается. А выше действуют живые бактерии... Но когда мерзлота оттаивает, начинается эмиссия газа в атмосферу. И вот вам вклад мерзлоты в "парниковый эффект". Этой проблемой занимаются очень многие - от физиков до биологов, все стараются выяснить, как газы влияют на изменение климата, но никто не учитывал воздействие мерзлоты, которая распространена на огромной территории.

Таким образом, один из важнейших факторов "парникового эффекта" в мировой науке не учитывался.

- Основное внимание уделяется промышленности?

- В "парниковом эффекте" две составляющие: жизнедеятельность человека и жизнедеятельность микроорганизмов в мерзлоте.

- И они время от времени активизируются?

- Геологическая история дает тому немало примеров.

- Но раньше не придавали такого значения мерзлоте?

- Поэтому многое, происходящее в природе, не удавалось объяснять. Сейчас открывается новая страница в науке, и она связана именно с мерзлотой.

- Каковы, на ваш взгляд, ее перспективы?

- Возникает несколько фундаментальных проблем, одна из них принципиальная: как долго может консервироваться жизнь? Единственная естественная лаборатория - это мерзлые породы. Где еще можно найти объекты исследований, которым восемь миллионов лет?! И сегодня биологи, палеонтологи уже изучают, как эволюционировали организмы - времени достаточно, чтобы наблюдать процесс в динамике, и уже можно конструировать "биологические часы".

- А не боитесь ли вы, что эти работы вызовут ажиотаж среди тех людей, которые мечтают о "вечной жизни"?

- Я понимаю, что вы имеете в виду... Кстати, уже кое-кто предлагает чисто коммерческие проекты, - мол, "давайте создавать захоронения в вечной мерзлоте, обязательно найдутся богатые люди, которые попытаются сохранить свои бренные останки на миллионы лет".

- Надеясь, что будут изобретены способы "оживления"?

- Конечно.

- И как вы относитесь к такого рода проектам?

- Лучше такие кладбища, чем захоронения радиоактивных отходов, которые некоторые горячие головы предлагают расположить именно в вечной мерзлоте. Они наивно думают, что слово "вечное" имеет прямой смысл в отношении Севера.

- Речь шла о хранилищах на Новой Земле?

- Мерзлота - это не экран. Представление о ней было неверное: мол, все заморожено, активности нет, жизни нет. То явление, о котором я рассказывал вначале и которое связано с рождением моего интереса к мерзлоте, и было как раз связано с ее активностью: я определил, что она чрезвычайно высока. А теперь уже ясно, что вся зона мерзлоты очень активна - жизнь ее идет весьма интенсивно. Причем весьма своеобразно...

- Что вы имеете в виду?

- К примеру, изменение климата, то есть повышение температуры в атмосфере, не ведет к повышению температуры мерзлоты. Не существует прямой зависимости в этих процессах. Природа сопротивляется любым изменениям, а потому ни один из катастрофических прогнозов, которых сейчас множество, не оправдается.

- Значит, наука в Тюмени стремительно развивалась?

- К 1991 году мы успели в Тюменском научном центре создать три института: Институт криосферы Земли, где я сейчас директором, Институт проблем освоения Севера и Институт механики, где директором был нынешний президент Уфимского научного центра академик Р.И. Нигматулин.

- Получается, что вы бросили свой первый институт и перешли в новый?

- Это была стратегия развития центра. Институт проблем Севера был "маточным": складывались самостоятельные коллективы в нем, они становились основой для новых институтов. Планировалось в Тюменском центре 6 - 7 институтов. В частности, биологический с ботаническим садом, археологии и этнографии, углеводородного сырья. И те темпы, которые мы взяли с самого начала, обнадеживали. В Институте проблем Севера уже было 360 человек. Это к концу перестройки... Но потом все изменилось, застыло...

- Стало холодно, почти как в Институте криосферы... Кстати, почему такое название?

- Вот теперь мы подошли к главному, к тому, из-за чего мы и разошлись с отцом. Биофизики все-таки мыслят чуть-чуть шире, чем горняки, гидрогеологи, потому что они занимаются полями, в которых все взаимосвязано и взаимообусловлено. Мне стало очевидно, что мы не решим глобальные задачи, если будем рассматривать мерзлоту как целое. Я начал смотреть на нее как на нечто частное.

- А что в таком случае общее?

- Криосфера Земли.

- Но ведь это понятие очень широкое - от космоса до льдинки в холодильнике?!

- Абсолютно верно! Простые истины не только привычны, но и необычайно глубоки. Еще две тысячи лет назад греческим философом Фалесом было сказано: все вышло из воды и в воду возвращается. Не случайно главный элемент на Земле вода, ее круговорот обеспечивает жизнь, создает биосферу. Почему именно вода? Ведь в протопланетном облаке, где образовалась Земля, воды не было... Она появилась после начала формирования "сгустка" вещества, возникновения гравитации...

- Но вода не могла появиться из ничего?!

- Верно. В протопланетном облаке был лед. А когда наше светило погаснет через пять миллиардов лет, опять-таки воды не будет, а образуется лед. Значит, следует говорить о круговороте не воды в природе, а льда! А это уже совсем иной ракурс.

- А почему такие на первый взгляд простые истины не появились раньше?

- Оказывается, период дифференциации наук в ХХ веке сказался на развитии науки в целом не только в положительном плане. Да, были получены выдающиеся результаты в разных областях, но наука слишком уж "узко" смотрела на Природу. Науки делились, каждый исследователь занимался своей областью... Мы ликвидировали "заборы" в науке, которые мешали нам широко смотреть на природу.

- Что, на ваш взгляд, происходит с нашей наукой сегодня?

- Потихонечку она переходит на новые рельсы. Процесс, конечно, весьма болезненный.

- Какое реформирование ей необходимо?

- Первое и главное: жизнеспособными будут небольшие коллективы. Сохранить их в тяжелые времена намного легче, чем крупные институты. Да и перестроить их намного легче: у небольшого коллектива инерции традиций и величия нет. Поскольку в нашей стране тяжелые периоды возникают регулярно, то основу науки России должны составлять небольшие исследовательские центры.

Беседовал Владимир ГУБАРЕВ.

"РВ"-досье.

Владимир Павлович МЕЛЬНИКОВ - академик РАН, автор 130 научных работ, в том числе 9 монографий, а также 13 авторских свидетельств и патентов; создатель Института проблем освоения Севера, Института криосферы и Тюменского научного центра СО РАН.

  00:04 03.10