Георгий Василевич: Пошли к Пушкину!

Директор музея-заповедника поэта - гость редакции.

- Как получилось, что Пушкинский музей-заповедник выдвинут на Госпремию России сразу по двум номинациям - реставрационные работы и просветительская деятельность? Это знак ваших особых связей в Министерстве культуры? Это не поссорит вас с коллегами?

- Отвечаю кратко, но определенно. В Министерство за наградами мы не ездили и ездить не собираемся. Отношение с Минкультом у нас сугубо деловые и прагматичные. А отношени е с коллегами теплые и уважительные. Полагаю, ничто не в состоянии их испортить, даже выдвижение на Госпремию России.

- Что в этом году будет 6 июня в Михайловском?

- Пушкинский праздник начнется в первое воскресенье июня. А шестого июня - это всероссийский Пушкинский день. Из наиболее заметных событий будет вечер, который собирает очень разных людей в научном центре. Ожидается выступление ансамбля Дмитрия Покровского.

- Кто сегодня приезжает в Михайловское? И зачем?

- Сложный вопрос. Очень радует то, что помимо автобусных экскурсий, которые поставляют процентов 60 всех посетителей наших мест, очень возрос прежде не существовавший семейный туризм, это, как правило, семья на собственном автомобиле. И плюс к этому люди, которые хотят здесь просто отдохнуть, пожить, что называется. И постепенно растет туризм весьма своеобразный: люди, которые едут сюда поработать, над книгой, например. Ну и традиционные доброхоты остаются. Около 2-3 тысяч в год. Напомню, что доброхоты - это бескорыстные помощники заповедника, которые приезжают сюда траву косить, дорожки отсыпать, кусты стричь, изгороди чинить... Кое-кто приезжает сюда в отпуск, поработать над книгой, прочесть лекции. Благо есть гостевые дома, где можно остановиться. Но основная масса по-прежнему туристы автобусные, массовые. Это большей частью дети.

Есть, впрочем, и необычные, нестандартные туристы. Скажем, один из наиболее любопытных случаев - это наш земляк, педагог, который с детьми ходит пешком в разные страны: по Польше, по Болгарии, по Белоруссии... И каждый год на протяжении последних восьми лет они к празднику поэзии приходят к нам. Зовут его Николай Николаевич Игнатик. Есть совершенно замечательные люди, которые приезжают к нам уже четырнадцатый год из Ивано-Франковска. Я начинал работать с первой группой этих доброхотов. Это было в 87-м году. Потом они стали педагогами, преподают в Ивано-Франковском университете русскую литературу. И сегодня несколько человек из этой первой группы во главе с Ярославом Мельником приезжают к нам. По ним видно, что они долго ждали эту поездку, зарабатывали целый год...

Почему сюда приезжают снова и снова? Потому что это место удивительно живое, потому что на самом деле описать его как заповедник, это одновременно сказать все и не сказать ничего.

По волшебству и метафизичности это место сродни тому, которое показал в своем "Сталкере" Андрей Тарковский. Это место, где нет прямых путей, место, которое меняется вместе с тобой. И ему есть аналог в виде земного творчества, и это прежде всего творчество Пушкина. То есть это место, где во всей полноте уже реализовано Слово. Это очень своеобразная точка Вселенной.

- Что еще входит в понятие "Пушкинский заповедник" кроме Михайловского, Тригорского и Петровского?

- Это единственная в России территория, где существует одновременно комплекс русских усадеб. Пушкин навещал там своих друзей. Хотя это отчасти виртуальный музей. Начать с того, что в 18-м году было уничтожено, сожжено Михайловское. А еще до того сын Пушкина, наследовавший усадьбу, перестроил дом. Он собирался быть нормальным хозяином нормальной, приносящей доход усадьбы. И вступив в наследство, начал там жить. И это было правильно, поскольку русская дворянская усадьба не могла оставаться просто музеем. Чтобы сохраниться, она должна была жить нормальной жизнью. К сожалению, не все и не всегда это понимали.

Можно сказать, что начиная с Семена Степановича Гейченко музей начал жить. Он догадался, что постройки, существующие в подлинной своей среде, какими бы хрупкими ни были, живут дольше. В этой ландшафтной среде, тем более если она оплодотворена словом, даже когда исчезают постройки, удается сохранить некое идеальное пространство. Если ландшафт подлинный, возможно создать ощущение полноты за счет возвращения на место прежних деталей, старых архитектурных построек. Они приживаются, и это было первое, что он сделал. А затем он начал создавать музей. И ему удалось различными средствами создать ощущение того, что Пушкин там жил. Вот это было настоящее творческое достижение. И в этом пространстве стало привольно пушкинскому слову. Пушкинские строки там живут, они бегают, дышат. Мы сегодня пытаемся найти средства для того, чтобы музей не утратил своей живости.

- У вас нет такого ощущения, что в недрах Пушкинского заповедника начинают возникать свои маленькие заповеднички, например Довлатова, Гейченко. Это замечательные люди, они жили и работали здесь. Но все-таки это Пушкинский заповедник...

- Нет, думаю вы не правы. Мне думается, что Пушкин гораздо сильнее присутствует там. Если вы ищете Пушкина, вы его непременно находите. Но если вы ищете Довлатова, можно и его найти.

- Изба довлатовская жива до сих пор?

- Пока еще стоит. Музей Довлатова, возможно, будет, но что это будет за музей, я не знаю. В любом случае, мне думается, что это не подмена музея Пушкинского.

- Как живут сотрудники заповедника: сколько денег получают? Помогает ли вам Минкультуры, какие-то благотворительные фонды, меценаты?

- На 99 процентов мы зависим от государственного финансирования. В этом пока и наше достоинство, и самый большой недостаток. Фонды и частные меценаты практически не участвуют в проектах музея. Могу назвать три организации, которые вложили средства в музей к 200-летию Пушкина. Это "Сургутнефтегаз", они выделили 500 тысяч рублей на подготовку праздника.

Это фонд Сороса, выделивший 100 тысяч долларов, на что мы оснастились компьютерами, вошли в Интернет и создали сайт. И третья организация - ЮНЕСКО, которая целевым порядком выделила средства на работу с парками. Если говорить о пожертвованиях - все. За последние десять лет на этом все и закончилось. Дальше идут доброхоты, которые своим трудом помогают, а все остальное - государственное финансирование как реставрационных работ, так и текущего содержания музея. Музей зарабатывает сегодня примерно двадцатую часть того, что он получает от государства. Это уже хорошо, потому что раньше было совсем мало. То есть, если случится что-то с госфинансированием, музей встанет перед массой проблем. Добавьте к этому и то, что он находится в регионе, который не только помочь не может, а сам в значительной мере зависит от музея. И в этом смысле мы, решая свои проблемы, пытаемся решать проблемы того трудоспособного населения, которое составляет в нашем районе 6 тысяч человек. В поселке Пушкинские Горы 2,5 тысячи человек зависят от музея. Это либо работающие у нас, либо обслуживающие музей сезонно. Большая удаленность - 420 километров от Петербурга и почти 700 километров от Москвы - это то расстояние, которое невозможно ежедневно преодолевать на автомобиле. Поэтому специалисты, которые нам нужны, живут в Заповеднике. Это 60 человек по 40 специальностям.

Но мы хотим прийти к тому, что это место, именно в силу удаленности, наиболее удобно для временной работы научных коллективов. И пытаемся воспользоваться своими силами и силами наших партнеров для того, чтобы найти средства для организации такой работы. Это постоянно действующая парковая школа или школа ландшафтных искусств. Это все, что связано с филологией и с литературным переводом. Нам бы очень хотелось, чтобы в течение всего года у нас хотя бы часть занятий проходила как занятия высокого класса общения между маститыми профессорами и студентами. То есть, мы пытаемся привлечь внимание тех людей, которые, временно приезжая и временно работая у нас, могли бы помочь музею в решении тех проблем, на которые у нас не хватает ни сил, ни образования, потому что с кадрами действительно сложно. И если говорить о том, что у нас изменилось принципиально по сравнению с музеем 70 - 80-х годов, то надо сказать, что тогда упор делался на специалистов, получивших образование в Москве и Петербурге, живших там, то есть приезжих. Сегодня мы пытаемся растить своих собственных будущих работников из школьников. У нас есть небольшой фонд на то, чтобы отправить на учебу, чтобы выплачивать заочникам деньги на жизнь.

Что получают сотрудники музея-заповедника? Зарплата у них на 10 процентов ниже, чем у меня. У меня зарплата контрактная - 9 тысяч рублей. Если говорить о молодых и о тех, кто занимается нетрадиционной для музея деятельностью, скажем парковым искусством, то там совсем худо. Потому что специалист с техническим образованием, без которого музей сегодня не проживет, получает 1200-1500 рублей. Это если есть стаж, образование высшее. Если человек приходит в музей и начинает работать в том же лесопарковом отделе, он получает 400 рублей.

- На ваш взгляд, ландшафтная архитектура в России сегодня может быть возрождена или это практически невозможно?

- 14 мая мы завершили вторую конференцию по ландшафтному искусству. Одна из задач, которую перед собой ставит музей, - вернуться к возможности довольно широкой ландшафтно-парковой работы. Специалисты у нас замечательные. Причем многие из них перестали работать в стол, и выяснилось, что они были не только неплохими теоретиками, выяснилось, что они неплохие практики. Сегодня в некоторых вузах появляется ландшафтно-парковая специальность, но беда в том, что учиться ей нужно все время. Поскольку она требует универсального образования, потому что ландшафтный архитектор без художественного образования неполноценен. Без архитектурного, без биологического тоже. То есть специалист по ландшафтно-парковой архитектуре - специалист синтетический, день поэзии сочетающий в себе знания из разных сфер деятельности человека.

Не все сегодня в российском ландшафтно-парковом хозяйстве утрачено. Какие-то парки уцелели. Но для того чтобы с ними работать, необходима общая культура. Если до революции земство в отдельных случаях позволяло учителям на 2-3 месяца уезжать за границу, не просто, чтобы перенять опыт и привезти к себе, а чтобы знать, как выглядит то, что сделано хорошо. Сегодня для большинства ландшафтников не хватает того, что есть уже в Мариинке и в Большом для стажеров - они имеют право учиться и получать стипендии для ознакомления с опытом своих коллег за рубежом. Для большинства наших специалистов это пока недоступно, а это крайне необходимо. Поэтому предлагаем такой вариант: я думаю, с этого года будем пытаться ежегодно предоставлять в качестве базы практики место для работы хотя бы некоторым практикантам у себя в заповеднике, в подмосковных и питерских дворцовых усадьбах, где работа уже сделана, где можно ознакомиться для начала с тем, что мы смогли удержать, сохранить.

Так постепенно мы перестанем быть изгоями в своей собственной культуре. Ведь даже размер нашего дыхания выстроен по размерам нашего ландшафта. Утрачивая ландшафт, мы утрачиваем самих себя. В этом я убежден абсолютно, на собственном опыте. Михайловское сформировало меня, как и многих до меня. И я знаю, что такое размер нормальной русской усадьбы, который не обгрызают с разных сторон стоящие в несколько этажей дома. Это размер нашего дыхания - это, как чистая вода, свежий воздух, это просто необходимо, чтобы мы были самими собой. Тогда мы интересны другим. Если этого не будет - мы никто. Это и есть часть того наследия, которое хранит наш музей, и в этом тоже его специфика.

Михайловское, Тригорское, Петровское. У нас три усадьбы вместе. Три разных места, которые позволяют показать, что каждый хозяин находил какое-то идеальное золотое сечение для своей усадьбы. Это было, и, по счастью, пока это еще существует у нас в заповеднике.

- Обострим беседу и процитируем письмо, пришедшее из заповедника.

Пишет научный сотрудник Д.А. Елисеева: "У Василевича того отношения к реставрируемому памятнику, наличие которого у реставратора обязательно, не было. Они так и говорили: "У вас был маразм. Мы вам сделаем как надо". И сделали. Нечто невероятное"...

Ясно, что отношение к реставрационным работам в заповеднике разное - от выдвижения на госпремию до такого рода писем. Как бы вы прокомментировали такое мнение?

- Насчет "маразма" - это слова авторские, не мои. Насчет всего остального скажу так: раньше, при Семене Степановиче Гейченко, музей был талантливым произведением искусства, которое, к сожалению, ушло вместе с художником, его создавшим. Ушел человек, вместе с ним ушло время, эпоха. Мир изменился. И нам уже приходилось исходить из вещей скучных, но жизненно необходимых. Прежде всего была проблема с самими постройками. То есть они не отвечали не только условиям хранения экспонатов, по своей ветхости не отвечали элементарным условиям сохранности коллекции в них, невозможно было принимать людей, потому что в музеях зимой, например, был лютый холод. Температура и влажность, которые влияли на вещи и на людей, были выше нормы. Фактически музей разваливался на глазах. Поэтому за дело с величайшей осторожностью и бережностью, согласуя каждый шаг с историческими документами, взялись строители и реставраторы.

На сегодняшний день работа сделана. Сегодня это уже наш мир, в который мы вошли и который мы должны возводить таким, каким он и должен быть - живым, пушкинским и абсолютно притягательным для всех, кто туда приходит.

Ощущение беззаботной жизни, которое было у большинства наших нынешних оппонентов, прошло. Нахлынула новая жизнь с новыми, неотложными заботами. Надо уметь достойно отвечать на вызовы нового времени, одновременно сохраняя верность.

- Есть ли в заповеднике мемориальные вещи?

- Для нашего музея они не имеют того значения, которое имеют, скажем, для Русского музея или для Эрмитажа. Наши подлинники - это пейзаж, который сохранился здесь в своих основных пропорциях. Он - подлинный пушкинский современник, который живет и по сей день.

- Кто охраняет использование имени Пушкина не только в духовной, но и коммерческой жизни?

- Никто. У нас была пара прецедентов, когда мы пытались потавить вопрос о том, что использование имени Пушкина должно все же быть контролируемым органами культуры, а не коммерсантами. На что коммерсанты нам отвечали: "У вас есть хорошие адвокаты, у вас есть деньги, чтобы выиграть суд с нами? Тогда давайте посудимся, посмотрим, кто выйдет победителем".

- Давайте от имени государства Российского придумаем акцию по защите имени Пушкина.

- Отличная идея!

- Что сегодня надо директору заповедника, кроме денег?

- Прежде всего люди, которые приходили бы в музей. Музей живет этим и будет жить, покуда к нам будут идти и приезжать.

- Мы пробовали говорить по поводу волонтеров и помощников. Кто сегодня помогает музею, кроме государства? Насколько государство выполняет свои обязательства?

- Государство является главным организатором всех работ в музее. В этом смысле у нас совершенно уникальная ситуация, поскольку, несмотря на то, что торжества 200-летия поэта закончились, государство (при советской власти этого не было) считает своим долгом выполнять свои обязательства максимально и по сей день.

- Ваши взаимоотношения с местными властями?

- Хорошие. Мы начали наше сотрудничество с земли. Так получилось, что специалисты, которые собрались в заповеднике в 94-95 году, при поддержке министерства и при поддержке Правительства смогли отстоять землю, и первое, с чего начали, - с восстановления границ. Мы сегодня в пределах охранных зон, в пределах границ музея-заповедника можем работать с нашими партнерами. Мы далеко от Москвы и Петербурга, поэтому крупного капитала у нас там не водится. Деревни существуют уже давно, заселены неким элитным составом - художники, инженеры и прочие творческие люди, которые понимают, что значит это место в их судьбе, и пытаются помочь, насколько могут, сохранить его от грубого вторжения со стороны вновь прибывающих. У нас нет пока такого сильного наката желающих построить многоэтажные дома напротив Михайловского, Тригорского, Петровского. Пока есть только один случай - это в деревне Дедовцы. Мы пытаемся упредить ситуацию, пытаемся работать с юристами, чтобы знать, как грамотно поступить, потому что законодательство крайне несовершенно, не гарантирует в случае грубого архитектурного вторжения защиты заповедника.

- Читательский вопрос. Михайловское недавно было реконструировано. Чем было вызвано столь существенное изменение в колористическом решении оформления фасадов? Дом производит впечатление новодела.

- Сразу могу сказать, что мы использовали только натуральные материалы. Есть, правда, современная краска. Во-вторых, чтобы сделать дома теплыми - а это важно и для экспонатов, и для людей, необходима была теплоизоляция современная, но неразличимая глазом. Если говорить о том, почему усадебные постройки заповедника напоминают современные европейские дома, то надобно знать, что в Пушкинскую пору все эти усадьбы строились (если это были мелкопоместные дома) по каталогам, как правило, французским или английским, так же, как и сегодня. Это были евростандарты того времени. Мы пытались вернуться к тем нормам и правилам, когда узнали, как дом был выкрашен. Нынешний цвет дома в Михайловском - был характерен для помещичьих построек России того времени.

- Что нужно сделать человеку, который хочет приехать к вам поработать, помочь музею?

- Сначала посчитать - сколько стоит проезд, сможет ли он себе это позволить. Самый щадящий билет из Москвы - это рублей 800. Дальше начинается вопрос, где остановиться и как жить. В музее 50 мест, часть из которых должны приносить доход, чтобы мы могли принимать на льготных условиях наших постоянных научных сотрудников. Значит, самое дешевое жилье обойдется в 50 рублей в сутки, а стандартное - от 150 до 200. Это без питания. Считайте. Если вы готовы ставить палатки, как делают большинство доброхотов, готовить еду на костре, везти тушенку в рюкзаках - пожалуйста.

- Надо ли вам предварительно писать, звонить.

- Лучше всего звонить по телефону: 8-811-46-22-321 для тех, кто просто приезжает. Это экскурсионное бюро. Если говорить о доброхотах, то четыре последние цифры 17-62.

Подготовил Юрий ЛЕПСКИЙ

  00:04 06.06