Внезапная страсть сестер Погоняловых.

Питерские сны в Москве.

Я вошел в гостиную и увидел большое старинное зеркало. Когда-то оно висело в петербургской квартире на Большой Морской, где проживал главный бухгалтер Балтийского завода Павел Федорович Погонялов с женой и дочерьми. Счастливое время: дача в Каломяги (нынешнем Комарове), ложа в Мариинке. Большие семейные чаепития... От той жизни осталось прекрасное зеркало, в котором отражаются странные, как сны, рисунки на противоположной стене.

То были акварели, дышавшие счастьем, для которого нет причин, и грустью, у которой причин сколько угодно - хотя бы от понимания (даже во сне!), что сон короток, а жизнь длинна.

- Их написали тетя и мама - Женя и Надя, тогда им было 17 и 18 лет, - говорит Лидия Ивановна. - Знатоки считают, что это своего рода шедевры. А ведь раньше они не рисовали. И, странное дело, спустя всего три года эта внезапная страсть прошла, будто ее и не было. Рисунки хранились у тети Нади. Умирая, она завещала их мне.

Я завидую людям, которым семейное прошлое подарило ощущение рода. Лидия Ивановна Каретникова давно уже уехала из Петербурга: не желая расставаться с театром Аркадия Райкина, где работала гримером, перебралась с ним в Москву. Но связь со своей семьей - дедом, бабушкой, тетками, матерью, - так же жива в ней, как жив Петербург на рисунках сестер Погоняловых, оставшихся ей в наследство.

- Бабушка моя, Елена Петровна, была известной в Петербурге модисткой, - рассказывает Каретникова. - В Гавани, на Большом Васильевском, держала шляпную мастерскую - "Салон мадам Погоняловой". Позже, когда мама и тетя начали вдруг рисовать, они по памяти написали и этот салон. Не забыли и то, как бабушка их одевала - вот, на этом рисунке, Надя и Женя фланируют по Невскому в модных шляпках.

В Гражданскую, когда в Питере наступил голод, дедушка вывез всю семью на юг. Жили в станице, которая раз пятнадцать переходила из рук в руки. Потом в Таганроге. Увозили столичных девочек, а пять лет спустя вернулись с провинциальными барышнями. В Питере уже бушевал нэп, жизнь била ключом, на каждом шагу соблазны, и главный из них - кинематограф. Это было, как солнечный удар: именно немое кино породило страсть к рисованию - буквально на всех рисунках на фоне Питера мечутся невероятные страсти и роковая любовь от Веры Холодной и Лилиан Гиш, от Ивана Мозжухина и Рудольфо Валентино.

- Мне кажется, - замечаю я, - будто все эти вещи написаны одной рукой.

- Да, рисунки по манере удивительно схожи, - соглашается Лидия Ивановна. - Но ведь девочки были охвачены одним порывом и, наверное, чувствовали одинаково.

Я всматриваюсь в чудные акварели, на которых как бы замерла юность далекого от нас поколения, и размышляю: что же все-таки побудило этих девушек на такой живописный взрыв? Что заставляло их изо дня в день, с такой эмоциональной жадностью - рисовать, рисовать, рисовать?..

Писали на тонкой бумаге цвета пергамента (с бумагой было трудно - отец приносил из заводской типографии заготовки для газет), красками, которые дарили соседки, тоже сестры, две старые аристократки. Одна из них сохранилась на рисунке - "играет" роковую графиню в "Пиковой даме".

- Этот оперный сюжет - из немногих, взятых из реальной жизни, - говорит Каретникова. - Девочек по-прежнему водили в Мариинку. Все остальное - грезы на темы киносвета, модных в то время песенок, приключенческих романов. Действие происходит на виллах и пляжах, в кафе и барах, в знойной Испании и гаремах "1001 ночи"... А это в номере гостиницы: вот убийца - убил соперника, а вот убегает та, из-за которой... Одной даме плохо - ей несут воду. Другая рыдает - тоже, наверное, была влюблена. - А этот сюжет, наверное, из песни "Притон трех бродяг"? - увлекаюсь я. - Бар, моряки, певица. Барменша уговаривает певицу подойти к богатому господину, а та упирается. А эта девица, напротив, влюблена в богача, но он ее в упор не видит. Страсти-мордасти! Но все герои очень стильные. Вы говорите, они не учились рисовать. Откуда же такая образность? Такое владение пространством? Тут столько персонажей, но никому не тесно - у каждого свое, органичное место. Скажите, а вы ощущаете здесь Петербург?

- Каждый рисунок, о чем бы он ни рассказывал, проникнут эстетикой Петербурга, Невского проспекта. Это его дыхание, его улицы, его архитектура.

Художник, зазвавший меня в дом Каретниковой, говорил так: "Ты увидишь рисунки, в которых есть какой-то гипноз - они притягивают и завораживают ощущением детской радости и предчувствием драмы". Теперь я, кажется, понимаю, что он имел в виду.

В этих акварелях как бы слились два мира: мир реальный, написанный по мотивам счастливого семейного прошлого, и мираж настоящего, в котором счастливы только в кино. Юные сестры жили в предчувствии, что скоро все это кончится и надо спешить, спешить зарисовать последние осколки уже треснувшего счастья. Ибо предстоит уже совсем другая жизнь.

Последние акварели датируются 1927 годом. Начинались эпохи индустриализации и коллективизации - время раскола жизней, семей, родословных.

- Судя по всему, у Жени и Нади был незаурядный талант. Неужели с тех пор они больше никогда не брались за кисть?

- Как-то, в блокаду, мама нарисовала для меня кукол и туалеты к ним - красоты невероятной! Но это был единственный случай.

- Вы когда-нибудь спрашивали у них - почему это вдруг кончилось?

- Нет, не спрашивала - просто не могла. Потому что знаю: в них это жило всегда - и за чертежной доской в КБ, где они проработали много лет, и в годы ленинградской блокады, и после смерти мужей (папа умер в блокаду от голода, муж тети Нади - после немецкого плена и здешних лагерей). Потому что видела, как иногда (очень редко) они доставали свои рисунки и плакали... Им досталась нелегкая судьба.

- А вам?

- В какой-то мере и я разделила эту судьбу. Мне всегда казалось, что я живу как бы согласно маминому завещанию. Как и она, я ужасно люблю кино, до сих пор схожу с ума от актеров моей юности: Греты Гарбо, Лоуренса Оливье, Олега Стриженова... Как и она, обожаю туалеты, хотя, как и ей, мне пришлось скорее о них мечтать, чем одеваться по вкусу. Всегда предпочитала Ленинграду - Петербург маминой юности. И так же, как и мама когда-то, вижу петербуржские сны.

ЛЕОНИД ЛЕРНЕР.

  00:04 18.10