Жизнь, как она есть.

Больная совесть.

До 2000 года Александр Иванович Кузнецов, председатель ТОО "Спас-Раменье", что в Ермишинском районе, не дожил несколько месяцев. В посевную, в роковое апрельское утро девяносто девятого, он, как всегда, поднялся спозаранок. Пришел к механизаторам в мастерскую, выписал всем наряды, отпустил людей. И оставшись один в конторке, где проводил рабочие планерки, наложил на себя руки. Было ему неполных сорок пять лет.

О чем думал Кузнецов в свой последний час, узнать не дано: предсмертной записки Александр Иванович не оставил. Совершенно ясно одно, что эта трагедия никак не могла произойти на так называемой семейно-бытовой почве. Он растил двух детей, с женой жил душа в душу, а что касается спиртного, так он его и капли в рот не брал. Пьющим технику не доверяют, а Кузнецов на ней работал всю жизнь.

Встречались мы с ним лишь однажды летом, за год до его кончины, беседовали недолго. Но остался в памяти этот человек, стоит перед глазами...

В Ермиши посоветовали: "Познакомьтесь с Кузнецовым.

Умница, трудяга, наш перспективный кадр. Недавно хозяйство возглавил. И какое! Самое отстающее. Да что мы говорить будем? Он сам все расскажет". За тем и поехал.

В Спас-Раменье подгадал к обеду. Женщины в здешней администрации уже варили картошку и по русскому обычаю пригласили гостя к столу. Выложили из домашних банок маринованные огурцы и грибочки, заварили густой, настоянный на лесных травах чай. В сельских конторах как? Все двери нараспашку, никаких секретов.

В комнату заглянул человек в рабочей куртке, по виду механизатор. "Пожалуй к нам, Александр Иванович", - заулыбались хозяйки. "Это наш председатель", - шепнула одна из них, удовлетворяя мое любопытство.

Кузнецов поздоровался, стеснительно присел в сторонке на краешек стула, и, как его ни упрашивали, от угощения наотрез отказался. Поминутно смотрел на часы, видно было, что ему некогда. И разговор с ним получился коротким. Он вообще был скуп на слова. О себе сообщил, что родился в соседней деревне Богатовке, и вздохнул:

"Это она когда-то действительно богатой была, а нынче - выморочное селение. Живут в ней всего два человека". А сам Александр Иванович, как окончил сельхозинститут, так и прижился в Спас-Раменье. Устроился в совхозе "Вперед", тоже к сему времени разорившемся, помощником комбайнера. Отсюда ушел на военную службу. Потом, после армии, полтора года работал трактористом, пока ему не дали первую в его жизни грузовую машину. С той поры двадцать лет, вплоть до нынешнего дня, он все за баранкой. Совсем недавно стал председателем товарищества. А до того никаких руководящих должностей не занимал - все в рядовых ходил. Вот, собственно, и вся трудовая биография Кузнецова.

А еще Александр Иванович сказал, что наконец-то его односельчане будут жить со своим хлебом. Новому хозяйству, слава Богу, выделили из фонда районной администрации в аренду пятьсот гектаров площадей. В Спас-Раменье, по его словам, "лемеха текли в отвалы" - здешние пески стирали сталь до прозрачности. В самые лучшие годы урожайность на этой бесплодной почве не поднималась выше пяти центнеров с гектара, а арендованная земля хорошая. Правда, добираться до этих полей далековато, тридцать верст надо отмахать. Но работать на них будут по вахтовому методу, и дело наверняка пойдет. Свои же, спас-раменские гектары, заложили под сенокос и пастбища. Все польза. А иначе что с них взять?

На том мы с Александром Ивановичем и расстались. По осени узнал, что собрал он по пятнадцать центнеров зерна с гектара, выдал его рабочим, засыпал семена.

Более того, помогли убирать урожай колхозу "Родина" и товариществу "Прогресс", за что, естественно, получили вознаграждение. Словом, вроде бы постепенно начали выкарабкиваться из нужды, благо и районные власти всячески шли Кузнецову навстречу. Порадовался за него.

И не думал, что следующую страду Александр Иванович уже не встретит, что останется без хозяина его нива, которой он так радовался.

Что же с ним случилось? Почему вдруг сломался этот крепкий человек? Чем больше думаю об этом, тем тверже прихожу к выводу: не должность, как считают некоторые, сгубила Кузнецова (дескать, взялся мужик-работяга не за свое дело), а тот переплет, в который он попал. Хотя, очевидно, и должность сыграла в его судьбе свою злосчастную роль. Не мог Александр Иванович относиться к своему председательству безответственно. Не таким был. Он, как вырисовывается его характер из бесед с сельчанами, чувствовал себя обязанным перед людьми, которые в него поверили, хотел всем помочь, сделать счастливее. Вспоминаю, с какой болью он говорил о своей родной деревушке.

"Жизнь, в общем, скверный анекдот. Хотим мы много - можем мало. Чего-то всем недостает. Одних забот на всех достало", - сказал поэт. Кузнецов так и метался между молотом и наковальней, чувствуя себя в ответе за все, в чем был и не был виноват. За зарплату, которую в бывшем совхозе "Вперед" задержали рабочим на много лет. За хилую экономику своего товарищества, в котором стал председателем без году неделя.

Ладно, дали ему во владение плодородную землю. А горючее, запчасти, сельхозтехника, минеральные удобрения? А цены на электроэнергию? Все это стоит немалых денег. Так ведь не может районная администрация при всем желании оплачивать эти расходы. И банки хозяйствам, подобным "Спас-Раменью", щадящие кредиты не выдают. Подо что, под какое такое имущество? И носил Кузнецов этот груз в себе, никому не показывая, как ему трудно.

Тягостным был для меня разговор с его женой, Надеждой Викторовной. Даже с ней, самым близким человеком, он не делился своими переживаниями. "Саша был по натуре человеком неразговорчивым и в душу свою никого не пускал, - рассказывала она. - Видела, что он мучается, все домогалась узнать, что его тяготит, а он - молчок".

Иной выбранится в сердцах, вы-плеснет наружу всю накопившуюся горечь, и ему легче станет. А Кузнецов был из породы молчунов, людей особенно ранимых и незащищенных, которые только на первый взгляд кажутся спокойными и невозмутимыми. Их не сразу поймешь.

"Вот и я спрашивала, когда его председателем избрали, - вспоминает Надежда Викторовна. - Ты и так дома не живешь, с утра до ночи на работе пропадаешь.

Ну, зачем тебе этот воз?" А он: "Жить, Надюша, надо, доколе ж нам нищенствовать? Будем работать честно, и все у нас получится". И друзья, видя его замкнутость и понимая, что за этим стоит, постоянно твердили: "Брось, Иваныч, себя обременять. Дела делами, а пришел домой, - отключись!" Не отключался. И жалеет Надежда Викторовна: мужа не уберегла.

В последний вечер вытащила его на природу. Ходили по улице, смотрели на молодую травку и деревья. Она и так и эдак пыталась Александра Ивановна разговорить, понять, что с ним творится, потому что сердцем чувствовала: что-то с ним не так. Кузнецов молчал. Она думала, что это от усталости. Днем он разгружал вручную вместе с рабочими минеральные удобрения. "Саша у меня был безотказный, ни перед кем не кичился. Надо было - за любую работу брался", - вспоминала Надежда Викторовна.

"Помню, остановились у хозяйственного гаража, возле мастерских. На него опять тень набежала. Я его поскорее от этого места, что-то веселое рассказывать стала, чтобы он отвлекся. А муж, знай, твердит мне по дороге:

горючее, горючее, горючее... Только одно на пути обронил: "Мало у нас внимания на фермы обращалось".

Боже ж мой, подумала, с чего же это он о фермах? А у нас действительно была тогда беда. Заболел скот туберкулезом, и много коров порезали. Видно, его это очень волновало. Так домой и воротились, почти словом не перемолвившись. А наутро его не стало..." Вспоминаю Кузнецова, его застенчивую манеру держаться и большие натруженные руки. И не покидает меня мысль. Ну почему наши мужики, работящие, со светлыми головами, совестливые, преждевременно, в расцвете сил уходят из жизни? Или таков удел Руси, что испокон процветают и благоденствуют в ней лишь бесчестные люди?

Леонид Соколов.

Ермишинский район.

  00:04 25.08