Друг мой, Коля...

ОЛИМПИЙСКИЙ огонь, зажженный Майком Эразионе от имени стоявших у чаши американских хоккеистов, видимо, был ударной заявкой авторов сценария торжественного открытия Игр. Незабываемая сенсационная победа сборной США над советским хоккейным монолитом, представляется мне, должна была не только напомнить о тех счастливых для Америки мгновениях, но и соединить как бы в патриотическом порыве прошлое и настоящее двух олимпийских столиц - 1980 года в Лейк-Плэсиде и нынешнюю в Солт-Лейк-Сити.

Давняя та хоккейная удача, названная на страницах респектабельной "Нью-Йорк таймс" как "олимпийская мечта, осуществленная в виде чуда на льду", по замыслу, должна перекликаться с теперешними надеждами болельщиков. И не случайно, возможно, Херб Брукс, "звездный" тренер тогдашней американской команды, и сейчас возглавил хоккейную дружину США.

Словом, все должно сыграть на настроениях американцев, чтобы как-то заглушить пережитую сентябрьскую трагедию и создать оптимистический фон и настрой нынешних Игр.

И вот в первый вечер, наблюдая за церемониалом открытия, подчас затянутого историческими мормонскими сюжетами, естественно, вспомнились дни 22-летней давности, проведенные в Лейк-Плэсиде. С моим незабвенным другом и коллегой Николаем Озеровым, с которым нас связывала сорокалетняя совместная работа, мы сидели в зимней одежде на открытой трибуне стадиона, готовясь к репортажу о начале той Олимпиады. Уже проведена техническая проба, и через пару минут по телеканалу мы скажем привычные слова: "Внимание! Говорит и показывает Лейк-Плэсид..." И стремительно понесется день за днем пребывание в Америке, наполненное заботами и тревогами, радостью и печалью...

Как неожиданный удар в конце Игр - финал хоккея. Шок поражения сборной СССР команде молодых американцев-студентов испортил настроение, хотя по числу завоеванных медалей наши олимпийцы превзошли всех участников.

Руководитель творческой бригады Гостелерадио Александр Иваницкий, вынужденный по делам вылететь в советское посольство в Вашингтон, оставил "на хозяйстве" меня, своего заместителя. Поручил явиться на прием, чтобы представлять советское телевидение, завершить некоторые финансовые дела в отеле, рассчитаться за наем автомобилей, сдать ключи от них и прочее, прочее. А главное - организовать традиционное интервью с председателем Спорткомитета Павловым. Занятый всеми этими заключительными заботами, попросил Аню Дмитриеву, известную теннисную чемпионку и еще более популярную как телекомментатор, поехать с оператором и записать итоговое интервью.

И все это - на фоне подготовки с Колей репортажа о закрытии Игр. И тут как снег на голову телефонный звонок из Москвы: слышу взволнованный голос Маргариты Петровны, жены Озерова: "Наум Александрович! Подготовьте Колю - Надежда Ивановна умерла..." Известие о кончине его матери, столь нежно и трогательно любимой, затмило все остальное. Реакцию моего друга нетрудно было предположить: "Наум, работаешь один, ты должен немедленно отправить меня в Москву". Немалых коллективных усилий надо было приложить, чтобы уговорить его остаться на закрытие Олимпиады. Но это был, пожалуй, худший наш с ним репортаж... Его печальное лицо со слезами, унылое молчание и жалостливый взгляд, просящий говорить за него, - все это довелось пережить в прямом эфире. Неимоверные усилия надо было приложить, чтобы обменять авиабилет Озерова, дабы он раньше всех нас мог улететь. Повезло еще, что я нашел популярного французского комментатора Леона Зитрона, знавшего немного по-русски и случайно вылетавшего с Колей одним рейсом. Вручив какие-то доллары на дорогу, с ужасной грустью проводил Озерова.

А тут возвращается расстроенная Дмитриева: Павлов отказался дать интервью. Уже в аэропорту Сергей Павлович, как бы оправдываясь, пояснил мне: "Я даже "Правде" отказал в интервью - хоккей, хоккей, хоккей..." А во время полета - мы возвращались одним самолетом с руководством советской делегации, фигуристами, биатлонистами - меня, слегка задремавшего от усталости и неприятностей, растолкал беспокойный и веселый Александр Тихонов, в четвертый раз ставший олимпийским чемпионом в биатлоне и державший рюмку в руках: "Только что в кабине пилота была связь с Москвой и мне велели подготовиться к выступлению на митинге в Шереметьеве. Вы должны мне помочь...".

Поразительны повороты судьбы. Можно ли было предугадать в этом полном оптимизма знаменитом спортсмене будущего страдальца от болезней, тюремного узника, ныне скрывающегося от следователей...

Возвращаясь к последним дням в Лейк-Плэсиде, замечу, что похоронить Надежду Ивановну Озерову все же успел. Товарищи по работе оперативно сумели увезти из аэропорта прямо на кладбище, где я "пристроился" к последним рядам провожавших. Теперь, увы, бываем с женой на этом же кладбище у могилы Коли.

Не хочется на печальной ноте завершать воспоминания. Как же любил мой друг шутку, веселые рассказы! Сколько раз мы с ним приглашали Райкина, Утесова, Хазанова, Ширвиндта к созданию юморесок на спортивные темы! А когда Николай ранним утром позвонил к нам домой из роддома, то на вопрос, кто явился на свет - наследник или наследница, с улыбкой произнес: "Как всегда, у меня перебор - двойня, теннисный микст...".

Маленький Коля стал теперь президентом "Фонда Озерова", в котором, как он доверительно мне сообщил, нет ни копейки денег. А став депутатом в одном из районов Подмосковья, где находится фамильная их дача, первым делом заасфальтировал улицу имени Николая Озерова.

Наум Дымарский,

НЬЮ-ЙОРК.

  00:04 12.02