Ему хочется покоя.

Без малого тридцать лет сердце великого армянского поэта заточено в колбу.

ИСТОРИЯ эта жуткая и вместе с тем прекрасная. Нигде, никогда ни о чем подобном я не читал и не слышал.

17 июня 1971 года в автокатастрофе разбился насмерть выдающийся армянский поэт, академик Паруйр Севак. Он переведен на русский язык, о нем много писала московская литературная пресса.

Вот его стихи: И сопоставьте, бетховенская глухота связана ли с возмущениями в атмосфере, с мощными взрывами на потрясенной земле, и, если связь существует, прошу, поясните, что, современники, можем мы в будущем ждать: множество новых бетховенов мир осчастливит или количество глухонемых возрастет?

Поэт не мог молчать, когда надо было говорить, не мог говорить ложь, когда требовалось говорить правду. Его сборник "Да будет свет", изобличающий страну в тенетах лжи, засыпающую, по севаковским словам, на гашишных подушках, был запрещен Москвой - не без помощи местных кротов. Поэт страдал. Неожиданно в далеком Бейруте соотечественники издали опальный сборник. "В Ливане выпустили книгу, а на родине запретили", - возмущался он.

После трагической гибели Паруйра Севака Армения беспокойно перешептывалась: "Его убили, с ним расправились власти". Непросто даже по прошествии почти трех десятков лет с уверенностью сказать, так ли это было на самом деле. Но тогда бюро ЦК КП Армении заседало день напролет, чтобы решить вопрос о месте погребения поэта: в ереванском пантеоне, где покоится прах великих сынов армянского народа, или в деревушке Советашен, во дворе родительского дома под любимым абрикосовым деревом. В конце концов поэта похоронили в деревне, мотивируя тем, будто такова была воля усопшего.

Олимпа славы и всенародного признания Севак добился после выхода поэмы "Неумолкаемая колокольня". Творение посвящено великому армянскому композитору Комитасу, гению с трагической судьбой. После смерти Комитаса перевезли из Парижа в Ереван и предали земле в том самом пантеоне великих, где годы спустя режим отказался захоронить автора поэмы "Неумолкаемая колокольня". Великий герой и великий автор, братья по духу, оказались разлученными страхом.

Теперь передадим слово близкому другу Паруйра Севака, ереванскому юристу Ашоту Тадевосяну:

- Когда стало известно, что поэту отказано в усыпальнице национальных святынь, что и после смерти Севаку и Комитасу предстоит быть разлученными по прихоти чиновников, я, потрясенный гибелью друга, решил вымолить в морге его сердце. На коленях упрашивал об этом врача. Приводил исторические примеры: сердце Шопена погребено в Польше, байроновское - нашло вечный покой в Лондоне... То ли примеры из жизни знаменитостей, то ли мои слезные уговоры подействовали, но врач наконец сдался, поместил сердце друга в сосуд с формалином и передал мне. По понятным причинам об этом мало кто знал.

Десять лет Ашот Тадевосян хранил дорогой сосуд дома. Потом перенес его в свой рабочий кабинет и замкнул в сейфе.

- Мне было очень тяжело поначалу, потом стало вообще невмоготу, - признается Ашот Тадевосян. - А добиться, чтобы сердце поэта захоронили рядом с Комитасом, не удавалось.

Так продолжалось двадцать лет. Уже в независимой Армении Тадевосян по республиканскому телевидению поведал о невеселой эпопее севаковского сердца. Откликнулся только министр культуры - посоветовал передать сердце в музей литературы и искусства. Юрист так и поступил в надежде, что дорога в пантеон от музея короче, чем от его рабочего кабинета. Музейный чиновник зарегистрировал новый необычный экспонат... Потом спрятал в запасник... Потом забыл...

Левон Мкртчян, академик:

- Когда убили Гарсиа Лорку, жизнь, говорили его друзья, овдовела. В Армении жизнь овдовела, когда погиб Паруйр Севак. Я, признаться, не знал, что сердце поэта не похоронено. Конечно же, оно должно быть предано земле и безусловно, в пантеоне. Кощунственно хранить сердце в музее. Не по-христиански.

Зорий Балаян, писатель, врач:

- Дело не только в соблюдении христианских традиций. Как сказал один из ученых-кардиологов: "Да простят влюбленные, но сердце - всего-навсего нагнетательный насос". Мы имеем дело с обыкновенными волокнами поперечно-полосатой мускулатуры, и никакой формалин не сохранит их в первозданном виде. Нельзя, чтобы сердце поэта продолжало оставаться банальным анатомическим экспонатом.

Давид Шахназарян, депутат Национального собрания:

- Не хотелось бы повторять прописи: дескать, достойно проводим в последний путь... Стоит ли очевидное опошлять тривиальными вздохами? Великие умы и сердца, герой и творец - пусть они будут рядом.

Сильва Капутикян:

- Сердцу Севака место в пантеоне, куда мы можем прийти и поклониться.

Грант Матевосян, председатель правления СП республики:

- Кладбище великих армян станет только величественнее, обретет особую значимость, если сердце Севака найдет покой по соседству с классиком национальной музыки Комитасом. Однако на захоронение потребуется значительная сумма. Где ее найти?

Генрих Бахчинян, доктор филологических наук, директор Музея литературы и искусства:

- Я беру на себя сбор средств. Никакой помпезности нам не нужно. Паруйр Севак жил скромно и не признавал показухи. Наш долг - следовать его принципам.

Там, где покоится прах Уильяма Сарояна и Мартироса Сарьяна, Арама Хачатуряна и Сергея Параджанова - там, в национальном пантеоне, место севаковскому сердцу. И если из далекой Америки привезли прах Сарояна и достойно предали отеческой земле, то неужели не в силах захоронить сердце поэта горькой судьбы?

Отмахнулся в свое время от проблемы теперь уже бывший президент Левон Тер-Петросян. И сейчас молчат госмужи. Увы, глухонемых и незрячих было немало во все времена. Незадолго до гибели Севак писал:

Грудь моя - посмотри -

Лацкан для ордена.

Орден-сердце,

Носят его внутри.

Пожалейте исстрадавшееся сердце поэта! Ереван.

АРМЕН ТИГРАНЯН.

  00:04 16.07