Родине нужны холуи, а не журналисты.

Процесс Григория Пасько это доказывает.

Наш коллега Виктор ТЕРЕШКИН обладает уникальным опытом: он от начала и до победного конца защищал своими статьями Александра Никитина, он был с Григорием Пасько каждый день скандального процесса. Сегодня "ОГ" предоставляет ему слово.

Почему своей мишенью флотские фээсбешники выбрали именно Пасько? Да потому что с 1991 года, поверив в то, что страна стала другой, Григорий писал о самых больных проблемах флота: о протекающих хранилищах с радиоактивными отходами, засекреченных авариях, моряках, умирающих от лучевой болезни, затоплениях устаревших боеприпасов на малых глубинах, взлетающих на воздух арсеналах. В 1993 году он написал в газете "Боевая вахта", что на ТОФ подготовлен доклад по экологии (с грифом "Секретно"). Комментируя этот гриф, один из офицеров сказал: "Если это рассекретить, то народ пойдет с оружием на военных". Чего стоило одно расследование обстоятельств продажи в Южную Корею тяжелых авианесущих крейсеров "Минск" и "Новороссийск"! Оба крейсера были битком набиты секретной аппаратурой. Естественно, без прикрытия местной ФСБ операцию по продаже проворачивать бы не стали. Он же провел расследование гибели 39 офицеров и матросов на сгоревшем ракетном корабле "Муссон". Настырный журналист интересовался - а куда делись миллионы долларов, выделенных Японией на постройку установки по переработке радиоактивных отходов? Почему корабли годами стоят у стенок, а количество адмиралов все растет?

А кроме изжоги от острых публикаций флотскую ФСБ глодала личная обида: несколько раз ее офицеры пытались вербовать Григория, а он их посылал, куда следует.

Июльский Владивосток встретил холодным дождем. Стальная дверь Тихоокеанского флотского военного суда с лязгом захлопнулась за спиной. Этот лязг до сих пор стоит в ушах. Судебный зал заполнен коллегами. Слепят блицы фотографов. Духота парной. Неистребимый запах казенного дома. Запах беды. Через двадцать минут судья объявляет, что процесс будет идти в закрытом режиме. Всех журналистов просят очистить помещение. И я остаюсь один перед закрытой дверью.

Наша команда - это адвокаты Анатолий Пышкин и Иван Павлов, Александр Ткаченко - общественный защитник. Из-за закрытой двери я слышу их голоса. Громче всех, тревожней голос Гриши.

С тех пор как мы виделись в Москве, а потом в Питере, он очень изменился. Часто бывает напряжен, замкнут. Я тогда задавал ему вопросы и не понимал, почему он отвечает на них односложно, порой резко. Теперь - знаю. Между нами все время была незримая черта. Потому что в случае обвинительного приговора мы оставались на свободе. А ему предстояла тюрьма.

Когда в городском суде Петербурга шел процесс по делу Никитина, на двери зала вывешивалась табличка "Не входить. Идет закрытое заседание!". Возле дверей всегда дежурил милиционер. Здесь все с провинциальной простотой. Таблички нет, дверь полуоткрыта. Судебные заседания заканчиваются в шесть, а то и в семь вечера. Адвокаты, Ткаченко, Григорий выходят из зала измочаленные. Процесс тянется, как кошмар, регулярно приходящий во сне. Свидетели зачастую ничего не могут показать по существу. Суд старательно выполняет указание военной коллегии Верховного суда "расследовать дело всесторонне". И гребет свидетелей такой частой гребенкой, что адвокаты называют их "пустосвидетелями".

В девятнадцатый день процесса допрашивали Николая Лысенко, бывшего заместителя командующего ТОФ по эксплуатации и ремонту, ныне директора ДальРАО Минатома. Этот вице-адмирал рубанул по-простому: чем меньше журналисты пишут об экологических проблемах, тем лучше для флота. Если бы журналисты не поднимали шум, флот и дальше бы спокойно сливал жидкие радиоактивные отходы в Японское море.

Двадцать первого августа допрашивали шесть свидетелей. Четверо из ФСБ. Адвокаты при их допросе вскрыли массу потрясающих своим цинизмом подробностей. Офицер ФСБ Алексеев, производивший обыск на квартире у Пасько, сказал, что список изъятых документов он подписал лично. Что все, что он изъял, в списке есть. Адвокат Пышкин попросил его найти в списке изъятые им документы. Двадцать минут офицер ФСБ елозил носом по списку. И не смог ничего найти. Александр Ткаченко уверен - теперь на деле можно ставить крест. Судье должно быть абсолютно ясно: все десять документов, на которых строится обвинение, сотрудники ФСБ подсунули.

В сентябре из Москвы прилетели эксперты 8-го управления Генштаба. Они уже давали заключение о степени секретности документов, которые были якобы изъяты во время обыска на квартире у Григория. Теперь они вновь их изучили и пришли к выводу, что секретна лишь часть документов. Адвокаты дотошно допрашивали экспертов, те в ответ зачастую ничего внятного сказать не могли. Более того, все их оценки основывались на секретном, нигде не опубликованном приказе министра обороны 055. Который к тому времени решением ВС уже был признан незаконным.

Мне запомнился один из экспертов - Порядный. Коротко стриженый, плотно сбитый. В один из перерывов судебного заседания курили рядом. Он заговорил, и меня словно окатило помоями. Оказывается, все мы, Пасько, адвокаты, я - шпионы, агенты ЦРУ, "голубые", продались за сигареты.

К концу октября было допрошено пятьдесят четыре свидетеля. Наша команда уверена, что судья - подполковник юстиции Дмитрий Кувшинников - получил все доказательства полной невиновности Пасько, успел убедиться: дело - сфальсифицировано. Сотрудники ФСБ подделывали подписи, успели уничтожить аудиозаписи телефонных разговоров Григория с японскими журналистами. Даже в оставшихся расшифровках нет доказательств вины подсудимого. Обвинение и экспертиза построены на пресловутом приказе 055.

Сорок шестой день процесса. Ровно в десять в зал чинно проследовал адмирал, первый зам главкома ВМФ Захаренко, 55-й свидетель. Из зала вышел бодро, тпрукая себе под нос "Катюшу". По сияющему лицу прокурора Александра Кондакова я понял, что произошло нечто важное для обвинения: Захаренко заявил, что, когда перевелся в Москву, понял - в записях, которые Пасько сделал на разборе учений, содержатся сплошные военные тайны. Адвокат Анатолий Пышкин в своем комментарии сказал: - Адмирал договорился до полнейшего абсурда: мол, в записях - а они поместились на одном листочке бумаги обычного формата - раскрыт замысел Главкома флота о применении стратегических сил флота, связанных с выполнением задач, поставленных верховным главнокомандующим, президентом России. Сколько офицеров, вплоть до адмиралов, изучали эти записи на протяжении четырех лет, дважды их исследовали эксперты 8-го управления Генштаба, и никто не усмотрел ничего подобного. А еще Захаренко заявил, что, когда прочитал в газете заметку о том, что Пасько арестован, тут же решил провести реформу на ТОФ. И перебазировал отдельные воинские части, корабли, подводные лодки. Это же позор для командующего флотом - принимать такие решения на основании заметки, не вызвав начальника ФСБ флота, прокурора флота, не выслушав заместителей, начальников управлений.

И пришел последний, пятьдесят шестой день процесса. День приговора. Рослые морские пехотинцы заполнили лестницу и коридоры суда, судебные приставы дежурили в зале. Судья Кувшинников дочитал приговор. Я увидел, как Григорий, помертвев лицом, снял с руки часы, положил их на стол. Режиссер, ставивший это судебное шоу, постарался. Григория завели в клетку. Дали телевизионщикам отснять эту картину. Надели наручники и вывели из зала в караульное помещение. Адвокат Иван Павлов прошел вслед за приставами и спустя десять минут вернулся в зал. Молча положил на стол Гришин галстук. Для Пасько снова начался путь в тюремный ад.

Сейчас Григорий Пасько, журналист, поэт, писатель, сидит в одиночной камере. Нет больше на Тихоокеанском флоте журналиста, который не боялся говорить правду. Теперь если и случится на кораблях или атомных подлодках авария, разольется ядовитое топливо, приморцы об этом узнают в последнюю очередь. Шкурой почувствуют. В том, как охотно адмиралы говорят правду, мы уже убедились. После катастрофы с "Курском".

  00:04 17.01