Культура мальчикового размера.

Валерий Кичин.

В нее пытаются "одеть" все население страны.

КОГДА отцы и дети дерутся, семьи нет. Когда семьи нет - нет жизни. Это закон не только гор, но и всего человеческого общежития.

В нашей вечно новой России растет и набирает силу занятный мотив. Если сформулировать его наиболее аккуратным образом, получится: наши гребаные папы что-то зажились на белом свете!

Песню эту можно было бы назвать людоедской, если бы она более не походила на боевой гимн сбежавшего с уроков пэтэушника. Пэтэушник торопится жить, он как кролик - хочет каждый час жениться, но вообще не хочет учиться. И ему постоянно кажется, что его законные места в жизни почему-то заняты другими.

На самом деле это не так: сбившись в кучку и почувствовав вкус свободы, которую новоросс трактует как вседозволенность, пэтэушник вполне преуспел в реализации своих амбиций. У него уже есть свои пэтэушные журналы, газеты и интернет-сайты, свои телепередачи и своя критика, где слово "папино кино", к примеру, стало самым крепким ругательством.

Людоедский мотив расползается по стране: ничему не учившиеся физические лица и паству свою учат ничему не учиться.

Праздник непослушания начался еще в год перестройки. Это тогда, к примеру, безусый и совсем не бездарный журналист со страниц одного журнала предложил всех, кто достиг тридцати лет, расстреливать - тогда, мол, и заживем свободно. И для примера тут же размазал по стенке хорошую киноактрису, которая виновата перед ним была только в том, что еще ходила по земле и даже иногда появлялась на экране.

Его раздражали не столько конкретные пожилые актрисы, сколько связанные с ними память, история и культура, которой он не учился и, как любой Митрофанушка, учиться не хотел.

Теперь ему самому уже далеко за тридцать, и я все жду, когда он как честный человек застрелится. Но он забыл, о чем писал, хотя помнит своих стратегических врагов и по-прежнему ведет из окопов масс-медиа методический отстрел объектов памяти, истории и культуры.

А вот и дама, хоть и немолодая, публикует в Интернете текст под названием "Никак не уходящая натура". Узнаете мотив? Речь в тексте идет о недавней церемонии вручения кинематографической премии "Ника", и даму особенно раздражает "опять память Второй мировой войны!", а также то, что академики "Ники" - "пожилые усталые люди". Даме не слишком везет в профессиональной жизни, и она полагает, что это просто кто-то засиделся на ее законном месте, ей повсюду мерещатся усталые старики. Усталый старик Николай Лебедев, усталый старик Владислав Галкин, усталый старик Ильдар Жандарев и другие члены академии "Ника". Хотя "Ника" на самом деле не академия (собрание мудрейших), а всего лишь большая игра, "кино про кино", и делается руками разных поколений: там много людей ниже среднего возраста. Но это все не важно. Старик, как и дама, инстинктивно понимает: это тот, кто успел сделать в жизни что-то дельное.

Здесь момент принципиальный. Старик в понимании пэтэушника - понятие не возрастное. Старик - это живой укор смутной пэтэушной совести. Что-то умеющий колет глаза не умеющему ничего. Что-то знающий мозолит седалищный нерв неучу. Не умея построить сам, неуч в ярости молотит кулаками по уже построенному до него.

Поэтому излюбленный объект неуча - история и ее люди. Но это не просто "физические объекты". С ножовкой на старушку - это что-то из Достоевского, и мелко, и неинтересно. Неуча раздражают не столько седины истории, сколько мораль, которая ею выработана. Мораль для него - это хлам, по-новорусски - трэш.

И правда: какой идиот будет всерьез принимать клич "не укради" в стране, где ворует каждый второй! Какой чудак будет тянуть свое "не убий" под аккомпанемент ежечасных телесводок о новых сенсационных трупаках! Про тезис третий - "не прелюбодействуй" - в кругу сексуальных гигантов всех оттенков и направлений и говорить смешно.

У нас сегодня все реалисты, а идеалисты с идеями - уходящая натура.

Пэтэушники берут не умом, а числом. И по результативности своих действий эта орда, если иметь в виду историю смутных времен в России, сравнима разве что с татаро-монгольским игом. За полтора десятилетия она сумела превратить одну из самых образованных стран мира в одну из самых безграмотных, а низ и верх поменять местами: стыдное стало предметом доблести, уродливое - красивым, вонь - ароматом. От идеалов пэтэушников тошнит, и жить они предпочитают моментом - после них хоть потоп.

Самые амбициозные представители этой новой орды именуют себя элитой и "випами", обзавелись своими масс-медиа, соразмерной им культурой и мигалками на машинах. Причем рулят только против правил - как бы противопоставляя себя законопослушному быдлу. И только собственные интересы считают интересами историческими и национальными.

В результате телевидение из средства просвещения и культурного отдыха стало средством зашибать большую деньгу, строить виллы на побережьях. Вся страна оказалась у ТВ в заложниках: что ему кажется выгодным - то и хорошо. Пушкина, Толстого и других стариков там спихнули с насиженных мест, заменили Нагиевым и Киркоровым, вместо "Дневника Печорина" гонят "Большую стирку", вместо Андроникова там Малахов, а вместо Лемешева - "Мумий Тролль". Более того, перечисленные мною имена (Печорин, Андроников, Лемешев и прочая ушедшая натура) для современного уха даже звучат незнакомо - все наличные ячейки головного мозга заняты подробностями личной жизни группы "Тату". Из всей кладези мировой премудрости потребителям "больших стирок" знакомы разве что Лимонов с Сорокиным, да и те по криминальной хронике.

Как кому, а мне это не кажется большим прогрессом и новым рывком к интеллектуальным высотам. Стирка - это когда из памяти методически стирают наслоения времени, включая знания и культуру. Сознательное общество в результате "Большой стирки" становится сборищем манкуртов.

...На той недавней церемонии "Ники" с экранов в зал смотрели лица ушедших мастеров. А на сцене принимал премию "За честь и достоинство" писатель Борис Васильев, создатель еще недавно всенародно любимых книг и фильмов. Он стоял на сцене живым укором сидящим в зале и благодарил их за то, что они прервали его одиночество. Что подарили ему минуту признания. Что этим минутным счастьем продлили ему жизнь.

Зал хлопал и бросал ему заранее заготовленные администрацией белые бумажные самолетики, это было залу совсем не трудно и даже забавно. Зал даже не чувствовал себя виноватым - он ведь сделал приятное уходящей натуре, а читать старые книги или смотреть старорежимные фильмы будет много чести. И было ясно, что одиночество старого писателя - категория тоже не возрастная. Это одиночество вопиющего посреди пустыни. Пророка посреди питекантропов, которым пророки не нужны. Гения посреди слепоглухих, не знающих, что такое прекрасное.

Зал это понимал, но уже только частично: он и сам был приютом вымирающих иллюзий, среди подсадных жизнеутверждающих девочек в нем еще сидели отдельные особи, способные отличить Бетховена от Киркорова.

А в самой жизни потребности в гениях и пророках как бы уже и нет - вместо них у нас гороскопы.

Сомкнули очи гении - все разрешено! Даже их незримое присутствие, которое еще недавно сторожило наши интеллектуальные, эстетические и этические высоты, постепенно становится неразличимым. Тень отца Гамлета бессмысленна, если нет Гамлета и некому хлопотать о цепи времен.

Что останется новорусскому человечеству? Читайте басню "Мартышка и очки": "То их на хвост нанижет, то их понюхает, то их полижет". Как загнать это стадо обратно в клетку, освободив дорогу науке и культуре, никто пока не придумал.

Хотя, может быть, как раз от этого и зависит судьба России.

  00:04 25.04