09-09-2004 Российская культура презрения Русские всегда срезают углы, перескакивают через заборы и никогда не ходят проторенными тропами Снова все хотят знать, куда же движется Россия.

Суд над Михаилом Ходорковским и возможное банкротство его компании "Юкос", крупнейшей компании России, породили вопли о том, что президент Путин возвращает страну к старым недобрым временам диктатуры. Но при оценке того, куда идет Россия, от политического и экономического анализа толку мало. Судьбу России определяет ее социальная культура. Действительно, России мешает двигаться вперед отнюдь не ее политическая система, и причина во все времена заключалась не в ней. Независимо от того, жили ли россияне при монархии, коммунизме, ельцинской ковбойской рыночной экономике или путинской так называемой диктатуре закона, результат всегда был один и тот же - система презирает своих граждан, вызывая равную по силе противодействующую реакцию в виде насмешек и недоверия. Российский капитализм ненавидит потребителя не меньше, чем ненавидел его в прошлом российский коммунизм. Россияне, пришли ли они к кому-то на прием или ожидают, пока их обслужат, убеждены в том, что их ограбят и будут обращаться с ними грубо, и поэтому защищаются напускным равнодушием. В таком положении вещей не стоит обвинять ни систему, ни людей. Оно происходит отчасти от того факта, что Россия - "подражательная" культура. Первыми правителями России в 60-х годах IX века были варяжские князья, приглашенные для наведения порядка в стране: казалось, даже тогда россияне не верили в то, что могут успешно управлять собой сами. Иногда российское подражательство порождает гениальные произведения. В конце концов, Пушкин и Гоголь первоначально опирались на немецкие и французские образцы, хотя благодаря одной лишь их оригинальности они очень далеко ушли от подражания. Но России просто не удается копировать практические вещи, наподобие законов и экономических моделей, настолько же хорошо, как удается ей преобразовывать культурные импульсы в произведения искусства с русской душой. Ее практические заимствования неизменно получаются мертворожденными, главным образом из-за твердо укоренившейся в стране культуры презрения. Взгляните на Москву, эту многоопытную подражательницу (хотя и не идущую в этом смысле ни в какое сравнение с Санкт-Петербургом, этим итальянизированным городом на Неве в стиле барокко). В Москве сегодня есть все внешние признаки высокоразвитого капитализма: Prada, Fouchon, Rolls Royce. Московское Cafe des Artistes - самое изумительное французское бистро, какое только можно найти. Но, как обычно в России, чего-то не хватает - подобающих столовых приборов. Попросите у официанта нож для мяса, и он ответит вам таким взглядом, как будто вы попросили у него меч. В некоторых ресторанах посетителей встречает охранник, который грубо спрашивает, чего им нужно, как будто они зашли купить марок, а не пообедать. Конечно, охранники знают, что их обязанность заключается в том, чтобы всем было уютно и безопасно, но гулаговское представление о том, чем занимается охранник, слишком уж запечатлелось у них в сознании. Их настоящая работа заключается в том, чтобы "противостоять" - и в этот раз теми, кому они "противостоят", оказываются посетители. Само существование других людей вызывает у российских охранников подозрения, и кто скажет, что они так уж не правы? В конце концов, заказные убийства и беспорядочная стрельба в ресторанах - это обычное дело, а идея избыточной защиты от всех восходит к советским временам, когда социальное презрение прикрывалось интересами общественной безопасности. Стоит ли в таком случае удивляться, что русские всегда срезают углы, перескакивают через заборы и никогда не ходят по предназначенным для этого тропинкам - эти тропинки прокладывались не для того, чтобы облегчить людям жизнь, а для того, чтобы их контролировать. Действительно, ограды и заборы в России обычно возводят там, где должна быть пешеходная дорожка. Но, возможно, власти и правы, стараясь удержать нас в узде. Всякий, кто хоть раз летал в Россию, видел такую сцену: как только капитан просит пассажиров оставаться на своих местах до полной остановки самолета, все россияне, которые только есть на борту, немедленно вскакивают и начинают толпиться в проходах, как будто это их последняя возможность выбраться наружу. Они в глубине души убеждены, что система за ними охотится, даже если эта система представлена самолетом из другой страны, совершающим коммерческий рейс. Простейшие вещи сначала усложняются, а затем уничтожаются этой культурой подозрения и презрения. Я как-то зашла в Москве пообедать на "шведский стол". Выбор блюд был огромным, что-то вроде типичной постмодернистской российской "сборной солянки": суши, салат, борщ, мясо и капуста. Но под это пиршество посетителям выдавали лишь маленькое блюдце, и принцип "шведского стола" - столько, сколько вы сможете съесть, - сводился на нет. Разрешалось взять только одну порцию. Посетители, зная, что такое "шведский стол", понятное дело, пытаются запихнуть в это маленькое блюдце как можно больше еды, накладывая суши поверх ростбифа. Если вы осмеливаетесь попросить тарелку большего размера или дополнительную порцию, официантка одаривает вас этим испепеляющим советским взглядом - слишком многого хотите. Советский социализм считал, что его граждане недостойны вообще никакого сервиса, российский капитализм полагает, что вы не в состоянии контролировать свой аппетит. Так и живет Россия, затевая революционные перемены и нисколько не меняясь. Неизлечимая подозрительность, страх друг перед другом, повсеместное презрение, подтверждающиеся каждый день на больших и малых примерах, - вот наше неизменное состояние общества. Нина ХРУЩЕВА, преподаватель международного дела в университете Новой Школы (США). ("Project Syndicate")

  00:04 09.09