Обожженная душа репортера.

К 10-летию самой крупной железнодорожной катастрофы мира.

в Аше открылась персональная выставка фотокорреспондента "Вечерки" Александра Чуносова, ставшего одним из первых очевидцев трагедии.

50 снимков размером 50х60 запечатлели трагические мгновения катастрофы.

Я помню снимок искореженного обуглившегося состава "Новосибирск - Адлер", который висел на стене редакционного коридора, а затем вместе с другими Сашиными работами был напечатан во многих крупнейших зарубежных изданиях:

"Обсервер", "Индепендент" и других. На эти фотографии было невозможно смотреть: сердце сжималось от мысли о случившемся. Все снимки выставки можно назвать по-настоящему уникальными. Тогда, когда все это случилось, ни у кого не было даже мысли расспросить Сашу, как он успел, сумел запечатлеть эти моменты. И только сегодня в связи с открывшейся экспозицией мы решили рассказать об истории самих этих кадров. Спустя десять лет мы возвращаемся к событиям тех дней.

4 июня Саша снимал на Алом поле митинг. Был полдень, когда он услышал страшное сообщение. Первая мысль была мгновенной: "Ехать, а у меня всего полторы пленки". Потом понял: главное - добыть разрешение на съемки, пропуск в оцепленную зону. Позвонил генералу Смирнову, возглавлявшему областное управление внутренних дел. Тот предупредил своих людей, чтобы содействовали репортеру. Совершенно случайно встретил на улице фотокорреспондента ТАСС Бориса Клипиницера - тот с граблями возвращался из сада. "У тебя "жучка" на ходу?" - спросил Саша. Борис Михайлович "врубился" в одну минуту. Забежали домой, захватили несколько бутербродов и к четырем часам, промчавшись со скоростью 120 км в час по абсолютно пустынному шоссе, прибыли на место трагедии. В пути их останавливали на блокпостах, но Саша "размахивал" именем Смирнова, а Бориса Михайловича, в волнении забывшего "корочки" корреспондента ТАСС, представлял как своего шофера. В самой Аше никто ничего толком не знал, сориентировались, глядя откуда мчатся "скорые". Последний блокпост они бы не миновали - туда генеральское указание пропустить еще не дошло, но по случаю Саша накануне снимал именно этих ребят-омоновцев, и они дали "зеленый свет" журналистам.

Природа здесь горная, и чтобы попасть к месту взрыва, надо было преодолеть маленький, по колено, ручеек. Но только что случилась гроза, и внезапно ручей вздулся, превратившись в бурную речку.

Репортеры бросили машину в каких-то кустах, сняли одежду, завернули в нее аппаратуру и с узлами на головах преодолели неожиданное препятствие. А дальше Саша еще раз поблагодарил судьбу за профессию: он встретил вертолетчиков из Уфы, которых тоже снимал накануне. Те дали фотокорреспондентам для съемки свободный вертолет.

.

- Мы летели над местом катастрофы на высоте где-то метров 50, - рассказывает Саша. - И вдруг в вертолете запахло горелым мясом, тлеющими шпалами, лесом и еще не знаю чем. Это было страшно. Я снимал, а у меня текли слезы. Вдруг вижу - на шпалах стоит Горбачев. Все было, как в страшном сне, я даже не удивился, увидев вот так близко генсека. "Воздух" тогда был закрыт из-за него, кроме нас, в небе никого не было. Мне повезло.

Когда я снимал сверху, Горбачев был на земле, когда я снимал внизу, Горбачев облетал место трагедии на вертолете. Если бы наши пути пересеклись, то охрана, конечно бы, засветила все наши пленки - это ее обычная практика. Я снимал все, что видел, в каком-то совершенно непонятном душевном состоянии, почти шоковом. Бульдозер, который сгребал вагоны и человеческие останки на обочину: надо было скорее восстанавливать движение.

Потом эти снимки у меня попросил Андрей Дмитриевич Сахаров, который никак не мог поверить, как можно было сгребать все это в одну кучу, когда вагоны еще дымились и останки можно было идентифицировать. Тогда же я сделал фотографию в операционной человека, у которого было 80 процентов ожогов.

Ничего невозможно было разобрать, но сколько людей "узнали" в нем своих погибших родственников! Родственники погибших мечтали о страшном: найти останки близких, чтобы похоронить их.

Там я впервые узнал, что за час до катастрофы по этому месту прошел поезд в "сороковку" и обговаривалась версия взрыва, связанная с этим моментом. Я снимал английских врачей-добровольцев, микрохирурга Стюарда Ватсона, который до этого поработал в Армении во время землетрясения, австралийца Патрика Дьювана и, конечно, нашего Романа Иосифовича Лифшица, возглавлявшего ожоговый центр. Все они делали чудеса. За сутки я прожил в Аше целую жизнь. Мне кажется, там обгорела и моя душа. На следующий день я был в Челябинске, вечером в "Вечерке" уже вышли мои снимки, еще через день сделал по предложению Володи Богдановского выставку в "Каменном поясе".

На ней побывало много иностранцев, они попросили меня продублировать снимки, увезли их домой, и спустя время я получил приглашение открыть экспозицию в Англии. Так побывал в Лондоне, два месяца проработал в английской газете "Индепендент".

Через год я снимал первый "поезд памяти", который 3 июня с родственниками погибших прибыл в Ашу. Аша стала моей темой, частью моей жизни. Недавно получил из Австралии от Патрика Дьювана письмо, где он написал стихи обо мне, об Аше, о своих детях - в общем, о жизни, где все так переплетается.

Прикоснувшись к этому, уже никогда не расстаешься с пережитыми ощущениями...

Лидия СТАРИКОВА.

  00:04 24.05