Застекольщик Дунский.

Владислав Янелис.

В МОСКВУ из Хабаровска приехал человек и привез около восьми десятков художественных полотен. Ради экономии денег на провоз большую часть работ он освободил от рам и скатал в рулоны. Половина картин - его собственные, половина сделана его собратьями по цеху и друзьями из группы "5+2".

Зовут его Юрий, фамилия Дунский. Невысокий. Как положено художнику, с бородой. Говорит тихо, как бы все время извиняется. Ну, приехал и приехал. Художники - они вообще часто и много перемещаются. Но Дунского, по большому счету, в Москве никто, кроме друзей, не ждал, никакая галерея его не приглашала, ничего ему толком не обещали. А поездка-то из Хабаровска до Москвы очень затратная, трудоемкая и нервная. В общем, рисковый человек, нерациональный.

Хорошо, что у него есть свои люди в нашей редакции. От художничества хоть и далекие, но по-человечески надежные. Они позвали Дунского в "РГ", показали стены, где могли бы висеть его картины. Художнику стены понравились, и за один день общими усилиями развесили лучшую часть его коллекции на нашем пятом этаже.

Смотришь, и первое, что приходит на ум, - непривычные какие-то картины, нетрадиционные. Наверное, из-за того, что многослойные. Это создает ощущение внутреннего пространства, как будто речка действительно наполнена водой, а не гуашью, а рыбы в речке скользкие и хитрые, и рыбак на берегу - не фигура для оживляжа, а нормальный мужик, который уже замерз, проголодался, но свою четвертинку еще не выпил, так как хорошего сига еще не поймал, не за что пить-то. И зимняя деревня Малышево у Дунского, в которой он, кстати, обитает почти постоянно, тоже так и дышит печными дымами, светится экономными сорокавольтовками, нежится и ленится в снегах. Как, впрочем, и кошка, которая всю эту благодать обняла (это второй, а может, и третий слой, не поймешь) и спит, убаюканная теплом.

К своей многомерной живописи, которую Дунский назвал "Стекла" (потому что составляющая часть картин - главный их слой - прописана на стекле), он шел через хрестоматийные акварельные, графические работы, через масло и гуашь. И мог бы, наверное, остаться на этом классическом этаже, делал бы вещицы не хуже других, кормился бы ими потихоньку. Но человек он беспокойный, как мы уже поняли, рисковый. Скучно Дунскому повторять пройденное. Он и "Стекла"-то свои скоро намерен бросить, хочет поискать какую-нибудь новую технику.

А я думаю: ну что неймется, чего экспериментировать? Ведь здорово получается, не похоже ни на что, клондайк, словом. Разрабатывай дальше. Нет, ему, видите ли, что-нибудь эдакое подавай, новенькое.

Конечно, "Стекла" - это та еще голгофа. Сначала надо совместить, сплавить в единый зрительный образ фотографию с рисунком, потом запылить аэрографом, потом пройтись карандашом и резачком... А еще ждать, когда высохнут эмали, чтобы не смешались цвета, да положить второй слой, да третий... Но зато смотришь на его "Ауха с аушонком" - это такие амурские рыбы китайского происхождения - и хочется с ними разговаривать. И в игрушки, которые он, почти пятидесятилетний мужик, изображает, хочется играть, невзирая на радикулит и хандру.

Но картины, увы, не кормят. Продаются в Хабаровске редко и недорого. Приходится иллюстрировать книги. Вот и делает Дунский то удэгейский букварь, то учебник нанайского языка... Хоть удэгейцев всего тысячи полторы осталось народу, но букварь им все равно нужен. Да и Дунскому для материального равновесия не повредит.

Он вообще-то по образованию книжный художник, причем продвинутый, модный, востребованный. У него до 92-го года все было о кей по этой части, работал худредом в Хабаровском книжном издательстве. А потом издательство стало загибаться, надо было народ сокращать. Тогда Дунский директору издательства (своему другу, между прочим) сказал: "Начни сокращение с меня. Все поймут, что раз меня не пощадил, значит, дело совсем плохо". И сократился первым.

Может, и "Стекла" он решил бросить потому, что ему с себя начинать легко.

  00:04 31.03