Путешествие с другом в поисках России.

Почему Стейнбеку не удалась главная книга.

В КОЛЛЕКТИВНОЕ сельскохозяйственное предприятие имени Т. Шевченко, что под Киевом, приехали американские корреспонденты. Они совершали путешествие по местам, где более полувека назад бывал их великий соотечественник Джон Стейнбек.

Творчество писателя, лауреата Нобелевской премии получило самое широкое признание в мире. Однако главного своего замысла он так и не осуществил. Речь идет о книге, посвященной России.

"Всю жизнь я стремился написать эту книгу и до сих пор не приступил к ней, - писал он другу детства за несколько дней до смерти 20 декабря 1968 года. - Все остальное - только подготовка к этой книге... Отчаяние подступает все чаще, а в итоге ты должен смириться с поражением, которое поджидает каждого писателя в конце его жизни независимо от того, каким успехом пользовались его творения".

Замысел возник сразу после войны, в которой Советский Союз и его армия сыграли решающую роль.

О книге Стейнбек неоднократно говорил со своим приятелем, фоторепортером Робертом Капа. Тот был абсолютно согласен с Джоном. "Нам вдруг пришло в голову, - говорил Стейнбек, - что в России есть много такого, о чем вообще не пишут, а именно это интересовало нас больше всего. Что там люди носят? Что у них на ужин? Бывают ли там вечеринки? Что они едят? Как русские любят, как они умирают? О чем они говорят? Танцуют, поют, играют ли они? Ходят ли их дети в школу?".

В конце июля 1947 года старенький американский С-47 доставил Стейнбека и Капу из Стокгольма в Ленинград. Гостей встречали представители Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС). Если американский писатель горел желанием познать внутреннюю жизнь советской страны, то принимавшие его советские чиновники внимательно приглядывались к знаменитому гостю, чья эволюция от увлечения модным в тридцатые годы марксизмом в сторону некоторого анархизма была им не вполне понятна.

Два месяца продолжалось знакомство Стейнбека с жизнью СССР, в результате чего появился "Русский дневник", в котором запечатлены наблюдения путешественника. У нас его напечатали сорок лет спустя, в конце 80-х, но долго не издавали скорее из-за личности автора: Стейнбек продолжал эволюционировать все дальше от "прогрессивных деятелей", которых только и признавали в СССР. "Клеветы на советскую действительность", "злопыхательских домыслов", как принято было тогда выражаться, в "Русском дневнике" не содержалось. Напротив, книга была проникнута искренней симпатией к нашей стране. Нередко писатель даже видит ее определенное сходство с Америкой. Рассказывая о послевоенной Москве, например, он пишет: "На обочинах росла капуста, а по обе стороны дороги был высажен картофель. Москва еще не рассталась с тем, что у нас называлось "военными огородами" - у каждого был свой участок, засаженный капустой и картофелем".

Даже различия между двумя странами Стейнбек описывает без всякого злорадства или высокомерия, с определенной долей самокритичности. "Советскую молодежь, - отмечает он, - захлестнула волна нравственности. Приличные девушки не ходят в ночные клубы. Приличные девушки не курят. Приличные девушки не красят губы и ногти. Приличные девушки не пьют. И еще приличные девушки очень осмотрительно ведут себя с парнями. Мы с Капой, в общем никогда не считавшие себя аморальными, на этом фоне стали казаться себе весьма малопристойными...".

Но все это - поверхностные, чисто внешние детали. На них не построишь повествование, достойное великого романиста и мыслителя. А вот проникнуть в секреты русской психологии, объяснить себе, почему русские так гордятся своей, очевидно, бедной и неустроенной жизнью, Стенбейк так и не смог. Он подметил: "В России всегда думают о будущем. Об урожае будущего года. Об удобствах, которые будут через десять лет. Об одежде, которую скоро сошьют. Если какой-нибудь народ способен извлекать из надежды энергию, то это именно русский народ".

О будущем говорили и собеседники Стейнбека в украинском колхозе имени Шевченко. Республика как раз переживала сильнейший неурожай и, как следствие, страшный голод. А встречавшие американца люди говорили... о планах на светлую жизнь. "Через год или два колхоз электрифицируют и механизируют. Привезут новые тракторы, и деревенские жители смогут хорошо питаться и хорошо жить, и им не придется так ужасно много работать.

- Приезжайте к нам через год, - говорили они, - и посмотрите, как у нас все переменится. Мы начнем строить кирпичные дома, построим кирпичное здание для клуба, крыши из черепицы...".

Именно в этот бывший колхоз, оказавшийся на территории уже суверенной Украины, и приехали американские корреспонденты, решившие повторить путешествие Стейнбека. "Все выглядело так, как было обещано американцам в 47-м: много кирпичных домов, черепичные крыши... - рассказывают они. - Прибежала какая-то тетка, принявшая нас за важное киевское начальство, и сообщила, что голова сельской рады "сейчас будут".

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, через несколько минут на бричке, которую катила пара коренастых лошадок, подкатил вооруженный мобильным телефоном статный 49-летний красавец Иван Федорович Чихун. Едва поздоровавшись, приступил к "докладу", оговорившись, что будет говорить по-украински:

- Я можу и по-руськи, але ми ж живемо на Украiнi. I на сьогоднiшнiй день Украiна наша свободна, так що ми повиннi, як кажуть, держать свiй етiкет.

Иван Федорович "докладал" так же складно, как в свое время председатель этого колхоза Скотаренко Стейнбеку, только объяснял свои успехи и замыслы не "постоянной заботой советской власти", а "незалэжностью" республики. Закончив свой "доклад", Чихун связался по сотовому с женой, тихо отдал ей короткую команду и сообщил, что настало время "практицки" убедиться в возросшем сельском благосостоянии.

"Через пару часов, - рассказывает один из гостей, - я покидал бывший колхоз, а ныне КСП имени Тараса Шевченко примерно в том же состоянии, что и Стейнбек за 50 с лишним лет до меня. Хозяин с новой громадной бутылкой из-под "Абсолюта", наполненной бурого цвета жидкостью, стоял на крыльце и требовал, чтоб приняли еще по последней - "на ход коня", а затем - "на хвост коня". И, совсем уж как полвека назад Стейнбеку, говорил:

- Приезжай к нам еще через пару лет и увидишь, чего мы добьемся".

Великий Стейнбек, пожалуй, сам в упоминавшемся уже письме к другу - несколько иносказательно, правда - объяснил, почему он не сумел осуществить главного замысла своей жизни: "Я предпочел бы умереть на середине фразы, на половине книги, чтобы все осталось неоконченным, как не кончается сама жизнь". Чутье не изменило писателю: он понял, что не в силах постичь постоянного кругооборота жизни в стране, о которой вознамерился было написать после краткосрочной командировки...

Юрий ВАСИЛЬКОВ.

  00:04 05.06