Вторая сексуальная революция.

Мир приник к замочной скважине.

КАК ЖИТЬ в Америке, пораженной скандалом вокруг дела Левински? Странно. В самом деле, на наших глазах разыгрывается драма, которая в другую эпоху дала бы материал Шекспиру: влюбленный президент Клинтон, юная обольстительница Моника Левински, ее коварная наперсница Линда Трипп, записавшая на пленку инкриминирующие беседы со своей подружкой, наконец, суровый, как Катон, независимый прокурор Старр, обличающий пороки власти. Однако если это и трагедия, то поставлена она Тарантино. В ней нет глубины чувств, величия порока, бури страстей, борьбы идей. И даже адское пламя, которое должно пугать виновных, кажется ненастоящим, как камин папы Карло.

Скандал возбудил Америку в гораздо более прямом смысле, чем мы привыкли об этом говорить, имея в виду политику. Впрочем, она тут и ни при чем. Дело Левински не о политике, а о сексе. Что бы ни говорили юристы и конгрессмены, все вертится вокруг проблемы пола. И главные действующие лица этой истории - мы, зрители, слушатели, читатели - многомиллионная аудитория, на чье любопытство совершенно справедливо положился прокурор Старр. 80 процентов американцев, как показал опрос, считали необходимым опубликовать его 445-страничный доклад полностью. Вряд ли потому, что они, то есть мы, боялись пропустить юридические тонкости. Чего уж тут душой кривить: доклад Старра читали, как первое издание поэмы "Москва - Петушки". О нем в особом "уведомлении автора" Ерофеев писал: "Во вступлении я предупреждал всех девушек, что главу "Серп и Молот - Карачарово" следует пропускать, не читая, поскольку за фразой "И немедленно выпил" следует полторы страницы чистейшего мата. Добросовестным уведомлением этим я добился только того, что все читатели, в особенности девушки, сразу хватались за главу "Серп и Молот - Карачарово", даже не читая предыдущих глав, даже не прочитав фразы "И немедленно выпил". Веничка, как известно, скабрезную главу выбросил. Старр - оставил. Зачем? Вот в чем вопрос. Кому нужны сальные подробности? Точно, что не решающим судьбу президента конгрессменам. Интимные детали ничего не меняют ни в юридической, ни в политической, ни в конституционной оценке происшедшего. Скорее уж, как пишут самые обозленные из противников Старра, они интересуют его самого. В некоторых фундаменталистских сектах и правда случается, что зелоты приносят с собой порнографические журналы, чтобы продемонстрировать прихожанам всю глубину падения сегодняшних нравов. Но дело, конечно, не в личности прокурора, не в его комплексах, а в наших. Не было бы подробностей, не было бы и такого скандала. Дело Левински не удалось замять потому, что банальная в сущности интрижка привела к революции - второй сексуальной революции, которую переживает сегодня Америка. Причем если первая задевала лишь тех, кто в ней участвовал, то вторая - тех, кто НЕ участвует, а только смотрит со стороны. Отчет Старра - самый массовый акт вояризма в сексуальной истории человечества. И это говорит о нем, человечестве, больше, чем о президенте. Похоже, что мы вступаем в новую фазу, когда вся зона эротики оказывается одновременно публичной и частной. Когда-то нью-йоркская 42-я стрит считалась гнездом разврата. Теперь тут царство Диснея: вместо голых девиц - мультипликационные зверушки. Но это отнюдь не значит, что добродетель победила, она просто вытеснила клубничку с улицы. Развитие эротической индустрии идет в ногу с прогрессом. Секс стал не контактным, а зрелищным спортом. Говорят, что не меньше 60 процентов Интернета занято эротикой. Соль этого новшества в анонимности одной из участвующих сторон. Электронная связь, чего не скажешь об обыкновенной, дает ощущение полной безопасности. Порок может быть сразу и явным, и тайным. В отличие от президента мы не должны пускаться в опасные авантюры, чтобы насладиться запретным плодом. Виртуальный секс не оставляет следов - в том числе и на репутации. Интернет с его анонимным братством провоцирует нас на расщепление своей личности: доктор Джекилл может отделаться от зараженного вояризмом мистера Хайда, пустив его резвиться на электронную травку. Вояризм - секс XXI века - главный виновник злосчастного дела Левински. И строит прокурор Старр его не на президентских грехах, а на нашем растравленном прогрессом стремлении приникнуть к замочной скважине. Роллан Барт сформулировал закон: "Изучение социологии массовых коммуникаций позволяет заключить, что они не создают, а отражают массовую п! сихологию". Этот фундаментальный для информационной цивилизации тезис означает, что мир работает на обратной связи. Мы смотрим, слушаем, покупаем то, что нам нравится. Совершенные механизмы рынка идеально связывают спрос с предложением. Процесс отбора моментально влияет на производство: нам предлагают лишь то, что мы хотим. И если мы предпочитаем Шекспиру откровения таблоидов, то пенять не на кого. Мы не только заказываем музыку, но - в определенном смысле - ее сочиняем. Мы - авторы той реальности, которая создается по нашим запросам. Внешний мир - зеркало. Он не создает, а отражает наши соблазны, тайные страсти, страхи и мечты. Получается заколдованный круг: мы видим лишь то, что хотим увидеть. Американский ученый Кэвин Келли, разбирая этот парадокс, приводит в пример хамелеона перед зеркалом. Какого он будет цвета, если ему не под кого мимикрировать? Все мы - такие хамелеоны, обреченные любоваться своим отражением в зеркале, которое держит перед нами информационная культура! . Между прочим, сам Келли, не удовлетворившись метафорой, поставил эксперимент. Купил хамелеона и посадил его в зеркальную клетку. Несчастное животное от огорчения позеленело. Примерно так себя чувствует сегодня Америка, столкнувшаяся сама с собой. Ничего веселого, но и страшного немного. Буря, бушующая над Белым домом, - остаточное явление. Это - всего лишь последствие тех судьбоносных перемен, которые принесли нам события последних десятилетий. Говоря о последствиях дела Левински, речь следует вести не о кризисе морали, а о кризисе власти как патриархального института. Марио Куомо, бывший губернатор штата Нью-Йорк, один из самых уважаемых политиков Америки с безупречной, между прочим, репутацией, высказался по поводу происшедшего очень ясно. А почему, спросил он, вы, собственно, требуете от президента моральной непогрешимости? Выбирая главу государства, мы голосуем за компетентного управляющего, а не наставника в нравственной жизни.

Такая бескрыло прагматическая трактовка власти вписывается в общий процесс десакрализации политики. Пресытившись харизматическими вождями, ХХ век ждет от политика не больше, чем от менеджера, директора, завхоза, дворника, домоуправляющего. Не зря мэры больших городов сегодня часто пользуются большей популярностью, чем президенты. Современный мир стремится себя приватизировать. Власть в нем постепенно съеживается, занимая все меньше места в нашей жизни. И это - лучшее из того, что с властью может произойти, потому что постиндустриальная цивилизация слишком сложна, чтобы подчиняться ее решениям. "Политики, - пишет футуролог Олвин Тоффлер, - утратили способность управлять жизнью, которая стала слишком сложной, слишком бурной, а главное, слишком взаимозависимой. Ничтожные причины рождают грандиозные последствия. Мы не знаем наверняка, чем аукнется то или иное решение. Президент кричит в трубку, но на другом конце никого нет". Что ж странного в том, что ставший бесполезным аппарат нашел себе новое применение в телефо! нном сексе? Кризис политической власти не может не отражаться и на ее моральном авторитете. Теряя патриархальные черты, власть просто физически молодеет. Так, если Рейган был снисходительным дедушкой, если Буш являл собой образ строгого отца, то Клинтону досталась роль брата. Естественно, с его приходом Белый дом не мог не уступить часть "родительского" авторитета. О том, что такой менее патриархальный имидж власти соответствует изменившемуся историческому климату и устраивает избирателей, говорят цифры. Даже сегодня, в самые трудные в карьере Клинтона дни, две трети американцев считают, что он справляется со своей работой. При этом те же две трети отнюдь не считают, что Клинтон разделяет их моральные ценности. Опросы общественного мнения говорят, что американцы не настолько наивны, чтобы отождествлять политику с нравственностью. Естественно, появляется вопрос: ну, и чему тут радоваться? Мне приходят в голову по крайней мере два обстоятельства, способные улучшить испорченное! делом Левински настроение. Первое должно утешить тех, кто верит в злую силу правительства, плетущего бесконечные тайные заговоры против своего народа. Что же это за всемогущий Большой Брат, который не может заставить замолчать одну разговорчивую девицу? Второй аргумент совсем прост. Если бы скандал вокруг Левински разразился, скажем, в дни Карибского кризиса, хватило бы у американцев сил и охоты следить за любовными приключениями в Белом доме, которых в те времена там было ничуть не меньше, чем в наши? Нью-Йорк.

АЛЕКСАНДР ГЕНИС.

  00:04 15.10