Смех на эшафоте.

Ленком: игры шутов как игры патриотов.

Был на этом спектакле и один зритель, сорвавший бурные аплодисменты. Мэр Москвы Лужков. Когда он не смог сквозь толпу поклонников пробраться к сцене, то принял отважное решение - используя дискобольную технику, метнуть огромный букет цветов в сторону российского императора Петра Великого. Исполнитель этой роли Олег Янковский прервал полет цветов с царской грациозностью.

Так весело заканчивался один из премьерных вечеров в театре Ленком. Играли "Шута Балакирева", поставленного Марком Захаровым по пьесе Григория Горина.

Сегодня в потоке благожелательных рецензий то и дело звучит сожаление о том, что ушедший от нас драматург оставил после себя неокончательный вариант пьесы, не успел сказать всего, что хотел.

Пойдите в Ленком на "Балакирева" и вы поймете - для драматургии горинского масштаба не применимы понятия "успел" или "не успел". Он говорил нам все это ровно столько, сколько жил. Мы просто рассеянные слушатели. И порой не очень глубокие. Во всяком случае, это относится к тому, кто первым придумал почетную формулировку "писатель-сатирик Григорий Горин". Это все равно что сказать - "известный английский комедиограф Шекспир" или "популярный бард-песенник Высоцкий".

Захаров про Горина все понял сразу. И эта, последняя их работа - тому подтверждение.

...Реформатору Петру совсем немного не хватило до указа о введении КВН на Руси. Но шутовское воинское подразделение, в которое попал Ванька Балакирев, - это, можно сказать, предтеча национальной сборной. И наш герой в блестящем исполнении молодого Сергея Фролова - чем не современный капитан? Во-первых, умеет пошутить как над отдельным известным лицом, так и над родиной в целом. Во-вторых, техничен, универсален, музыкален.

Кто-то скажет, что юмор тогда был другим? Тогда почему нам, нынешним, тонким и изощренным, так весело, когда на сцене один из шутов играет на дудке "не ротом, ротом и дурак сможет!"?

Авторы "Балакирева" даже не провоцируют, а зондируют зрителя. Они задают повествованию самые разные уровни постижения. Хочешь - смейся, когда с актера падают штаны. А можешь - оцени, как вернувшийся с того света Ванька вдруг заговорил на языке Шекспира. И это не конъюнктура, скорее экспертиза.

Балакирев, как все приличные шуты, известные искусству, предназначен для того, чтобы самих себя получше разглядели проживающие и на сцене, и в зале. В этом смысле Ванька в сравнении с другими героями - существо, можно сказать, виртуальное. Он, как та шапка у Войновича, заявлен неким поводом для выявления сущности героев. Но если писатели, точнее, члены СП, бьющиеся за право обладания престижной шапкой, выказывают себя ничтожными, продажными, трусливыми личностями, то на фоне Балакирева разворачивается не комедия нравов, а эпическая картина ВСЕГДАШНЕЙ российской жизни, где переплетено все: смех и слезы, любовь и смерть, низость подлости и высота предназначений. А главное - над этим шутовским хороводом, в который с первых минут действия попадает зрительный зал, вдруг неслышно повисают все те же извечные русские вопросы.

Петр у Олега Янковского действительно Великий.

Уже хотя бы потому, что в нем одновременно сосуществуют все мифы об этом человеке. Он тиран-душегуб и царь-батюшка, отец солдату и друг казнокраду, пьяница-бабник и любящий до гроба супруг, гордый император и первый критик собою же содеянного. Янковский удивительным образом обходит эклектичный набор штампов, наработанных поколениями исполнителей этой роли. Его Петр - это Лир и Гамлет, Мюнхгаузен и Дон Кихот... Но при обязательном условии - все русские.

Это ведь только у нас в один момент князь Меншиков может смахивать на князя Мышкина, а в следующий - на Ноздрева. Военный герой и известный коррупционер, властолюбец-заговорщик и человек, не боящийся выглядеть смешным. Такой на плаху - как на сцену. Николай Караченцов даже не играет, а напоминает - во как мы могем! Какой- нибудь иноземец, глядя на то, как Петр в очередной раз прощает обаятельнейшего Меншикова, просто сойдет с ума. А мы? Где бы мы все были без доброго отношения к родному казнокраду? Вообще, прощение как одна из главных бытовых процедур российской жизни в спектакле стоит сразу после необъяснимой жестокости. Палач вначале шута - на дыбу, а потом перед ним же - на колени. При этом церемония прощения считается недействительной, если ее не "обмыть".

За смехом кроется горький и большой вопрос: почему между прощением и покаянием мы всегда выбираем первое? Не потому ли, что прощение - всего лишь ритуал. А покаяние - это так больно...

Мне кажется, что, играя императрицу Екатерину, Александра Захарова внесла серьезное смятение в умы дам, мечтающих о государственной карьере. Не царицу она играет, а женщину, играющую в царицу. Больше того, играющую в царя. Вот и треуголку нацепила, и трубку в рот, а все одно Любящая Женщина, ревущая русская баба, даром что немецких кровей. Тут вам и все эмансипе, и феминизм в российском исполнении.

А вот служителям Фемиды на обер-прокурора Ягужинского (Александр Збруев) взглянуть стоит. Сложный, многослойный господин. Разными голосами разговаривает, как будто телефонной прослушки боится. Компромат грамотно дозирует, проявляя при этом изрядный гуманизм. Шутов от плахи в тюрьме прячет. Балакиреву говорит: "Ванька, пошли в баньку". Но говорит исключительно каламбура ради. Попытки обер-прокурора точить на Ваньке свои шутки достойны особого внимания. Такие тренировки помогают чаще оставаться остроумным в пределах правового поля.

Нам же всем, как и еще неродившимся зрителям, выпало счастье оставаться в театре Григория Горина. В театре мудром и печальном, веселом и... патриотичном. Да-да!

Потому что игры не властителей, а шутов, есть игры настоящих патриотов.

ЮРИЙ СОЛОМОНОВ.

  00:04 07.06