Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )


 Афиша
  » Участники   » Помощь   » Поиск   » Правила
 
Reply to this topicСоздать новую тему
> Как я пишу рассказы, Вот вам сказочка на ночь : \
Group Icon Красная Готика
сообщение 28 Июль 2013, 21:48
Сообщение #1


неофит
Группа: готы
Сообщений: 8
На портале:
0д 5ч 14м 43с

Моя галерея
Мой профиль



«Как всегда – благословенное легкое чувство начала,
чувство падения в залитую ярким светом пропасть.

Как всегда – мрачная уверенность,
что не удастся написать так, как желал.

Как всегда – боязнь не суметь закончить,
страх врезаться в стену.

Как всегда – удивительное нервное возбуждение:
путешествие начинается.»
Стивен Кинг, «Мизери».





«Если рукопись легко разобрать, ее не стоит и читать.»
Эдгар Аллан По, «Как писать рассказ для «Блэквуда».




Гром и молния разрывали небо напополам. Гремело так, словно с вражеских самолетов сбрасывали бомбы. Некоторые взрывались уже в воздухе, другие же оставались мертвыми даже когда зарывались тупым металлическим носом в землю, а их зад торчал наружу. Если бы они действительно падали с высоты, то были бы похожи на больших майских жуков. Правда сейчас был не май, да и жуков здесь водилось немного. Их пожирали те, кто был крупнее.
Заброшенный, как казалось при первом взгляде, дом стоял среди непроходимой глуши, запертый с одной стороны вонючим болотом, которое появилось то ли из-за слива промышленных отходов, то ли из-за стока канализации, то ли там вообще раньше было кладбище. С другой стороны, с запада, возвышалось огромное корявое дерево, на котором не было ни единого листика даже в редкие теплые дни. Плодов оно тоже не давало, поэтому торчало из земли уродливой рогатиной, растопырившей ветви, будто пыталось дотянуться до кого-то. Подход к дому, если так можно назвать чавкающую под ногами грязь, в которую при первом же шаге проваливаешься по колено, а делая еще один шаг – по пояс, был защищен от внешнего мира высокими литыми воротами, врытыми в землю. Забора не было. Ни с одной стороны. Поэтому ворота не открывались и, соответственно, не закрывались уже долгие, долгие десятилетия. А может и столетия, точно неизвестно. Так что ворота опять же торчали из земли, вкопанные метра на полтора, а огромные заржавевшие петли свисали по бокам, как недоразвитые крылья бабочки-мутанта, так и оставшиеся на стадии зародыша.
Среди бесконечного озера грязи время от времени, и это было настоящим чудом, встречались клумбы, сделанные из старых автомобильных покрышек. Их бока, некогда выкрашенные разноцветной краской, о чем напоминали мутноватые буро-зеленые разводы, с годами все же облезли, а останки сползли в грязь.
И посреди всего этого великолепия ютился маленький деревянный домик, недобро прищурившийся вдаль хитрыми глазками. Половина крыльца уже утонула в болотных зловониях, медленно, но верно стекающихся к дому, будто на особый грязевой шабаш. Если к ним в ближайшем времени присоединяться и дождевые воды, которых в этом году и так хватало, то вполне возможно, что домик может целиком утонуть в такой небесной роскоши.
Но сейчас в северную стену дул лишь настойчивый ветер, который пока еще можно было как-то терпеть, благо он не трогал переднюю часть дома, где, собственно говоря, я и творила свои шедевры.
Практически по всем стенам, даже в самых неожиданных и необитаемых уголках, висели изогнутые светильники на кривых ножках, цепляющихся за осыпающуюся (или уже окончательно осыпавшуюся) штукатурку. Мертвый свет помогал различить две прямоугольные комнаты по правую и левую руку от темно-красной входной двери, металлическая ручка которой время от времени подергивалась в нервных конвульсиях, хотя ее никто и не трогал.
Комнаты первого этажа не изобиловали шикарной мебелью или изысканным вкусом их бывших хозяев. Да и я не пыталась что-то изменить. Здесь мне и так все нравилось. Одинокий стул, повернувшийся спиной к ничтожным остаткам черных, словно испачканных в мазуте, рваных занавесок, взирал на зеленый телефонный аппарат, стоящий в прямо в сугробах пыли на полу. Черный тугой шнур от него обвивался вокруг трубки, спускался вниз и петлял до бесконечности, складываясь в размашистые кольца и практически доставая ножек несчастного стула, будто убегавшего от ужасного монстра.
Южная комната вмещала в себя куда больше предметов обихода, нежели ее холодная соседка. Правда, здесь не было стульев, зато стояли два шкафа, подпирающие дубовыми головами хлипкий потолок. Не знаю, что хранилось у них внутри, но массивные двери всегда были закрыты. Рядом со шкафами аккуратно лежала груда испачканных тряпок, перемазанных красной краской. Наверное, их использовали во время ремонта (хотя если здесь и был когда-то ремонт, то так давно, что за прошедшее время можно было сделать еще как минимум два).
Несмотря на то, что в обеих комнатах никогда никто не убирался, во всяком случае, за последнюю тысячу лет, в южном помещении пыли было гораздо меньше. Ночью, при свете полной луны тяжелые дверцы шкафов открываются, и пыль засасывается в их недра. А может, невидимые злобные карлики вылезают из потайных нор, используя шкаф как выход во внешний мир, затем собирают весь мусор и уходят обратно.
Кроме шкафов и кучи использованных тряпок комната могла похвастаться настоящим патефоном, огромное жерло которого смотрело точно на вас, стоило лишь переступить порог. Время от времени патефон менял свое местонахождение, перемещаясь по вытянутому деревянному столу, возвышающемуся посреди комнаты как скаковая лошадь, только и ждущая храброго наездника. Заляпанное мутное окно, как и в предыдущей комнате, закрывали все те же, но более или менее сохранившиеся черные занавески. Даже на подоконнике виднелась смазанная чернота, будто кто-то по неосторожности капнул краской на новое, а потом пытался ее стереть, но ничего, конечно же, не получилось. И везде, словно ржавые гвозди из старых досок, из стен торчали лохматые от паутины светильники. Для своих ловушек пауки предпочитали исключительно их, оставляя углы и рамы свободными и чистыми от смертоносной деятельности, поэтому свет в доме получался расплывчатым и сизым, как в накуренной коробке. Плюс ко всему некоторые светильники отказывались работать. Долго мигали, а затем гасли, так и не дождавшись предсмертных прощаний с живым миром, торжественных церемоний, похорон и ломящегося от закусок поминального стола. Сгоревшие лампочки всех цветов и форм, какие только можно себе представить, оставались в светильниках. Многие были разбиты.
Но самое главное происходило за небольшим письменным столом, расположенным ближе к южной части дома. За этим столом, прислушиваясь к шороху дверной ручки, сидела я, приспособив вместо единственного и вечно занятого стула стопку толстых старых романов. Одно произведение могло включать в себя по нескольку томов, от чего высота моего трона только росла. Прочесть их не представлялось никакой возможности. Это были исключительно нудные и бесконечно огромные произведения, изобилующие мелким шрифтом, полным отсутствием картинок, даже черно-белых, и непереводимыми французскими речами, которые порой занимали по нескольку страниц сразу. Поэтому в литературном плане они были абсолютно бесполезны, зато прекрасно выполняли роль жесткой и частенько обваливающейся сидушки. Подойти к спасающемуся черепашьим бегством стулу, сделанному для человеческого удобства и комфорта, я как-то не осмеливалась.
Кроме бесчисленных пухлых романов авторов с непроизносимыми именами в доме все-таки были некоторые зачатки искусства, сосредоточившиеся вокруг все того же маленького письменного стола. Это были потрепанные брошюры по разведению кактусов и посадке различных садовых и огородных культур, разнообразие и названия которых напугали бы, я думаю, даже самых матерых раскапывателей земель. Отдельной стопочкой, точно у левого края правой ножки стола лежали разноформатные книжонки в мягкой обложке. Столь удобное чтиво можно было взять с собой в любой, самый отдаленный уголок мира и всласть напиться массовым нектаром для ума. Были среди всего прочего вполне неплохие повести, рассказы и, что уж совсем удивительно, пара-тройка сжатых романов. Сердобольные редакторы выкинули половину текста, оставив только то, на что хватило типографской краски, а простые и понятные имена авторов заменили на что-то более возвышенное и прекрасное, более звучное и продаваемое. Но даже эти, не побоюсь высокопарного слова, шедевры имели полное право возлежать на своем законном месте, хотя и претерпели надругательства и сарказм многих зловонных уст, без устали кровоточащих мерзкими нечистотами.
Венчали мою (и не только мою, вспомнив, что кроме меня дом населяло в разные эпохи, по меньшей мере, поколений восемь) скромную коллекцию разрозненные бухгалтерские подшивки, небрежно сложенные на семи красно-черно-белых томах о войне.
Заканчивая описание первого этажа, могу упомянуть только о том, что на поверхности того самого небольшого письменного стола лежали две стопки бумаги. Стопка чистых листов и стопка уже исписанных. На каждом листе подчерк менялся, искажался, а буквы плясали или наоборот стояли столбом как на параде. На первой строчке слова выводились старательно и аккуратно, не допускалась ни единая помарка и иногда, если внимательно приглядеться, можно было увидеть витиеватые кончики заглавных букв и букв «р» и «я» уже в словах. Вторая и третья строчки еще кое-как пытались подражать первой, но выходило у них с трудом. В верхней половине листа намечались скрытые помарки, с развитием сюжета переходящие в настоящие ошибки, а то и в полностью зачеркнутые предложения и даже (наверное, это и было самым страшным) в заштрихованные абзацы, вымаранные из основного текста и будто похороненные под этими нервными и частенько злыми штрихами. Но общего сюжета не могли испортить даже такие грубые нарушения стилистики. Текст был прекрасен и звучен, он лился сам собой, наполняя воздух особой прозрачной атмосферой легкости и удовлетворения. Было радостно осознавать, что тупое длинное перо, из-под которого выходит столь замечательный (и вновь я не побоюсь этого слова) шедевр, водит по бумаге именно твоя рука… То есть… моя рука. Да, моя.
Считаю, что особое внимание стоит уделить белому облезлому перу, которым и создавались мои шедевры (и вы знаете, что я никогда не боялась этого слова). В общем, мне пришлось долго бегать за испуганным гусем, поэтому, в конце концов, я решила, что перо крупного ворона ничем не хуже. Вы скажете, что перо белое, а ворон черный, и будете совершенно правы, но только ворон, которого поймала я, оказался абсолютно белым. С головы до самого хвоста.
В общем, так бы я и дальше сидела за столом и творила свои замечательные, просто потрясающие произведения, если бы не одно «Но». (Вы же знаете, что всегда, испокон веков и до скончания света, есть это самое «Но», которое вылезает в самый неподходящий момент. Все уже расслабились, погрузились в обстановку, возможно, примостились рядом с письменным столом и уже заглядывают мне за плечо, а тут это «Но». Ну как так можно?)
И это самое «Но» заключалось в плохо освещенной лестнице, над которой умерло уже большинство несчастных светильников. Вела она прямиком на второй этаж, а там все было намного сложнее, ибо темнота, которая сочилась с последней ступени, не сулила ровным счетом ничего хорошего. НИ-ЧЕ-ГО. Я бы и дальше, как уже было сказано, продолжала спокойно и поистине мастерски творить шедевры, но глаза то и дело поднимались от бумаги и смотрели на темноту. Сначала каждые два часа, потом каждый час, затем мне стало казаться, что я смотрю туда чаще, чем придумываю новые предложения. Герои моего эпохального труда двигались все медленнее, речь их становилась все более заторможенной, а затем они и вовсе замерли где-то на просторах бескрайней вселенной, удивленные чем-то из ряда вон выходящим. Вот только было непонятно, что же именно заставило их так изумиться, позабыв обо всем на свете.
А темнота продолжала сидеть на верхней ступени как ни в чем не бывало. Я пыталась понять, смотрит ли она на меня, или только я таращусь в пустоту. Я даже наклонила голову, чтобы заглянуть за таинственный поворот, ведущий на второй этаж. Стопка многотомных романов опасно накренилась вслед за движением моего тела, но я вовремя вернулась в исходное положение, и равновесие сил было благополучно восстановлено. Но темнота никуда не делась. Ей было все равно, чем я занимаюсь, она все также беззвучно восседала на своем непоколебимом троне. Еще чуть-чуть и из ее брезгливо искривленного рта полетели бы презрительные плевки.
Я вновь, уже в который раз, опустила голову и попыталась сосредоточиться на работе. Нужно было как-то оживить действие и разморозить героев, окаменевших посреди звездной пустыни. Стоило придумать какой-то интересный и неожиданный ход, так сказать, повернуть сюжет в противоположную сторону или хотя бы градусов на сорок. Так тоже было бы неплохо. Можно было снять с одного из героев герметичный костюм, защищающий его от ядовитых ярко-желтых газов чужой планеты. Тогда бы бедняжка начал задыхаться и корчиться в мучительной агонии, а его друзья с ужасом взирали на печальный конец своего товарища. Но он умер бы не сразу. Нет, это заняло бы слишком мало места на и так почти пустом листе. Текст нужно размазать, словно то пятно на подоконнике. Только теперь его требовалось не стереть, а наоборот расширить, добавив побольше крови, блевотины, каловых масс и полное обезвоживание, которому предшествовали бы чудовищные незаживающие язвы, расползающиеся по всему телу. А когда бы они добрались до лица, тогда бы и началось самое интересное. Вылезающие из орбит глаза, больше похожие на яичницу-глазунью, распухающий сине-зеленый язык, дырявые щеки, в которых будут видны гниющие черные зубы, еле держащиеся в деснах. Вот тогда было бы о чем писать! Даааа!..
Повернулась ручка входной двери. Замерла на мгновение и крутанулась обратно. Я снова отвлеклась от работы, говоря себе, что это всего лишь призрачная дверь решила поиграть со мной в «кошки-мышки». Но я даже не взглянула на нее. Глаза сами собой посмотрели на лестницу. В тот момент мне показалось, что именно сейчас, непременно сейчас из этой тьмы должна появиться отвратительная тварь, которая не спеша спуститься или, скорее всего, скатится с лестницы, пропитывая ее скрипучие ступени мерзкой слизью, выделяющейся из пор жирного одутловатого тела. Гноящиеся бородавки проедутся по стене и перилам, оставляя на них белесый налет. Из пасти монстра будет валить пар, а его зловонное дыхание я почую издалека.
Но сколько бы я ни смотрела во тьму, ничего не происходило. Абсолютно ничего.
Я поднялась со своего места, обошла стол и приблизилась к лестнице. Одна ступенька, вторая ступенька, третья и четвертая. Я сама не заметила, как прошла их, оставив позади пустую чернильницу, внутри которой спал паук, и давно сломанное перо.
После четвертой ступени, почему-то, началась сразу тринадцатая, хотя я считала подряд и ни разу не сбилась. Тринадцатая, четырнадцатая, пятнадцатая. До темноты, таящейся за углом, меня отделяли всего три ступени, и их нужно было пройти, что, в общем-то, я и сделала.
В недрах второго этажа завыл ветер. Несмотря на бушующую во дворе молнию, каждый раз приходящую в сопровождении оглушительного грома, дождя до сих пор не было. Ни капли, только не устающий ветер гнал комья грязи и какую-то шелуху, больше похожую на пергаментные останки репчатого лука.
Внезапно что-то упало, с дребезгом разлетевшись на куски. Я невольно вздрогнула, а по затылку пробежал неприятный холодок, словно за спиной стоял некто и плавно раскручивал длиннющую кожаную плеть над головой. Она, словно верткая змея, кружилась в воздухе, описывая до ужаса правильные круги. Мне даже показалось, что я слышу ее хлесткую речь, с помощью которой она затягивала в себя воздух, создавая воронку.
Потребовалось некоторое усилие, чтобы обернуться и увидеть, что это всего лишь малюсенькая картина упала со стены над лестницей и теперь тонкая светлая рама из какого-то благородного дерева раскололась надвое. Загадкой оставалось лишь то, как такое миниатюрное произведение искусства, провисевшее здесь немало лет (а может и веков) вдруг сорвалось с гвоздя и грохнулось вниз.
Я подняла глаза на стену, где предполагала увидеть светлый прямоугольник, защищенный картиной от грязи и солнца (хотя в большей степени от первого, чем от второго). Но сколь велико было мое удивление, когда я не обнаружила ни светлого пятна, ни гвоздя в стене, ни даже черной дырочки от него. Вообще ничего, что могло бы напоминать о висевшей здесь картине.
Я стояла почти на самом верху лестницы и силилась вспомнить, была ли картина раньше. Ведь я провела ни один час, сидя за столом и поглядывая на эту самую лестницу. Хотя, возможно, силы тьмы были настолько притягательны, что ничего другого я и не замечала вокруг. А может быть, сама стена родила эту картину, лежащую теперь на три ступени ниже. Простой лист бумаги без подписи и других опознавательных знаков лежал отдельно от рамки «лицом» вниз. Я не могла увидеть, что же именно изображено на картине, а подходить боялась. Мне бы пришлось спуститься обратно, пусть всего лишь на три ступени, но для меня это было огромным расстоянием, преодолеть которое второй раз уже не получится. Я решила продолжить свой путь наверх, а неразрешимые загадки могут и подождать, либо так и остаться неразгаданными.
Успешно преодолев оставшиеся ступени, я осторожно обошла сидящую наверху тьму, стараясь не вляпаться в колышущийся подол ее платья. Теперь-то я видела, что она живая. Движения были еле заметны, иногда тьма и вовсе замирала в и, казалось, даже прекращала дышать.
Обойдя темноту по широкой дуге, я оказалась в апендиксообразном коридоре, круто поворачивающем налево. Сложно было сказать, что же находится дальше, но пока моему взору предстали все те же голые стены и пара светильников, горящих здесь несколько ярче.
Шаг, второй, третий. На этот раз все шаги следовали друг за другом в правильной последовательности, в отличие от глупых ступенек, скакавших перед моими глазами и совершенно не поддающихся правильному счету. Я дошла до угла и только сейчас поняла, что он скруглен. Никаких острых граней или перпендикулярного схождения несущих стен не наблюдалось. Совершенно нормальный скругленный поворот, который непостижимым образом оказался в квадратном доме. Я пошла дальше, и тут меня настиг по-настоящему нечеловеческий ужас, мало сравнимый с чем-либо пережитым мной или любым другим человеком. Яростный крик отчаяния подавить в себе я уже не смогла. Не хватило силы воли, чтобы удержаться, зажать рот руками и умчаться прочь, как можно дальше и не возвращаться уже никогда. Я замерла на месте, словно меня шарахнуло током из сломанной розетки, хоть я и не засовывала в нее пальцы. Пораженная до кончиков волос я лишь спустя некоторое время безвольно отшатнулась назад, уперевшись лопатками в стену. Руки повисли двумя бесполезными плетями, а до ушей сквозь ватную пелену долетали мучительные завывания северного ветра. В тот момент я невольно поймала себя на мысли, что из открытого рта у меня текут слюни. Наверное, от испуга я стала очень похожа на то, что собственными глазами увидела за поворотом.
В неосвещенном промежутке между двумя пылающими светильниками (свет которых был бесполезен) находился небольшой участок, где стены непонятным образом сужались и образовывали весьма неудобный проход. Не больше метра, а может и меньше, но в нем смог разместиться (или его там разместили, уж не знаю за какие грехи) человекоподобный монстр. Я не могла не отметить его сходство с человеческим телом. У монстра были две нижние конечности, чем-то напоминающие наши ноги, и две верхние. На всех четырех было по пять пальцев, только суставы этих пальцев были неестественно вывернуты, больше напоминая болезненные узлы артрита, уже расползшегося по всему телу. Да и сами пальцы были гораздо длиннее человеческих и заканчивались огромными прямоугольными ногтями (когтями). Сам же монстр был гораздо выше меня ростом (благо не менее высокие потолки этого дома позволяли ему стоять в полный рост). А стоял монстр, прижавшись лицом к левой части этого узкого отростка, из-за своей крохотности не могущего зваться полноценным коридором. Тело существа выглядело резиновым, а кожа или то, что служило внешней оболочкой, действительно была похожа на хорошо натянутую резину. Взглянув на его спину, я ожидала увидеть шипы вдоль позвоночника, крылья или их зачатки, а может даже голый крысиный хвост, но была несколько удивлена, когда у монстра не оказалось ничего подобного. По правде сказать, уже через пару минут после того, как я наткнулась на это существо, страх потихоньку прошел, потому что невиданное создание уже не могло ничего сделать. Ужас уступил место любопытству, сменившемуся неприязнью и отвращением.
Как я уже сказала, у существа не было ни единого признака монстра, не считая слишком длинных конечностей и высокого роста. В человеческой одежде, например в строгом костюме, он мог вполне сойти за адвоката или страхового агента, вечно спешащего и отдающего работе всего себя. Но разглядеть его лицо (или то, что предполагалось на его месте) мне не удалось, потому что монстр не стоял, а скорее висел, а под его подбородком проходила глубоко впившаяся в кожу веревка. Это была петля, какую самоубийцы делают из простыней или одежды. Здесь же была самая настоящая веревка, закрученная плотной косичкой. Достаточно прочная, чтобы выдержать вес подобного гиганта, голова которого была слегка наклонена на бок, а конечности безвольно висели вдоль туловища. Если бы этот монстр встал на ноги, ему бы пришлось пригнуться, чтобы пройти.
Первый испуг прошел, поутихло и отвращение, вызванное ужасающим и даже слегка нелепым видом чудовища. Я, наконец-то, оторвалась от стены и медленно подошла к монстру, все же опасаясь, что он до сих пор жив. Но какая-то часть моего помутненного страхом разума шептала, что сидящая на лестнице тьма гораздо живее этого существа. Поэтому я подошла еще ближе, чтобы хотя бы немного увидеть его лицо. Мне удалось разглядеть только одно обвисшее веко, многочисленными складками закрывающее глаз, большой горбатый нос, острым крючком достающий до самого подбородка, а еще маленький, какой-то несуразный язык, прикушенный между зубов – непропорциональный обрубок мяса Он явно не подходил под размеры своего хозяина, занимавшего чуть ли не весь проход.
Нужно было идти дальше, ибо за телом монстра находился еще один, куда больший коридор. Но прежде необходимо было протиснуться между стеной и чудовищем, которое подвесили здесь непонятно с какой целью и, главное, за что. Я уже не могла выяснить, что же послужило причиной такого отчаянного поступка.
Пройти можно было только боком, поэтому я изо всех сил втягивала живот и старалась не дышать. Веревка, на которой он висел, хоть и выглядела прочной, но мне постоянно казалось, что она вот-вот соскользнет с его массивного подбородка. Да и неизвестно еще, сколько времени провело здесь это жуткое тело. Запаха разложения, как бывает с людьми, не чувствовалось, но воображение рисовало ужасные картины разрывающейся плоти и высыпающихся из нее опарышей.
Прижавшись спиной к стене, я медленно, буквально ползком, пробиралась мимо существа, застывшего здесь на веки вечные. Каждую секунду, каждое мгновение я только и ждала, что задену его, и он все-таки сорвется и упадет мне прямо на руки. Тем временем ветер продолжал бушевать, став намного сильнее.
Внезапно в голову пришла мысль: что бы сделали герои моего произведения, столкнувшись с подобным монстром? Они бы точно не испугались какого-то инопланетного трупа, повисшего в узком коридоре. И они бы не стали его так старательно обходить, а, скорее всего, разрубили бы на части, покончив с этим раз и навсегда!
Но чтобы разрубить кого-то на части, нужно, по крайней мере, то, чем можно было бы рубить. А у меня не было ничего (в общем, как всегда), так что приходилось давить в себе чувство унижения и ползти дальше.
Когда последний сантиметр опасности был преодолен, я выскочила из этого коридора, словно меня попытались ударить током второй раз. Ну, уж нет, не выйдет! Оказавшись в безопасности (относительной безопасности), я перевела дух и уже хотела продолжить экскурсию по заброшенному дому, но вновь остановилась. Причиной этому стала летучая мышь с распростертыми крыльями, выпуклым животом и на вид очень острыми когтями. Пасть ее была открыта, а глаза горели красным. Все ее существо было нацелено на единственную жертву, которую она собиралась поймать в стальные объятья и выпить всю кровь. И она бы действительно так и сделала, если бы не была прикручена к стене за металлические крылья. С той стороны коридора ее не было видно, а здесь, где горело так много светильников, наполняющих атмосферу особым уютом и легким запахом гари, я смогла вполне четко рассмотреть красавицу. Это была действительно прекрасная работа литейного мастера, знающего немало тайн своего тяжелого искусства. Мышь выглядела вполне реалистично, были соблюдены все пропорции и прорисованы мельчайшие детали. Даже вампирские глаза автор выделил красным. Впечатление портила лишь цифра, выгравированная на животе. Стилизованная единица блестела в электрическом свете под одним из светильников, находящимся совсем неподалеку от монстра. И даже расположение летучей мыши было основательно продумано. Человек, поднявшийся на второй этаж и прошедший за поворот, сразу же натыкался на мышь, не осознавая, что она сделана из металла. Да уж, сколько же еще сюрпризов ждало меня дальше! Хотя этому, наверное, не стоило так сильно удивляться, ведь старинные дома (а этот тем более) всегда хранят в себе много тайн и загадок, которые порой невозможно разгадать. Слишком много лет проходит, прежде чем кто-то живой проникает сюда, поэтому в большинстве случаев находят лишь подоконники, покрытые толстым слоем пыли, грязные полы и кучи ненужных вещей, то ли оставленных прошлыми хозяевами, то ли уже притащенные сюда кем-то еще. Но иногда бывает иначе.
На втором этаже что-то было не так. Нельзя сказать, что в коридоре не было сумрака, притаившегося в дальних углах, но освещение здесь, конечно, приятно радовало глаз. И все равно чувствовалось некое напряжение, которое замерло под потолком и постепенно рассеивалось при приближении к полу.
Незаменимые светильники впивались в стены и словно высасывали из них энергию, превращая ее в свет. А под каждым светильником, горевшим без малейшего перебоя, висела летучая мышь. Одинаковые крылья, одинаково острые зубы, торчащие из разинутой пасти. Их маленькие сморщенные мордочки щерились из-под нависших над ними ламп, будто выказывая свое недовольство на происходящее вокруг. На нескольких десятках метров помещалось никак не меньше двадцати, а то и тридцати светильников, воткнутых в стены как попало. В их расположении не было никакого порядка, ни малейшей логики. Только одна-единственная идея: здесь царил полный хаос. Куда доставала рука безумного, которая держала светильник, туда он и прикручивался. Было даже страшно представить, что творилось с проводкой в стенах этого старого, промокшего дома.
Одни светильники торчали под самым потолком, другие – где-то посередине под первыми, третьи же возвышались практически над полом, едва вмещая под собой летучую мышь. Один светильник был прикручен так низко, что ему пришлось свернуть голову, а летучую мышь прилепить сверху. Единственным порядком, который соблюдался во всем этом бедламе было то, что каждый светильник освещал строго одну летучую мышь, на животе которой светился тот или иной номер. Если самая первая тварь носила цифру один, то, как подсказывала логика, остальные должны были содержать цифры большего порядка. Так, в принципе, и было, только после единицы, последовало «666», расположенное на уровне глаз справа, затем я увидела «5467», еле уместившееся на животе мыши слева. Цифры пришлось выгравировать вплотную друг к другу, их кончики наползали на соседей. «098» выглядело совсем уж странно, а когда я вдруг наткнулась на «-45», то долго думала, что же могло означать это число, да еще и на животе летучей мыши. Что вообще могли значить все эти числа? Они несли какой-то определенный, загадочный (как и все в этом доме) смысл или напротив полную бессмыслицу? Ответов на эти вопросы у меня не было.
Мутное окно светилось в самом конце коридора, благодаря которому, собственно говоря, я и увидела темную дверь, ведущую в единственную комнату. Архитектор явно что-то перепутал, когда разрабатывал план второго этажа, потому что на такой большой площади помещалась лишь одна комната, пусть и большая, хотя я и не знала точно, насколько. Возможно, это была только каморка для хранения швабр.
Нужно сказать, что к тому времени, когда я добралась до середины коридора, ветер завывал с такой силой, что содрогались стены, и лампы начали судорожно мигать, предупреждая о надвигающейся опасности.
Я обернулась назад. Подсознательно понимала, что делать этого не стоит, но все же обернулась. Белесый силуэт монстра оставался на прежнем месте, светильники продолжали подогревать неподвижных летучих мышей, вылупившихся как будто из одного яйца, а ветер набирал безграничную силу. Но кроме меня, здесь был явно кто-то еще. Возможно, темнота устала сидеть на одном месте и решила пойти за мной. Рассмотрев углы, я поняла, что в них ничего не изменилось. Они остались такими же сумрачными, но не более темными, чем раньше.
Уже решив, что это лишь моя галлюцинация, я почти поравнялась с темно-красной дверью, металлическая ручка которой нервно вздрагивала и поворачивалась в разные стороны. Мне показалось, что где-то я это уже видела.
Я отчетливо услышала хлюпающие шаги. Их не мог заглушить даже воющий на разные голоса ветер. Не четкие, не ровные, а такие, будто обладатель этих шагов подволакивал за собой ноги или то, что от них оставили какие-то жуткие монстры. При этой мысли я вновь невольно обернулась, вглядываясь в начало коридора. Из-за мигающего света было трудно что-либо разобрать. Я прищурилась и, слава всем существующим богам, инопланетное тело существа все так же висело на веревке.
Честно признаться, я вздохнула с облегчением, сама удивляясь звуку, с которым воздух из моих легких вырвался на свободу. Мне казалось, что я уже давно перестала дышать и целую сотню лет не слышала человеческого дыхания. Но раз я дышу, значит, пока еще жива, так что все хорошо. Но хлюпающие шаги приближаться, и доносились они из-за закрытой двери.
Если ветер усилится еще чуть-чуть, он просто вырвет дом с корнем. Стекла в раме начали дребезжать и жалобно попискивать, но пока еще сохраняли силу духа и, самое главное, целостность.
Я прижала ухо к двери, но шаги как будто отдалились. Стоило мне отслониться, как они вновь стали ясными и начали приближаться с той стороны. Я потянулась к ручке двери, которая замерла под моей ладонью в настороженном ожидании, но поворачиваться и открывать дверь не собиралась. Вкладывая все усилия в правую руку, я пыталась повернуть неподатливую ручку в любую сторону, в какую она вообще смогла бы повернуться. Но все было бесполезно. Даже когда я надавила на нее обеими руками, опасливо поглядывая на хлипкое окно, готовое разбиться от следующего порыва ветра, дверь все равно не открылась. Да теперь это было не так уж и важно, потому что шагов я почти не слышала и не из-за того, что они отдалились. Просто ветер стал настолько сильным, что убил все возможные звуки.
Свет бесновался и неистовствовал, словно в каждую лампу вселился настоящий бес, вылезший этой ночью из глубин ада. Я попыталась повернуть ручку в последний раз, перенеся весь вес на руки, а ногами уперевшись в пол. Я тут же упала навзничь, поскользнувшись на ровном месте и оставив после себя размытый влажный след. Откуда здесь могла взяться вода? И вот тогда, чувствуя ужасную боль в копчике, я увидела, как из-под двери вытекают потоки крови, смешанной с гноем и какой-то непонятной сине-зеленой жижей, зловоние которой тут же ударило мне в нос.
В этот момент оконное стекло не выдержало натиска взбесившегося ветра и разлетелось на мелкие осколки, словно в него бросили камень. Створки раскрылись как лепестки дикого цветка, и в тот же миг внутрь ворвался вихрь, несущий оглушительный шум и комья грязи.
Это было совсем не хорошо! Ноги семенили в склизком месиве, а по лицу хлестала грязная вода. Но подняться мне все-таки удалось, и я побежала от проклятой двери так быстро, насколько могла, потому что в тот самый момент она приоткрылась. Всего лишь на несколько сантиметров, но даже в такую маленькую щелочку я смогла разглядеть весь космический ужас, который мог хлынуть в коридор из далеких далек, унесенных отсюда тысячи лет назад.
Из чернильной темноты, переливающейся латексным блеском, на меня взглянуло черное пятно, окаймленное красным. Оно сильно смахивало на большой круг. Большой настолько, что основная его часть была скрыта, чему я, время спустя, была искренне рада, потому что сомневалась, что пережила бы, если бы дверь распахнулась настежь. А ведь такое вполне могло случиться, но почему не случилось, не знаю. Возможно, она уже открывалась раньше, и некто, кто жил здесь до меня, уже сталкивался с кошмаром из самых глубоких пропастей на свете, ведущих прямо в сердце ада, из которого всего лишь на долю секунды взглянул огромный красный глаз.
Я смутно помню, как бежала по коридору, больше слыша удары своего сердца, нежели шум ветра и дождя, которым, наконец-то, разродилось хмурое небо. Но вид повисшего на веревке монстра вернул меня в реальность (если это слово вообще уместно в данном случае). Мне вновь предстояло протиснуться мимо инопланетного существа, то ли действительно прилетевшего из другой галактики, то ли вылезшего из-под земли во дворе. Внезапно мне в голову пришла дикая, просто безумная мысль о том, что труп передо мной когда-то мог быть хозяином этого дома. Тогда сам собой напрашивался вопрос о том, кем мог быть тот, кто спал до поры до времени за странной темно-красной дверью. Его старшим братом!?
Я мотнула головой, затем начала трясти ей, пытаясь прогнать совершенно не нужные сейчас мысли. Необходимо было только пройти мимо чудовища. Это была моя цель, во всяком случае, на ближайшее время. (На самое-самое ближайшее!)
В какой-то момент захотелось оглянуться и посмотреть, что же происходит там, в конце коридора. Я все еще слышала шум. Вода заливалась внутрь и скоро должна была потечь на первый этаж, капая с потолка. Я попыталась сообразить, в какой из комнат будет потоп, но так и не смогла сопоставить их расположение. Да и времени на это уже не было. Мозг пытался отвлечься от проклятой двери, которую я (о боги!) пыталась открыть. При одной мысли о том, что я могла прикасаться рукой к этому исчадию ужаса, меня бросило в дрожь. Но я так и не обернулась. Слишком сильно боялась увидеть то, чего видеть совсем не хотела.
Я так торопилась покинуть злополучное место, что, протискиваясь между стеной и трупом монстра, нечаянно задела его тело своей рукой. Меня моментально прошиб ледяной пот и чувство того, что пол сейчас уйдет из-под ног, и тогда я точно полечу в тартарары.
Думая о том, что его тело похоже не кусок резины, я не ошиблась. Оно действительно напоминало этот материал, но в то же время было удивительно мягким и… живым!? Другого слова я просто не могла подобрать.
Зазвонил телефон. Резко и громко, как не вовремя проснувшийся будильник (черт бы его побрал!). Я никогда не слышала, чтобы в этом доме звонил телефон, но сейчас (всегда так бывает?) зеленый пластик ожил и кричал так громко, будто над самым ухом.
Я вздрогнула, и не только из-за неожиданного звонка, разрывавшегося от напряжения. Краем глаза я заметила непонятное шевеление в той части коридора, откуда стремительно убегала. Что-то темное, словно тень, мелькнуло вдалеке. Чей-то расплывчатый силуэт или это действительно была просто тень от… От чего? От дерева во дворе? Но оно росло с противоположной стороны дома, а других деревьев здесь не было. Я боялась повернуть голову и посмотреть, потому что снова могла прикоснуться к мертвой твари, висевшей ко мне спиной. Я видела его развернутые ладони и длинные пальцы, которые заканчивались не менее длинными ногтями, один из которых на безымянном пальце был сломан. Да и сам палец, похоже, вывихнут.
Я вдохнула еще глубже, стараясь вообще не дышать, и уже собиралась сделать последний шаг и выбраться из этой западни, как вдруг голова монстра вздрогнула, поднялась и быстро повернулась ко мне.
Телефон продолжал звонить без остановки, но в тот момент я забыла обо всем. Похоже, я просто перестала слышать и чувствовать. Сердце замерло в животе, а внутри все похолодело от ужаса. Тварь не просто повернула голову, а буквально свернула себе шею и теперь смотрела мне прямо в глаза. Конечно, со взглядом той адской твари, что прячется за темно-красной дверью, эта сравниться не могла, но в тот момент я была не в силах их сравнивать. Я вжалась в стену, будто хотела пройти сквозь нее, но длилось это лишь мгновение, а то и меньше, потому что в следующую секунду я закричала от увиденного, и страх окончательно накрыл меня своей огромной, всепожирающей волной.
Темно-синие глаза с переливами голубого впивались в меня и блестели в глазницах, напоминающих по форме две вытянутые капли, которые никак не хотели падать из крана в пустую раковину. Острая часть повернута вверх, а более широкая – вниз. Из-за этого создавалось странное впечатление, словно на тебя смотрит кто-то ниже ростом. Поднимаешь взгляд и понимаешь, что твой противник подпирает головой потолок. Опускаешь вниз – видишь перед собой спину вместо груди. Так и с ума, я вам скажу, сойти не долго.
С вырвавшимся из моего горла криком я кинулась в сторону, прочертив лицом по носу-крючку инопланетного существа, которое вдруг ожило и напугало меня до полусмерти. Из-за такого носа его рта практически не было видно. Только две узкие полоски по краям ноздрей и длинный, словно козлиная борода, подбородок.
Когда я шарахнулась от чудовища в сторону, свернутая шея повернулась в мою сторону, провожая все тем же молчаливым переливающимся взглядом.
Продолжал звонить неумолкающий телефон.
Я могла только бежать, что и сделала, метнувшись к лестнице и тут же споткнувшись о сидевшую на ее краю темноту. Не знаю, что с ней стало, но я не удержала равновесие и полетела вниз, считая ступеньки уже не цифрами, а своими костями.
Но когда я, немного придя в себя после падения, очнулась на знакомом и привычном первом этаже маленького и тихого домика, мне стало гораздо легче. Понятное дело, что выше я уже никогда не поднимусь. Но кроме облегчения во мне сидела еще какая-то заноза, неприятно шебуршащаяся возле уха. Ах да! Телефон! Сложно было представить, кто мог звонить в такую глушь, да еще так долго и настойчиво. Может, этот кто-то сейчас варит макароны или жарит сырники. Пока те растаивают в масле или же размякают в кипятке, он пошел позвонить старому другу, про которого внезапно вспомнил, благо был спокойный выходной, а возможно даже и праздничный день. Но ждать ответа пришлось слишком долго, а макароны грозили развариться, сырники подгореть, поэтому незнакомец положил трубку рядом с телефоном, а сам ушел на кухню, благополучно забыв про старого друга. Да и вообще не стоило про него вспоминать. Не звонил тысячу лет, не звони еще тысячу, так будет лучше. Старое шевелить – только клопов тревожить.
Но телефон не замолкал. Ни на секунду. А здесь его голос слышался еще сильнее. Почти физически раздражающий звон можно было прекратить одним способом. Только сначала нужно было встать, и как раз с этим у меня были некоторые проблемы.
Перила лестницы сломались, и теперь меня придавливали тяжеленные бруски, а вокруг тела обмоталась какая-то бумага, да такая плотная, что я с трудом могла шевелиться в ее оковах.
Телефон звонил и звонил, звонил и звонил. Кто-то никак не хотел успокаиваться.
Картина. Огромная картина обмоталась вокруг меня, не давая подняться. Бумага выросла (другого слова не подберешь) до гигантских размеров, за ней подтянулась и деревянная рама, принятая мной вначале за сломанные перила.
Пальцами я все-таки проковыряла дырку в полотне. Даже выбравшись из ловушки, я не решилась взглянуть на картину. Как ни странно, но боялась увидеть на ней космонавтов, высадившихся на темно-синей планете и столпившихся возле умирающего друга, чья кровь уже начала окрашивать правую сторону космоса в бардовые оттенки.
С внезапной и ужасающей силой холодный ветер ударил в окно. Стены дрогнули, но окно все еще оставалось закрытым. Все еще. А сзади должны быть инопланетяне. Желто-зеленые, с ядовитыми черными рожками, словно щупальца у медуз. Обязательно должны быть эти рожки, но разбираться с рукописью не было времени. Нужно отключить, наконец, этот проклятый телефон.
При первом же шаге нога утонула в серой пыли по колено. Никогда не думала, что здесь ее так много. Конечно, я знала, что в этой комнате давно никто не убирался, но чтобы настолько! Да и пыль была весьма необычной. Вязкой и тяжелой, будто в сугробы грязного снега добавили загуститель для десерта, перемешали и оставили так на триста лет. Но одно я знала точно. Пластиковый аппарат должен был прятаться где-то здесь.
Второй шаг в непролазную гущу, за ним третий и четвертый. Но я остановилась. За четвертым легко мог последовать сразу пятнадцатый, а я не горела желанием окончательно сойти с ума.
Но вот что поистине странно. В этой комнате звон был слышен куда глуше. Даже на втором этаже (спаси и сохрани!) он был гораздо громче, а теперь стих и еле-еле трещал вдалеке. В этой комнате вообще царила какая-то особая, пугающая тишина. Звуки будто не доходили до стен, им препятствовала невидимая сила.
Темно-зеленый плавник, усыпанный наростами и бородавками, скользнул в дальнем углу и вновь исчез в пыли.
И что дальше? Кричать, пока кровь не пойдет изо рта? Бежать отсюда, чтобы больше никогда ничего не видеть? Или все-таки снять трубку и услышать чей-то голос!?
Я сделала еще один шаг вперед. Пыль была спокойна и неподвижна, лишь от моих ног расходились легкие круги дрожи. Больше никакого плавника, никакого ужаса. Я просто переутомилась, и мне начали мерещиться кошмары. Наверное, стоит переключиться на другой литературный жанр. Может детективы, или даже лучше романы. Да, точно! Дамские романы в стиле семнадцатого или восемнадцатого века. Очень прибыльное дело и никакого стресса. А то еще чуть-чуть и ярко-желтые инопланетяне начнут влетать в окна, жевать листья рукописи и издавать неприличные звуки своими черными рожками. Все будет хорошо, нужно только опустить руки в пыль, нащупать телефон, и все закончится.
В пыли было пусто. Ничего, абсолютно ничего, даже намека на телефон, который, к слову сказать, все еще продолжал звонить. Так тихо, что звон его можно было различить лишь прислушавшись.
Шелест за спиной и оглушающая тишина. Только безумные удары сердца, которые, должно быть, слышит даже мертвец на втором этаже, а вместе с ним и чудище за темно-красной дверью.
Удар ветра в окно, которое на этот раз не выдерживает и рассыпается в прах. И теперь буря будет свирепствовать по всему дому. Она уже сожрала листы рукописи, лишь некоторые упали на пол. Наверное те, в которых было больше всего ошибок. Порождение ада продолжало трезвонить.
Но в этот раз ветер помог мне. Он разогнал тысячелетнюю пыль под моими ногами и оголил пол, выцветший оттенок которого понять я не могла, потому что все закрывали огромные, запутавшиеся друг в друге кольца телефонного шнура. А вот самого аппарата не было.
Несчастный стул, единственный жилец этой комнаты, от внезапного порыва ветра повалился на бок и почти целиком зарылся в пыль, согнанную в дальний угол. В тот самый угол, где я видела плавник.
Телефон зазвонил над самым ухом, громко и настойчиво, хотя я не сделала и шага. Он трезвонил и трезвонил, казалось, еще чаще, чем раньше. Нужно было бежать. Провод тянулся в другую комнату, откуда, скорее всего, и доносился этот ужасный звон. Кто мог переставить телефон в мое отсутствие, представить было сложно. Лучше совсем не думать об этом.
По дороге я собрала с пола остатки рукописи, основная часть которой теперь была разбросана по всему двору и быстро разваливалась под проливным дождем.
Телефон!
Массивные шкафы встретили меня молчанием и угрюмым взглядом. Тонкий изолированный провод тянулся к куче тряпья на полу. Одной рукой я сжимала измятые листы, а вторую вытирала о бедро, словно уже испачкалась в засохшей краске и тягучем мазуте.
Резким движением я смахнула тряпки в сторону. Телефон! Он стоял прямо передо мной и тихо позвякивал, напоминая о том, что нужно взять трубку. Но как только я протянула руку и уже почти прикоснулась пальцами к гладкому (слегка поцарапанному, правда) пластику, телефон замолчал. Окончательно замолчал. Я так и застыла перед ним на корточках с протянутой вперед рукой. Больше аппарат не издал ни единого звука. Снимать трубку было бессмысленно.
В этот момент меня не отвлекал даже сумасшедший ветер, сваливший патефон на бок и покореживший музыкальное жерло.
Как во сне, я поднялась с пола и вышла из комнаты, закрытое окно которой было по-прежнему занавешено мерзким тряпьем.
Рукопись. Измаранная, потерянная, незаконченная рукопись валялась в грязи, а письменный стол охранял теперь пустую чернильницу и неровные стопки ненужных книг. Не хотелось думать об инопланетянах и погибающем космическом страннике, пересекшем половину космоса вместе со своими друзьями. Персонажи больше не вставали перед глазами и не говорили со мной на разных языках, призывая писать, складывать буквы в слова, а слова – в предложения. Не хотелось больше возиться с глупым детским лепетом. Собрать и сжечь в камине подобную ересь, как сжигали неверных на городских площадях. Но мысль о том, что камина у меня нет, а разжечь огонь без спичек в такой сырости будет более чем проблематично, так и не пришла. Лишь темно-красная дверь, которую я уже видела на втором этаже. И я боялась, что за ней окажется тот самый монстр, ждавший меня наверху. А может, кое-что и пострашнее, хотя, что может быть ужаснее.
Чернильная земля дыхнула мне в лицо ядовитыми болотными парами и капельками влажности, застывшей на лице и медленно сползающей на шею. Листы тонули в гниющей ржавчине, а сверху на них смотрел тощий белый ворон. Рядом с ним, сгибая сук дерева, похоже, уже треснувший у основания, сидела жирная русалка с большой голой грудью и коротким толстым хвостом. Она помахивала им из стороны в сторону, шлепая плавником по дереву. Ощущала она себя здесь весьма комфортно.
- Эй, милый, иди сюда! – позвала русалка, таращась на меня рыбьими глазами. Ей, похоже, было все равно, какого я пола, а мне было плевать на нее. Ворон молча проводил меня взглядом, так и не открыв клюва.
Я подняла с земли грязный листок, который можно было сжать в кулаке и превратить в плотный глинистый комок.
- Добрый день!
Я подумала, что это вновь русалка пытается заловить меня в любовные сети, но ее хвост привлекал меня только с одной стороны – хотелось отрезать его от туловища и посмотреть, что внутри.
- Добрый день! – повторили неуверенно. Наверное, все же взглянули на черное небо, дымящееся желтыми испарениями болото и мой озлобленный силуэт посреди запущенного дождевого хаоса. – Мы звонили вам, но никто не брал трубку. Вас не было дома?
Наконец, я обернулась и увидела тощего грача в черном костюме (а именно: в черной рубашке, в черном пиджаке, в черных брюках, в черных носках, в черных туфлях, в черном галстуке, в черной шляпе, в черных перчатках и в черных очках). В руках он держал такую же худую папку (конечно же, черного цвета).
- У вас все в порядке? – спросил грач, сочувственно, как мне показалось, наклонив голову.
Я молча кивнула, даже не зная, что будет означать мой кивок.
- Я представляю книжное издательство «Пандемониум». Мы бы хотели… С вами точно все в порядке?
Вот оно. Вернее, она. Отправная точка отсчета. Нужно только протянуть руку и открыть темно-красную дверь.
А за моим столом пусть сидит ярко-желтый инопланетянин с черными рожками. У него, возможно, получится лучше.












User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать

Reply to this topicСоздать новую тему

Collapse

> Похожие темы

Тема Ответы Автор темы Просмотры Последнее действие
Готические рассказы 0 vicius 8,251 25 Февраль 2012, 22:09
Последний ответ: vicius
Пишу исследовательскую работу 3 Toolen' 5,209 21 Сентябрь 2007, 09:52
Последний ответ: Lollipop


 




© 2007-2017 GOTHS.RU