Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )


 Афиша
  » Участники   » Помощь   » Поиск   » Правила
> С. Ворон "Параллели", Повесть-драма о готах
Group Icon Raven_S
сообщение 2 Май 2012, 04:25
Сообщение #1


неофит
Группа: готы
Сообщений: 5
На портале:
0д 3ч 39м 45с

Моя галерея
Мой профиль



"Как странно устроена жизнь… где горе, там и счастье… а где счастье… там и… - он тяжело вздохнул, - горе."

Компания молодых людей, принадлежащих к субкультуре готов - маленький мирок, в котором разыгрываются драмы, рождаются и гаснут чувства, ломаются судьбы... На страницах этой небольшой повести - клубок событий, навсегда изменивших жизни героев.
Изображение
Ссылка на скачивание книги: http://depositfiles.com/files/sz3yt2rzb
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
 
Reply to this topicСоздать новую тему
Ответов(1 - 6)
Group Icon Raven_S
сообщение 5 Май 2012, 01:48
Сообщение #2


неофит
Группа: готы
Сообщений: 5
На портале:
0д 3ч 39м 45с

Моя галерея
Мой профиль



(В общем, вот, ничего не нужно качать. Предупреждая предвидимые возражения - писано это все было почти с натуры, и целью ставилось не изображение готики и готов, и тем более не пропаганда/оценка/нужное добавить, а запечатление некоторых моментов, которые хотелось донести в худ.форме до читателя...)


Все персонажи являются вымышленными. Некоторые события и места имеют реальные прототипы.


***

Сброшенный порывом ветра с обледеневших веток снег с еле слышным шорохом опускался на холодный гранит крестов и плит. Черные силуэты ворон не спеша прохаживались и перелетали с места на место, время от времени переговариваясь скудными гортанными репликами. Небо было серого мрамора, низкое и застывшее. Белое покрывало на могилах уже давно не блистало чистотой, а между ними – и вовсе зияло мерзлыми черными проталинами, хранило следы массивных подошв.
Девушка поднесла ко рту покрасневшие пальцы, выглядывающие из обрезанных черных перчаток. Посмотрела вверх, на мраморную чашу неба, и по сторонам – в безлюдную тишь Некрополя. То бишь кладбища – самого безопасного места на земле. Потому что там все мертвые. Так говорили герои ее любимого фильма.
Озябшие пальцы слушались плохо, управиться с крышкой от пакета с вином оказалось непросто. Сигарета тоже упрямо отказывалась выбираться из пачки, зажигалка – рождать маленькое дрожащее пламя. Но выбора-то ни у кого из них не было – хозяйка все равно упорнее. Когда теплый ванильный дым наполнил легкие, а кислая жидкость, посетив желудок, начала проникать в кровь – управлять замерзшим телом стало легче. Тонкие бледные губы растянулись в странной улыбке.
…говорят, если долго смотришь в бездну – она начинает смотреть в тебя… я так долго смотрела, что попросту устала… устала надеяться уловить во взгляде бездны хоть что-то, ради чего стоит смотреть дальше…
"Молния" на сумке никак не поддается, открывать ее приходится минут десять. Ничего, время есть. Фольга на упаковке так громко звенит… перестань, не нарушай священную тишину Некрополя! Наконец-то. Продолговатые, белые, без вкуса и запаха. Жаль, что не черные – с красным вином – было бы, как у Стендаля…
...а вы будете за мною скучать, ветки?.. а ты, скамейка?.. а я за вами, наверное, буду…
Снег все так же не спеша падает на серый камень. Только шорох его почему-то все громче и громче… небо все ниже и ниже… ветки плывут по кругу, изменяя форму и цвет…
Большая ворона шумно приземлилась на поржавевший крест и громко известила собратьев о своем прибытии.

***
- Останься, прошу тебя…
Полная женщина с синяками под глазами обмахивалась газетой, точно веером, сидя на мягком сером диване.
- У меня сердце болит… побудь со мной, пожалуйста.
- Мама! Ты всегда так говоришь, когда я куда-то иду… только не в школу, - процедил мальчишка, подхватил валявшийся на полу рюкзак с ярким красно-желтым огненным рисунком и решительно вышел из квартиры. Внизу ждали друзья, скоро должен был начаться долгожданный концерт, на который так трудно было добыть билет. Но он добыл. Долго копил и экономил на каждой мелочи, раздавал листовки после уроков, задействовал все свои знакомства в индустрии билетных касс – и вот, наконец, с замирающим сердцем шел навстречу мечте. Дверь с громким стуком закрылась, отгородив его от назойливых требований вечно болеющей матери.
Тогда он еще не знал, как этот день изменит его жизнь.

***

В обклеенную плакатами старую общежитскую дверь постучали.
- Кто там? – спросил сидевший на кровати длинноволосый парень в черной рубашке, откладывая в сторону древнюю акустическую гитару. Вместо ответа дверь распахнулась, и в комнату буквально ввалились трое – двое парней и девушка. Одета троица была на удивление похоже – черные кашемировые пальто, черные джинсы, массивные "армейские" сапоги. Распущенные, слегка мокрые от снега длинные волосы. Только один парень немного выше, бледен и худ, и его прямые волосы цвета сероватой соломы, а второй – невысокий, с широкими плечами и горящими от контраста температур щеками, с густой и волнистой темной шевелюрой. Девушка, поддерживаемая ими, была смертельно бледна и производила впечатление мертвецки пьяной. В ее черных волосах блестела талая влага, плащ был чем-то размыто испачкан – наверное, его пытались отчистить подручными средствами. Тушь и подводка размазались вокруг покрасневших глаз, взгляд которых фокусировался слабо.
Игравший на гитаре парень, увидев пришедших, вздрогнул и побледнел.
- Ворона? Что с тобой? – парень схватил прислоненную к кровати железную трость и вскочил с постели, опираясь на нее. – Что с ней?
- Мы нашли ее на Старовознесенском, она, похоже, таблеток наглоталась, - голос высокого, мягкий и негромкий, звучал не на шутку взволнованно. – Тристан, можно она пока тут у тебя побудет, домой ей, сам понимаешь…
- Да само собой, можно! Только ее бы к врачу…– парень присел на соседнюю кровать, на которую приведшие усадили девушку по имени Ворона, отставил трость и схватил тонкую бледную руку, пытаясь прощупать пульс.
- К врачу нельзя, проблемы будут, - отозвался краснощекий. – Она хорошо желудок прочистила, мы минералки купили, промыли. Не переживай, не много она приняла, я упаковку видел.
- Атос, пошли. Купим угля и еще там что-нибудь от отравления, - предложил блондин, и оба вышли из комнаты.
Тристан склонился над полубессознательным лицом девушки. Его темные волосы коснулись ее плеча, длинные пальцы нежно скользнули по холодной щеке.
- Что же ты, дуреха, делаешь, а? – прошептал еле слышно. – Думаешь, ты никому не нужна?

***

- Предлагаю поднять бокалы этого священного напитка за то, чтобы тяжесть нашей жизни всегда была обратно пропорциональна тяжести музыки в наших наушниках!
Провозглашая тост, русый загорелый парнишка лет восемнадцати чуть не раздулся от важности. Его друг, протягивая бокал с темным пивом к точке столкновения, громко прыснул.
- Не, ну жжешь, Кипелов, математик блин, - на розовых щеках парня от улыбки появились ямочки.
- Не завидуй, Атос, - с достоинством ответил Кипелов и громко чокнулся с обоими товарищами - третий участник празднества молча протянул бокал.
Он, этот третий, сидел с отсутствующим видом, и выражение худого, болезненно-бледного лица ни на йоту не изменилось ни при провозглашении товарищем тоста, ни при последующем медленном поглощении глотка пива.
Парню лет восемнадцать-девятнадцать. Прямые пепельно-русые волосы собраны в "хвост". Орлиный нос, светло-серые холодные глаза, резкие скулы, бледные, упрямые губы, железный шип в левой брови. Ничего не выражающий взгляд в пустоту.
- Эй, Орфей, ты че завис? – попытался растормошить друга Атос. – С Аленкой траблы, что ли?
Орфей наградил небезразличного долгим, много – и в то же время ничего не – значащим взглядом и продолжил гипнотизировать пространство.
- Не трогал бы ты его, сам знаешь, что не расколется, - констатировал Кипелов, зажигая сигарету. – Скажи лучше, когда репа, что там Мак решил на счет гроула? Вы вообще говорили?
- Да поговоришь с ним, щас, - Атос тряхнул темно-каштановыми локонами, - сначала словить бы его!
- О да, - вздохнул Кипелов, красноречиво посмотрев куда-то вверх, - вечно этот Макбет принц Датский со своей святою Евочкой возится!
- Принц Датский – это Гамлет, - вдруг вставил Орфей, рывком повернув к товарищу голову – словно разбуженный чем-то неожиданным и резким, вроде звука выстрела над ухом либо укуса осы.
- Да мне как-то… - вместо уточнения, как именно, Кипелов смачно затянулся синим "Монте-Карло" и выпустил струю дыма в направлении пыльного потолка.
В забегаловке стоит удушливый табачный смог и невероятный шум, откуда-то из невидимого динамика охрипший голос старого рокера безуспешно пытается перекричать подвеселевшую "неформальную молодежь", на просящих ремонта стенах красуются пожелтевшие от дыма фотографии мотоциклов и их счастливых владельцев, какие-то афиши давно забытых концертов и надписи маркерами и корректорами – молчаливые свидетели разношерстности здешнего контингента. Evil. Lilith. Crying Angel. Михай. Алина… Вперемешку с именами посетителей – многочисленные логотипы и названия музыкальных коллективов, ими обожаемых. Уютное, тихое, милое местечко. Для своих. Для "элиты".
- Ну лады, парни, я пошел, дела есть, - Орфей зачем-то отодвинул опорожненный бокал к средине стола и стал с внезапной торопливостью, сменившей прежнее оцепенение, застегивать пуговицы длинного черного пальто. Пожал руки друзьям и вышел из туманного людного зала пружинистой походкой.
- Не, Атос, вот ты ж тоже гот, да? – разрумянившийся от пива Кипелов откинулся на стуле, отчего висящая на спинке кожаная куртка-"косуха" едва не свалилась на пол, и деловито выпустил струю дыма, глядя на полнокровное улыбающееся лицо друга, - но вот ты нормальный чувак, с тобой и потусить, и поржать, и пива попить можно нормально. А этот Орфей… фиг его поймешь блин. Вечно как обкуренный какой-то. Как ты его терпишь…
- Ну… - Атос вздохнул и отпил глоток из пустеющего бокала. – Че поделаешь. Такой он есть, ниче не поделаешь… Может помирится с Аленкой – и вернется в наш грешный мир. Может, и нет. Но ударник он классный, признай. И поэт тоже.
- Ага, и глючный до чертиков. Как эти пафосные правильные существа мне уже на нервы надействовали! Орфей, Макбет… Имена-то какие! Рыцари блин, - парень фыркнул с презрением. - Аж не по себе как-то стает от них иногда… И вечно должны вымахнуться, что они самые умные. – Кипелов вдруг принял театрально-надменную позу, дернул длинноволосой головой в сторону Атоса и продекламировал нарочито пафосным голосом: – Принц Датский – это Гамлет!
- Ну че ты, а? – Атос, миролюбиво скривившись, поднял бокал над столом и протянул в сторону друга. – Выпей пива и не парься! Люди разные, и в этом вся прелесть этой паршивой жизни!


***

Ворона открыла глаза и застонала. Голова раскалывалась, в желудке поселились черти. Она не могла понять, где находится – на рай было вряд ли похоже, но и до ада обстановка никак не дотягивала. Облезлые стены неопределенного салатово-коричневого оттенка, серые шторы, плакат "Tristania" над старой кроватью.
…я не умерла…я в общаге… кто-то нашел меня…кто?...да какая разница…я жива…только не знаю еще, рада я этому или нет…
- Проснулась? – темноволосый парень, сидящий на краю кровати, ласково погладил ее по голове. – Ну ты и напугала нас… но все уже позади, - он улыбнулся. – Как ты? Воды принести?
- Н-нет, Тристан, не надо, я сама, - пробормотала Ворона, пытаясь подняться на локте. Голова пошла кругом, пришлось лечь снова.
-Не вставай, лежи пока, - Тристан взял прислоненную к стене трость, встал, опираясь на нее, и заковылял из комнаты, хромая на правую ногу.
…весело…я у Тристана… уууххх…ну и хреново же мне…сколько я проспала?... да какая разница… да уж, я точно дура…
Тристан вернулся со стаканом воды в руке, его взгляд излучал тепло. Ворона приподнялась, издав стон, и благодарно пригубила животворную влагу. Тристан взял из ее руки стакан, чтобы отставить его на тумбочку – намеренно продлил миг касания к худеньким девичьим пальцам. Посмотрел долгим, глубоким взглядом грустных карих глаз в серые глаза Вороны. …ты так невероятно красива даже без макияжа… Убрал со лба девушки черную прядь и снова улыбнулся – улыбкой, полной печали и нежности.
…ну вот, сидит возле меня… он так похож на Вертера…высокий, стройный, продолговатое лицо, волевой подбородок, строгие брови… почему это не Вертер?… почему ему, Вертеру, абсолютно плевать? заплакал бы он на моих похоронах, или даже не пришел бы?...
- Знаешь… я тоже когда-то думал, что все закончено. Что никому не нужен и будущего нет. Я ведь с детства мечтал стать милиционером. Папа мой погиб при исполнении, когда мне было пять. Урка пьяный подстрелил… Я тоже хотел стать героем, как папа. И погибнуть героем. И я был крут, - широкие губы искривила улыбка. – Тренировался, качался, меня в школе боялись. Встречался с первой красавицей района. Пока в шестнадцать лет… не выпил лошадиную дозу пива… не сел на братов мотоцикл… и не вписался в столб. – Тристан на миг замолчал и вздохнул, тогда продолжил. – Когда из больницы вышел на костылях, жить не хотелось вообще. Мама запила, братишка, чтоб оплатить мое лечение, поехал на заработки и тоже забухал вчерную… Девица моя через месяц уже с другим развлекалась. С боксером, сынком богатенького бизнесмена. Умная, в пятнадцать лет-то, была! Калека-бедняк оказался не нужен.
Ворона смотрела на Тристана широко раскрытыми глазами, в которых стояли слезы.
- Знаешь, что меня тогда вытянуло? Музыка. Еще книги. И рисование. Потом появились друзья… настоящие, а не такие, как когда-то… Знаешь, я даже хотел покончить с собой. Но меня спасли. И сейчас я за это благодарен. Я учусь на любимой специальности и скоро смогу найти по ней работу. Я могу творить и познавать, могу общаться и помогать людям. Подумай, так ли пуста твоя жизнь?
Тристан вопросительно посмотрел на Ворону, но та молчала. По щекам ее струились слезы.

***
Темно и холодно, в эфемерном свете фонарей искрами вспыхивает снег. Окна многоэтажек горят, за ними теплится простая будничная жизнь, такая похожая и такая разная. Окна многоэтажек освещают бетонное крыльцо, вырывая из тьмы два силуэта.
Парень и девушка. У парня длинные волосы – они собраны в "хвост"; резкие черты, высокий лоб, орлиный нос. Девушка значительно ниже ростом, ее волосы острижены под каре, а острый носик выдается вперед.
Парень держит девушку за рукав пальто. Они говорят. Голос парня – негромкий, бархатный и холодный, девушки – высокий, почти детский, она картавит.
- Отпусти меня, Дима! Чего ты хочешь? Пrоблем? – девушка пытается вырвать руку, но парень настойчив. – Ты ведь знаешь, что у меня есть Макс, и я его не бrошу… и ты ведь…не один… пожалуйста… отпусти… - Девушка говорит тихо, почти шепчет, как будто сама не хочет, чтоб ее слова были услышаны, а просьба – исполнена.
- Скажи, ты ко мне что-то чувствуешь?
Девушка вырвалась.
- Это не имеет никакого значения! – бросила она, исчезая в бетонной пасти высотки.
Парень взялся рукой за ручку железной двери подъезда и бессильно опустил голову.
- Все имеет значение, Ева…

***
Ворона сидела на старой скрипучей кровати в комнате Тристана и пыталась собрать воедино разбежавшиеся обрывки мыслей. Она чувствовала себя намного лучше, но все еще не решалась пойти домой. Да и никто ее там особо не ждет – мать, вечно занятая делами своей треклятой фирмы, - в очередной командировке, а отец давно уже счастлив с новой семьей и вспоминает о дочери, только когда нужно через нее попросить у бывшей жены денег взаймы. Даже собаки нет, или кошки, или хотя бы рыбок в аквариуме. Большой мохнатый кактус на окне не слишком пострадает от отсутствия хозяйки еще несколько дней.
Дверь открылась, и на пороге показался Тристан. Выцветшая рубашка, волосы немного выбились из «хвостика» - такой уютный, домашний, простой. Вертер никогда таким не был – даже когда они сидели обнявшись в его крошечной и насквозь прокуренной однокомнатной квартирке при свете старинного канделябра, он, казалось, витал где-то очень-очень далеко. Тогда влюбленная девчонка считала его, скрытного и холодного художника, воплощением всех возможных мечтаний. Загадочный, творческий, надменный и непредсказуемый… Ворона, не успев дать себе отчет, вызвала в памяти образ, который недавно чуть не заставил ее уйти из жизни. Но вместо привычной ядовитой боли обнаружила внутри только безразличие. И даже какое-то облегчение. Она впервые с момента пробуждения уверенно сказала себе, что рада остаться в живых.
Тристан стоял в дверном проеме. Его глаза излучали тепло, и от этого излучения измученное сердце вдруг начало согреваться. Парень с улыбкой сообщил, что завтрак готов и пора идти на кухню, пока никто его не увел. Ворона улыбнулась в ответ и подошла к двери. На миг они оказались совсем близко… Тристан смотрел ей прямо в глаза – такой неожиданно родной. Непреодолимо захотелось обнять его, прижаться, почувствовать его тепло.
Когда их губы слились в поцелуе, время остановилось.


***

Репетиционная комната скорее напоминает чулан. Полуподвальное помещение настолько мало, что пятеро молодых людей вместе с аппаратурой помещаются в нем с большим трудом. Стены обиты чем-то мягким и черным, на потолке – лампочка без абажура, под потолком – крохотное зарешеченное окошко, забитое фанерой из-за отсутствия стекла, на двери – здоровенный, выведенный красной краской перевернутый крест (за него так и не нашли кого наказать, ни один из репетирующих здесь юных коллективов не взял на себя ответственность за этот варварский манифест своих религиозных убеждений).
- Ну и какого черта, а? – стройный парень с красной электрогитарой в руках и густыми волнами каштаново-медных волос по плечам красного свитера, кажется, весь превратился в огонь ярости. Взгляд его по-кошачьи зеленых глаз обращен на худую фигуру в черном за ударной установкой. Светловолосый парень с шипом в брови, слегка покачиваясь, холодно и нагло смотрит на гитариста.
- Орфей, ты что, совсем уже, да? У нас концерт восьмого, а еще ни одной песни до конца не готово! Ты зачем напился перед репетицией?
- Да батя попросил ему компанию составить, - спокойно, без тени оправдания, хоть и слегка нетвердым голосом ответил ударник.
- Батя! – огненноволосый кипел, как забытый на плите чайник. – Да знаю я твоего батю – ему только во двор выйди – и компания!
Орфей вскочил.
- Знаю, Макс Макбет, что ты знаешь, - он понизил голос почти до шипения. – И еще знаю, что у тебя батя не такой, как мой. И что у тебя все не такое. Что у тебя все! – Парень ударил рукой по тарелке, отчего та издала оглушительный шум, и, с трудом пробравшись к выходу, изо всех сил хлопнул дверью.
Макбет с досадой сплюнул и выругался себе под нос. Совладав с собой, обратился к остальным присутствующим, что в недоумении наблюдали за разыгравшейся сценой.
- Ну что ж, товарищи, сегодня отрепетируем без драмов! Играем "Ангелов". Атос, держи ритм. Ева, начинай!
Миниатюрная, остроносая, похожая на мышонка девочка лет шестнадцати с фиолетовыми волосами, остриженными под каре, и огромными, ярко обведенными черным глазами нажала на клавиши, и комнатушка наполнилась мистическими звуками органа. Сквозь них прорвались тяжелые, размеренные гитарные риффы; Макбет, опустив волосы на лицо, словно в трансе, качал головой в такт движениям руки по струнам. Внезапно орган сменился сказочными колокольчиками, гитара на миг ускорила ритм, чтобы еще через миг притихнуть. Широкоплечая девушка с волевым скуластым лицом без следов макияжа и кельтским крестом на крепкой груди обхватила рукой микрофон и глубоким мощным голосом запела.
"Меж мирами мертвых и живых, где огонь негаснущий пылает…"
Макбет ударил рукой по струнам и отбросил волосы с лица.
- Стоп, стоп, стоп! Анима, ты ломаешь ритм! Слушай клавиши!
Вокалистка гневно повернула к нему голову, мотнув русыми волосами.
- Да ты сам клавиши послушай! Это твоя Евочка ритм ломает и лажает постоянно! Гений музыки блин!
Зеленые глаза Макбета сузились.
- Ты что себе позволяешь, Алена?! Следи за своими словами! – казалось, он готов был совершить что-то не слишком хорошее.
- Аххаха, - скривилась Алена Анима в демонической улыбке, - это тебе бы следовало следить за своей малой, а то кошка из дому – мышата – она многозначительно скосилась в сторону клавишницы, застывшей за инструментом и смертельно побледневшей, – гуляют!
- Вон отсюда! – рявкнул Макбет, очевидно еле сдерживаясь от совершенно не джентльменского поступка.
Все с той же надменной улыбкой на лице амазонки, наградив по пути Еву далеко не дружелюбным взглядом, Анима величественно проплыла сквозь паутину проводов и захлопнула за собою дверь – в точности так же, как незадолго до этого Орфей.
Макбет в ярости послал на облезлый пол еще один смачный плевок, приправленный парой-тройкой эмоционально наполненных звукосочетаний. Успокоившись немного, повозился с проводами, достал из угла каморки чехол и стал убирать в него гитару.
- Ну все, с меня довольно. Репетиция переносится на неопределенный срок.
Он подошел к клавишнице, больше походившей сейчас на фарфоровую куклу, и взял ее за руку.
- Пошли отсюда, солнышко.

***

Деревянные столы и фотографии байков на стенах. Сплетение голосов и седой от дыма воздух. Пивная не набита до отказу, но и пустотой не зияет, несмотря на будний день.
За столом, держа в длинных пальцах сигарету, в гордом одиночестве сидит парень лет 25-26. Несмотря на зимнее время, одет он в простую черную рубашку; на шее – серебряный египетский крестик-анкх. Стеклянный графин с прозрачной жидкостью, стоящий перед ним, уже почти пуст – чего никак нельзя сказать о грязно-зеленой фаянсовой пепельнице. Рядом на столе - видавший виды граненый стакан, на дне которого виднеются остатки какого-то оранжевого сока, и такая же бывалая граненая стопка, только что заново осушенная.
Парень оперся о железную спинку стула и прислонился плечом к стене. Его темные волосы, чуть длиннее плеч, слиплись прядками и беспомощно повисли, обрамляя удлиненное лицо со следами юношеских прыщей, резкими скулами и мощными, выступающими вперед челюстями. Серые глаза, глубоко посаженные под тяжелым высоким лбом и уже подернутые алкогольным туманом, смотрят сквозь дым и стены, куда-то в бесконечность. Забытая сигарета в руке догорела до фильтра и машинально отправилась к сестрам в переполненную пепельницу. Парень налил из графина полрюмки огненной воды, поднес ее на уровень глаз, словно любуясь игрой света в потускневших стеклянных гранях, растянул в улыбке обветренные губы и долгим глотком употребил жидкость.
- Привет, Вертер!
Перед одиноким посетителем словно из-под земли вырос широкоплечий детина в "косухе" и кожаной бандане, с кудрявой русой бородой на пол-лица. В руке пришедший держал стеклянную кружку со светлым пивом, которую, не дожидаясь приглашения, поставил на стол рядышком с графином и сам приземлился на свободный стул. Сидевший парень неторопливо зажег сигарету и туманно глянул на гостя сквозь завесу седого дыма.
-Приветствую, Михай, - неохотно проговорил он с выражением усталого аристократа.
- Бухаешь в одиночку? – спросил Михай, надпивая свое пиво.
Вертер хмыкнул.
- Отдыхаю. Выставку продумываю.
- Труженик, - усмехнулся Михай в кудрявые усы. – Выставку, говоришь? И что придумал?
Безучастные до того глаза Вертера блеснули.
- Слыхал о "Пост мортем фотос"?
- Это когда после смерти людей фоткали? В прошлом веке? – скривился бородач, выдыхая табачный дым.
- Да-да-да, они самые. Представь только, выставка моя будет называться, - Вертер самодовольно ухмыльнулся, - "Пост мортем мысли Андрея Вертера".
Детина в бандане хохотнул в усы и отпил богатырский глоток пива.
- Да, - Вертер прищурился. – На стенах мои картины вперемежку с этими самыми фото, с потолка свисает паутина, а посреди галереи – нет, скорее в конце, у стены – стоит гроб. Красивый такой гробик, праздничный. С приоткрытой крышкой. А внутри… - губы искривились в самодовольной ухмылке. – А внутри – зеркало. Ты заглядываешь в гроб и видишь себя. Ты в гробу, детка! – Вертер улыбнулся, обнажая крупные зубы. – А от гроба и до стены идет по полу колея, две линии, которые продолжаются в картине. «Сумрачный Храм», со сводами и паутиной… как раз сегодня закончил. Что скажешь, друг? Я их шокирую, не правда ли?
- Знаешь, друг, - не слишком старательно скрывая насмешку, ответил Михай, - думаю, все от шока попадают. Вот только я не об этом поговорить хочу.
- Да? А о чем же? – Вертер выпустил струю дыма в потолок.
- О ком, скорее. Мальки Ворону твою на Старовознесенском в субботу нашли, она таблеток наелась. Интересно, с чего бы это, а? – Михай сурово посмотрел на собеседника, мгновенно прекратившего ухмыляться.
- Настю? Что с ней?
- Настю, Настю. Не переживай, она совсем немного выпила, уже все нормально, отлежалась у кого-то из малых в общаге и все. Мне не то интересно. Зачем ты с ней так, а? Хорошая ведь девчонка, все твои фанаберии терпела, не требовала многого…
Вертер скривился, как если бы ему подсунули вместо сигареты кусок лимона.
- Ой, ну не надо, а? Понимаешь, я художник. Ху-дож-ник. Мне творить надо, а не сюси-пусями маяться всякими. Вдохновение, оно ведь наедине с собою приходит… а не когда тебя обнимает девушка. Я творить не мог, понимаешь? А у меня выставка на носу…
Михай скептически хмыкнул.
- Выставка, выставка… Дурак ты набитый! Вот лет через двадцать, будет тебе под полтинник, будешь старичком дряхлым с убитой печенкой и голыми стенами в хате. Вот тогда и пожалеешь, что некому суп сварить твоему больному желудку.
Вертер снова улыбнулся.
- Не веришь, что я способен сиять? Заставить о себе говорить и писать? Мне двадцать четыре, и у меня через месяц персональная выставка. А тебе двадцать шесть, и ты днями сидишь в мастерской, а вечерами катаешь свою бабу на мотоцикле, куда она попросит. – художник опять наполнил стопку и осушил ее.
- Ну ладно, - Михай криво улыбнулся, - допустим, ты прав. Тогда скажи мне, Андрюха, вот что. Если уж ты такой молодой да перспективный – чего тогда ты бухаешь здесь вот в одиночку, как последний алкаш?
Вертер протяжно посмотрел на него, чуть покачивая головой.
- Слушай, Миша. Ты вродь как шел куда-то… продолжи свой путь, а?
Бородач с кружкой в руке невесело улыбнулся, встал из-за стола, пожелал удачи и затерялся среди столиков. Художник с тяжелым вздохом подпер жилистой рукою лоб.
- А может ты и прав… как последний алкаш.



***
-Ну-ну, - девушка с волнистыми мелированными волосами выдохнула облачко ментолового дыма. – Значит теперь ты с Тристаном? Ну, Настена, в таком случае я тебе сочувствую!
Ворона недоуменно посмотрела на подругу.
- Мало тебе было того "красавца", Андрея… Вертера, - уточнила девица, презрительно скривившись. – Мало тебе этот "человек искусства" кровушки попил… Так нашла себе еще одного художника, еще и калеку… Очередная смесь обожествления и сочувствия? Когда же ты наконец повзрослеешь, подруга?
- Повзрослею? – Настя посмотрела на собеседницу колючим взглядом густо накрашенных глаз. – Выбелю волосы, надену шпильки и буду слушать клубняк? Найду себе нормального пацана, стриженого под ноль и хорошо зарабатывающего? – тонкие губы искривила саркастическая усмешка. – Знаешь… лучше я навсегда останусь "дитям", если это означает "взрослость"!
- Дуреха ты… - улыбнулась девушка, туша в пепельнице окурок пальчиками с французским маникюром. – Всего на три месяца я тебя старше – а кажется, что на три года минимум…
Ворона не ответила, только грустно улыбнулась, машинально теребя массивную сережку в виде летучей мыши.
- Носишь моих мышек, - улыбнулась ее собеседница, отследив взглядом ее жест. – Эхх, - протянула вдруг мечтательно – как же они мне оттягивали уши на готик-пати года два назад…
- Лера, извини, - Ворона достала мобильный, сделав вид, что получила SMS. – Мне пора идти.
Попрощавшись церемониальным поцелуем в щечку, девушка вышла из пиццерии быстрым, порывистым шагом. В ее глазах стояли слезы, а в ушах мерно покачивались летучие мыши из черненого сплава… когда-то любимые серьги ее когда-то лучшей подруги.

***

- О господи, пrедставить стrашно… подrаться с собственным отцом, - приговаривала Ева, промывая большую ссадину на скуле Орфея. Он пришел к ней полчаса назад, дрожа всем телом, но не говоря ни слова. Он сел на кровать и молча смотрел перед собой в стену, а на лице и руках его кровоточили ссадины. Должно было пройти некоторое время, чтобы парень понемногу начал рассказывать о происшедшем.
Отец пришел пьяным и вел себя очень агрессивно. Начал упрекать сына в том, что тот не приносит в дом денег, что позорит его своим видом, и так далее и тому подобное. Орфей попытался выйти из квартиры, но отец помешал ему, и завязалась драка.
- А потом он сказал, что это я виноват в смерти матери. Что я всегда удираю, и если бы… - парень закрыл руками лицо. – Он был прав, понимаешь? – Орфей повернул голову к девушке и посмотрел ей прямо в глаза. – Если бы я тогда был дома, мама была бы жива…
По гладко выбритой щеке протекла слеза.
Ева обняла своего гостя и прижалась к нему.
- Не говоrи так, Дима… нельзя так говоrить…
- Нет. Можно… можно говорить правду. Нужно. Если бы я в тот вечер не поперся на концерт, не поругался с мамой, не довел ее до приступа… если бы вызвал скорую… я же знал, знал, что у мамы сердце больное… и папа бы не бухал так… будь она жива…
- Не надо… пrошу тебя, не надо… - держа руку Орфея в своей, Ева неотрывно смотрела в его глаза…
Зайдя в комнату любимой с темно-красной розой в руке, с торжественным выражением на красивом лице, Макбет хотел было спросить, почему не закрыта входная дверь – но застыл на пороге как вкопанный. На кровати две фигуры – парень и девушка – сплелись в нежном поцелуе. Роза полетела на пол. Фигуры замерли в немом ужасе.
Макбет, не говоря ни слова, выбежал из комнаты.



***

Выставочный зал «Галереи Альтернативного Искусства» сегодня напоминает кадр из старых фильмов о вампирах и привидениях. Со стен свисает веревочная "паутина", зловещие картины темных тонов закованы в серебристые с чернением рамы "под старину", между ними в таких же рамах – небольшие репродукции пожелтевших фотографий начала ХХ века, по старой традиции запечатлевших мертвые лица. Тихо играет что-то, напоминающее классическую музыку, но давящее на подсознание, создающее атмосферу безысходности и в то же время некой тайны. Страшной тайны.
В конце галереи стоит черный лаковый гроб. Он украшен лентами и яркими искусственными цветами, его крышка приоткрыта. На стене за гробом – большая, в человеческий рост картина: интерьер средневекового храма в сумрачном освещении, со стремительных арок свисает паутина, а в глубине вместо алтаря – огромный, светящийся слабым зеленоватым светом паук. Картина начинается от самого пола, со сторон и сверху ее очерчивает рама, но не металлическая и без узоров – простой черной пластмассы или дерева, как оконная рама, которую хозяин-оригинал выкрасил в цвет ночи. От гроба до картины на полу нарисованы две параллельные линии, продолжающие перспективу храма – будто колея, по которой гроб въехал в галерею из жуткого другого мира.
Посмотреть на выставку под интригующе-пафосным названием "Пост-мортем мысли Андрея Вертера" пришло не так уж мало людей. В одежде многих из них доминирует черный цвет. Они не спеша рассматривают мрачные силуэты под стеклом, обмениваясь негромкими репликами. Некоторые посетители знакомы между собой, останавливаются и здороваются.
Сам художник, сотворивший эту квинтэссенцию сумрака, ни на минуту не покидает зал – наблюдает из глубины помещения. Он торжественен и строг, его волосы темным шелком спадают на плечи атласной черной блузы старинного покроя – с жабо и пышными рукавами. Черные брюки, черные же туфли на массивной платформе, которые позволяют ему смотреть поверх голов, в дополнение к высокому – почти гигантскому – росту парня. Резкие и крупные черты, несущие отпечаток чего-то животного, хищного. Тяжелый высокий лоб, глубоко сидящие глаза, выдающиеся вперед челюсти. Еле заметная самодовольная улыбка на широких губах. Плавные, исполненные достоинства движения, и осознание собственного триумфа – в гордой осанке, в решительном профиле, во взгляде, внимательно ловящем восхищение (с примесью некоторой тревоги), отражающееся на лицах посетителей.
Внезапно художник словно окаменел. Из-за черной бархатной занавески, закрывающей вход в галерею, вошла молодая пара. Парень и девушка. Девушку он знал… даже слишком знал. Вертер никогда и ни с чем не спутал бы эти глаза, эти губы, эти волосы. Бледные щеки, тонкая шея, грустная улыбка. Настя… какой-то месяц назад она хотела убить себя - из-за него. Зачем же она пришла на эту выставку? Месть?
хватит баловать свое самолюбие, старый павлин! не все на свете делается из-за тебя!
Парень мог бы быть Вертеру братом – тот же высокий лоб, тот же волевой подбородок, тот же темный шелк волос на плечах. Тот же мрачновато-торжественный вид (разве что на порядок меньше напыщенности). Только посетитель заметно моложе и немного ниже ростом, его черты мягче и благороднее, без оттенка хищности. И в то время как левой рукой он нежно держит тонкую ладонь спутницы, правой – опирается на металлическую трость с черной ручкой.
значит, не слухи… значит, она все же с Тристаном… Настя…
а ты все же дурак, Вертер… последнейший, набитый дурачина… люди с хотя бы минимальным интеллектом не выбрасывают то, что нужно больше воздуха…

Хорошо, что в галереях бывают черные ходы. Художник исчез в сумрачном коридоре – никто и не заметил, когда именно.

***

Полненькая девушка лет шестнадцати серьезно посмотрела на подругу.
- Ты точно этого хочешь?
Девочка с фиолетовыми волосами опустила голову и на минуту притихла, а затем неожиданно расплакалась, бросившись на не по годам пышную грудь подруги.
- Да, Аня, да… хочу… то есть… не хочу… я пrосто не могу по-дrугому… я должна знать… должна что-то понимать и чего-то ждать…
Аня обняла плачущую и мягко отстранила от себя. Та немного успокоилась и села на стул, тяжело дыша; по совсем еще детским щекам от глаз до подбородка протянулись черные разводы. Хозяйка же деловито и сосредоточенно достала с полки лист бумаги и карандаш, начертила на листе круг с глазом в центре, написала с одной стороны глаза "Да", с другой – "Нет". Затем взяла со стола одну из стоявших там свечей и словно неведомо откуда извлекла иглу с черной нитью. Положила бумагу на пол, рядом поставила свечу и подожгла ее.
- Ева, иди сюда, - голос юного медиума звучал неожиданно тревожно – как если бы она побаивалась делать то, что задумала.
Девочка с фиолетовыми волосами повиновалась. Поднялась со скрипучего стула и, как привидение, проплыла по комнате – под длинной черной юбкой и ног-то не видно, а побледнело дитя действительно как призрак.
Аня в это время устанавливала иглу острием в зрачок нарисованного глаза, держа ее за нитку в вытянутой руке. Когда Ева села на пол напротив, она спросила:
- Ты здесь?
Игла, наклоненная на нити, начала вращаться. Пухлая рука с облупившимся черным лаком на ногтях чуть заметно дрожала – но не двигалась с места. На лицо Ане упала темная спираль волос, но она не смахнула ее – неотрывно следя за движением кусочка металла на нити. А кусочек этот, сделав полный оборот, вдруг остановился напротив слова "Да".
Ева еле слышно, судорожно вздохнула. Медиум выжидающе посмотрела на нее, и она тихо проговорила дрожащими губами:
- Кто моя судьба?... нет, не так… моя судьба – Дима?
Игла начала вращаться. Быстрее, медленнее… как будто какими-то рывками. Словно подчиняясь неведомой силе.
Аня вскрикнула и повалилась на пол без чувств.



***
- Да, так Ева и сказала. Аня проводила сеанс… а потом отключилась. Вскрикнула и отключилась. Ева вызвала скорую, но к ее приезду Аня уже очнулась и повторяла что-то о смерти…
- Ты понимаешь, - Атос поднял на друга покрасневшие глаза, - они ее в психушку упаковать хотят! Понимаешь… она ведь всегда нормальной была… веселой такой, умной… что с ней случилось?
Макбет ответил не сразу. Затянулся ароматной сигариллой и невесело улыбнулся сквозь дым.
- Знаешь, - медленно начал он наконец. – Когда человек заглядывает в бездну, бездна заглядывает в него. Тревожить параллельные миры очень опасно. Никогда не знаешь, что там увидишь… и сможешь ли это пережить.
Атос посмотрел на друга со смешанным выражением интереса и отчаяния.
- Думаешь, она что-то увидела? Будущее? Смерть – чью смерть?... Да блин, ну никогда ж я в эту ее чепуху не верил, ведь говорил ей, не делай этого… не кончится оно добром…
- Не верил, говоришь? А зря… зря, - Макбет покачал головой, и медная прядь упала на лицо. Парень отбросил ее, оставив ароматный окурок дыметь в надбитом блюдце-пепельнице. – Наше неверие только делает нас слабее. Я вот, не верил слухам… как последний дурак… не верил, что любимые и друзья умеют предавать. И что мне это неверие дало? – В серьезных зеленых глазах пробежала тень. Парень вздохнул и кивнул головой. – Извини. А что касается всякой «чепухи», как ты говоришь… так тут неверие тем более против тебя же играет. Только вот что теперь уж… только ждать приходится. Давай выпьем, друг.
Общежитская комнатка вздрогнула звоном бокалов, до половины наполненных золотисто-коричневым ароматным коньяком. Повисла свинцовая тишина. Жизненно необходимо сменить тему.
- Был на выставке того… как его там, ну, художника того, что с Вороной встречался?
- Вертера? – Атос выговорил имя как ругательство, презрительно скривившись. – Да был, был. Мания величия у чувака зашкаливает явно.
- Нуу, это, конечно, есть, - протянул заметно расслабленный напитком Макбет. – Но, по моему мнению, все-таки неплохо он рисует. Хоть я и не фанат такого монолитно-черного искусства, сам знаешь.
- Да оно-то да, рисует он, может, и неплохо, все-таки академию кончал, насколько я слышал… но пафоса в нем аж слишком, знаешь. Ходит как павлин, как будто он король всего мира. И как вспомню, что Ворона чуть из-за него… - Атос скорчил гримасу, как если бы пресловутый Вертер стоял прямо перед ним и должен был сейчас максимально близко познакомиться с его кулаком.
- Зато если бы не тот случай… кто знает, может быть они с Тристаном и не нашли бы друг друга, - задумчиво проговорил Макбет, пуская в паузах дымные кольца. – Как странно устроена жизнь… где горе, там и счастье… а где счастье… там и… - он тяжело вздохнул, - горе.
Из коридора послышался громкий стук в чью-то дверь.
- Ты что здесь делаешь? – испуганно спрашивал мягкий, но громкий девичий голос.
- Я… к тебе пришел, - ответил густой и явно нетрезвый баритон. – Я… люблю тебя. Да, я знаю, я…дурак набитый… прости меня. Не могу я без тебя. Идем со мной.
- Убирайся, Вертер, - девичий голос стал холодным, как стальной клинок. – Убирайся и проспись хорошенько.
- Иди ко мне, Настенька, - прогудел пьяный. Девушка взвизгнула, послышались шаги и стук трости.
- Тебе же сказали – убирайся. Протрезвеешь – поговорим, - вмешался твердый голос юноши.
Началась какая-то возня.
Атос и Макбет, прислушиваясь к отзвукам драмы, разыгравшейся в коридоре, уже догадались, какая картина предстанет их взорам. Открывая дверь, они услышали грохот падающего тела.
Художник лежал на полу, прижимая одну руку к щеке, а во второй сжимая что-то маленькое: вероятно - пуговицу, недостающую на блузке Вороны.
Вертер был пьян вдрызг, и Макбету с Атосом пришлось помочь ему подняться. От недавнего лоска не осталось и следа. Немытые волосы спутаны, кашемировое пальто смято и в пыли, на джинсах и ботинках грязь. Затравленное выражение только что побитой собаки – причем побитой прямо у миски с едой, которую, к тому же, отобрали прямо из-под носа.
Парни повели Вертера к лестнице; он не сопротивлялся, отрешенно глядя перед собой. Только в самом конце коридора повернул голову и крикнул:
- Прощай…
Наблюдая, как высокая фигура неровным шагом удаляется по слякотной дороге, Макбет опустил голову.
- Где счастье, там и горе… параллели.

***

Ева играла на фортепиано до тех пор, пока не заболели пальцы. Глаза жгло, но слез уже не было. Девушка опустила крышку инструмента и бросилась на диван. К Анечке не пустили… ее мама сказала, что она сидит без движения в своей комнате и смотрит в стену… это ужасно. Ева чувствовала себя виновной. Ведь Аня не хотела проводить тот сеанс. А она практически заставила свою лучшую подругу это сделать! И почему? Да потому что, как всегда, запуталась, не могла выбрать из двоих парней.
И сейчас почти не может… но должна.
«Между нами ничего не будет. Я люблю Макса. Извини…»
Пронзительный звон колокола вырвал парня из тяжелого раздумья. Храпящий на диване пьяный отец тяжело застонал и перевернулся на живот, но не проснулся. Орфей протянул руку к телефону и прочел сообщение. Он чувствовал, он не ждал другого. Его глупый порыв стоил ему дружбы и пусть бесцветных, но стабильных отношений. Ни Макбет, ни Аленка его не простят – это точно.
Как всегда, он сам все разрушил. Черт те что, а не жизнь. А ведь он никогда никому не хотел зла… просто иногда отдавался порыву, иногда хотел хоть немного счастья.
Высотка возле старого стадиона… да. Один только шаг, и все. В конце концов, время наступило. Да, это удел трусов. И слабаков. Да, он трусливый слабак, если кто еще не понял! Просто сил больше нет. Смотреть на эти облезлые стены, слышать пьяные стоны, мат и храп отца… Теперь у него нет друзей. В группу он не вернется, даже если Мак возродит ее. Это из-за него, дурака, сорвалось выступление, о котором все они так долго мечтали. Алена его ненавидит – да и он давно уже ничего к ней не чувствует. А чувствовал ли? Просто схватился за возможность вырваться из одиночества. А еще говорят, так делают только девчонки. Отлично, значит он – трусливая слабачка-девчонка. И пусть так и напишут на надгробии. Если таковое вообще будет.
Орфей медленно, будто в полудреме, зашнуровал сапоги, надел пальто, вставил в уши наушники и вышел за порог.



***
Пожарные сирены разорвали в клочья вечернюю тишину. Одноэтажное, похожее на сарай строение, в котором нашла приют «Галерея Альтернативного Искусства», полыхало смрадным огнем. Пожарники быстро погасили пламя, но спасать было уже нечего – выставка под витиеватым названием «Пост-мортем мысли Андрея Вертера» сгорела дотла. От домика остался один обугленный кирпичный скелет. Как же часто электропроводка играет жестокие шутки со старыми сарайчиками на окраине города!
В купе поезда, едущего на север, сидел одинокий пассажир. Долговязый парень лет двадцати пяти, с коротко остриженными темными волосами, то и дело прикладывался к бутылке коньяка. Глубоко посаженные под тяжелым лбом серые глаза смотрели вдаль сквозь грязное окно.
Отец давно предлагал бросить «художественное тунеядство» и присоединиться к нему и брату. Стройка – реальная работа, за которую платят реальные, а главное – постоянные деньги. Как же он будет рад, узнав, что его «непутевый Андрюша» наконец решил взяться за ум!
Перед глазами стоял огонь, медленно пожирающий плоды его больной фантазии, детища одиноких ночей, за которые он заплатил непомерную – а главное, совершенно ненужную цену.
Хорошо все-таки, что в галерее нет сторожа!
Парень поднес жилистую руку к лицу и гадливо скривился: рука все еще пахла бензином.
Колеса отбивали мерный ритм. За окном то и дело проносились фонарные вспышки.

***

Жаль Диму… хороший он, а такая судьба трудная…
Сидя на крыше высотки, на самом краю, с тетрадью на коленях, Ева размышляла. Здесь, на ее любимом месте, в потоках ветра, свободного и легкого на этой головокружительной высоте, мысли наконец стали почти спокойными, но на сердце все равно скребли кошки. Никак не могла она забыть тех леденящих душу слов. «Если бы не я, мама была бы жива…» Для нее это было невыразимо страшно. Ему ведь всего-то восемнадцать… Тогда она готова была отдать собственную жизнь, чтобы только хоть немного облегчить боль этого молчаливого парня с грустными глазами. Тогда она почти любила его. Почти
Когда зашел Макс, она все поняла. Это он – тот, кого она действительно любит. Чистая любовь без примеси жалости. У него хорошая семья, отец-ученый, мать-аптекарь, брат-программист. Он здоров, силен, красив, талантлив. Судьба не была к нему скупа. Но это ведь не значит, что она, Ева, должна «восстанавливать справедливость»? Чувства не совместимы со справедливостью. Она и так принесла Максу боль. Она очень, очень постарается все исправить…если только он ее простит.
Ева раскрыла тетрадь.
Прости за боль, что я принесла.
Ведь я, поверь, не хотела зла…

Она отложила ручку.
Справедливость… а что-то в этом, пожалуй, есть. Как Ворона страдала из-за того старшего художника! Дима рассказал, что она чуть не погибла из-за него – чуть не убила сама себя. Как это страшно… это ведь самый страшный грех! Зато теперь они с Тристаном обручились. Тристан хороший, умный очень, спокойный, и такой талантливый художник. Он еще заткнет за пояс того… как там его.
Тристан тоже много пережил, когда-то рассказывали всякие жуткие истории о нем, о том, как он покалечил ногу. Жаль, конечно, его, наверное, трудно ему… но, в конце концов, он сейчас таким счастливым выглядит, как с Вороной начал встречаться. Да и она тоже цветет прямо.
Говорят, сгорела выставка того художника. Конечно, это уже слишком, ведь каждый художник живет своими картинами. В то, что это могло быть дело рук Тристана, не верится – не такой он. Да и не Вороны… Пожалуй, это просто несчастный случай… жестокая штука – судьба.
За Аню страшно… до чертиков страшно. Что она там увидела? Смерть? Чью смерть? Господи, пожалуйста, пусть она быстрее поправится!
Макс… ты простишь меня, правда?
Прости, что я не могла решить…
Поднявшись на крышу, Орфей со слабым удивлением заметил сидящую на краю фигуру. Когда он узнал эти хрупкие плечи, эти волосы – сердце застучало, как тяжелый молот.
- Ева? – еле слышно позвал он.
Ева, вздрогнув, обернулась. Тетрадь слетела с ее коленей вниз. Девушка машинально потянулась за ней.



***
Идя к дому любимой, Макбет ощущал невнятную тяжесть внутри, переходящую в удушливую панику. Он курил одну сигарету за другой. Роза – точь-в-точь такая, как в тот проклятый день – колола ладонь.
Тьфу ты, нервишки-то совсем ни к черту стали! Она ведь сказала, что любит его, Макса. Что поддалась порыву, пожалела этого несчастного Орфея, поэтому и позволила ему себя поцеловать.
А я настолько люблю ее, что все прощу…
Он был слишком взвинчен, чтобы пройти напрямую, по людным городским улицам. Свернул к стадиону в надежде побродить немного по пустынным дорожкам.
При виде толпы, сгрудившейся возле высотки, и машин милиции и скорой сердце парня необъяснимо сжалось. Макбет никогда не интересовался несчастными случаями и старался поскорее обойти их стороной, но в этот раз словно какая-то непреодолимая сила втащила его в толпу и заставила прорваться до самого места происшествия.
В глазах потемнело.
Она лежала лицом вверх, ее фиолетовые волосы были испачканы кровью.
Рядом – открытая тетрадь.
Прости за боль, что я принесла.
Ведь я, поверь, не хотела зла…
Прости, что я не могла решить…

Эти мелкие буквы с нервным наклоном…
она это сделала из-за меня
Макбет упал на колени и зарыдал, схватив безжизненную руку любимой. Пожилой милиционер скорбно смотрел на него, подав коллеге знак погодить минуту, прежде чем оттащить парня от тела.

***

- Иди ты к черту, Орфей, - отмахнулся Макбет от бывшего друга. Он был пьян. На рукаве его серого с черным узором свитера темнело пятно. Ее кровь. Он не зашел домой после того, как дал показания в участке. Он пошел прямо в бар.
Звонил Атос, сказал, что Аня неожиданно пришла в себя. Предсказание сбылось…
- Отцепись, говорю!
Но Орфей не собирался отцепляться.
- Просто выслушай. Все было совсем не так. Это был несчастный случай…
Макбет уставился в бледное, изможденное лицо друга туманным взглядом.
Орфей начал рассказывать.
О том, как Ева отказала ему. Как он пошел к высотке и поднялся на крышу. Как увидел ее сидящей на краю. Как окликнул ее, как она выронила тетрадь и потянулась за ней, как сорвалась с края прежде, чем он успел подбежать…
Макбет уронил голову на руки. По его лицу текли слезы.
Войдя в бар, Тристан и Ворона уже знали. Они оба были довольно поверхностно знакомы с Евой, но Макбет был их общим другом, и сейчас, увидев его плачущим за старым деревянным столом, оба ощутили жгучую боль. Именно сегодня была их «первая дата», они ровно месяц были вместе. Но теперь их души жег некий стыд за свое маленькое теплое счастье… счастье, которое в этом жестоком мире всегда соседствует с горем.

Сообщение отредактировал Raven_S - 5 Май 2012, 02:26
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
Group Icon SephirothII
сообщение 5 Май 2012, 20:00
Сообщение #3


The Last of the Moderators
Группа: модераторы
Сообщений: 2,172
На портале:
3911д 14ч 40м 43с

Моя галерея
Мой профиль



От другое дело, тема почищена от офтопа и будет чиститься впредь. biggrin.gif А клоунам и трололо придется ограничиться приделами психу дурдома biggrin.gif biggrin.gif biggrin.gif
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
Group Icon Raven_S
сообщение 5 Май 2012, 23:55
Сообщение #4


неофит
Группа: готы
Сообщений: 5
На портале:
0д 3ч 39м 45с

Моя галерея
Мой профиль



Спасибо :)
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
Group Icon mondeslicht
сообщение 6 Май 2012, 12:38
Сообщение #5


тру
Группа: готы
Сообщений: 4,234
На портале:
125д 0ч 35м 5с

Моя галерея
Мой профиль



все персонажи повести - типичное подростковое быдло, ставшее жертвой одного из навязанных маркетологами "мировоззрений" в условиях развития рыночной экономики... весь их "готический мирок" находится исключительно в их черепной коробке и является плодом больного воображения, возникшего в результате депрессивного психоза на фоне нищеты, плохого воспитания, прогуливания школы, спермотоксикоза и чрезмерного употребления алкоголя... по таким, сука, плачет тяжёлый дедов ремень со звездой на бляхе...

P.S. Прошу не удалять сообщение, поскольку оно носит исключительно воспитательный характер и направлено на профилактику дегенератов среди российской молодёжи... Оное произведение может быть рекомендовано подросткам в качестве "примеров в картинках"...

[modetorial] Ок.

Сообщение отредактировал SephirothII - 6 Май 2012, 16:22
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
Group Icon RussianQuaker
сообщение 6 Май 2012, 13:39
Сообщение #6


Dark Energy Raver-Metaler
Группа: готы
Сообщений: 3,626
На портале:
139д 21ч 40м 54с

Моя галерея
Мой профиль



Цитата
- У меня сердце болит… побудь со мной, пожалуйста.
- Мама! Ты всегда так говоришь, когда я куда-то иду… только не в школу


Хм... знакомые какие-то картины. Но троллинг мамаш и их самовнушение вплоть до летального исхода путём латентного самовыпиливания - к готике отношения не имеют :D

-----

А вообще, интересная под конец концепция пошла: один суицид (точнее невоплотившаяся его попытка) повлекла за собой другой суицид.
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
Group Icon SurkovD
сообщение 12 Июнь 2012, 12:16
Сообщение #7


неофит
Группа: гости
Сообщений: 2
На портале:
0д 0ч 8м 14с

Моя галерея
Мой профиль



хочется продолжения
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать

Reply to this topicСоздать новую тему

Collapse

> Похожие темы

Тема Ответы Автор темы Просмотры Последнее действие
Комикс: Ворон. 30 Nexus Nedzumi 32,774 7 Август 2010, 15:41
Последний ответ: Alastor
Фильм "ВОРОН" 100 Techno_Gott 58,612 30 Июль 2008, 16:18
Последний ответ: Damned
Ищу музыку из фильма "Ворон"(1994) 9 Anna Varro 9,402 12 Сентябрь 2007, 05:30
Последний ответ: eol


 




© 2007-2017 GOTHS.RU